Читаем без скачивания Пионерский гамбит - Саша Фишер

Правда, такие мысли в моей голове удержались ненадолго. Я вдруг представил, что в любой момент может произойти обратный обмен. Я вернусь в свое время и свое тело, а Кирилл — в свое. И что, получается, я ему оставлю? Человека с наглухо подорванной репутацией, которому придется все три лагерных смены скользить по территории бесплотной тенью? Без друзей, с дрянной характеристикой, с которой могут не принять в комсомол, а значит потом и в институт или университет поступить не получится. И все из-за того, что мне просто понравилось не отягощать себя лишним излишним общением.

Ну, такое себе.

С уверенностью сказать, что обратный обмен невозможен, я не мог. Почему? Да хотя бы потому, что мне никогда в голову не приходило, что я, взрослый человек из двадцать второго года двадцать первого века вдруг окажусь пацаном в восьмидесятом году двадцатого века. С тетрадкой фантастических рассказов и слабыми сосудами. И еще фиг знает чем, отец выбросил справку, не дав мне ее прочитать.

А значит надо выкинуть из головы мечты о блаженном ничегонеделанье и исправить эту идиотскую ситуацию. Найти виновного и снять с себя все подозрения. Для начала.

А потом…

Потом будет потом.

В свое время так называемая Ленинская комната или «ленинка» была штабом нашего команды КВН нашего курса. Это была просто большая комната на первом этаже нашей общаги, там стояла пара столов, стулья и несколько диванов. В книжных шкафах сохранились артефакты советской эпохи — многотомник трудов Владимира Ильича, какие-то еще идеологически выдержанные тома в серьезных тисненых обложках. Но, насколько я помню, открывали их только когда принимали какое-то количество запрещенного в общаге алкоголя. И читали цитаты на высокоидейном канцелярите, чтобы, ну… чисто поржать.

Сейчас же я наблюдал Ленинскую комнату в полном, так сказать, боевом обвесе. У одной стены на стойке из крашеной в красный фанеры стояли знамена. Большое знамя пионерской дружины лагеря. И восемь маленьких, поменьше — знамена отрядов. Именно сюда бегал кучерявый знаменосец каждое утро, чтобы его взять. И сюда же потом возвращал. Я сидел на стульчике в уголке, ожидая, когда совет соберется, и думал, что у этого кучерявого, должно быть, сильные руки. Знамена были бархатные, древки — серьезные такие деревянные палки. А наверху — стилизованный металлический язык пламени.

Над столом-президиумом висел здоровенный портрет Леонида Ильича Брежнева. Суровый взгляд из-под знаменитых густых бровей. Броня из орденских планок на груди. На соседней стене был информационный стенд с множеством фотографий актуального вождя и текста. Видимо о героических деяниях, свершениях и подвигах. К стенду, затянутому красной тканью, прикреплено множество вымпелов со звездами, языками пламени, серпами и молотами и прочей советской атрибутикой. На длинном стеллаже стояли пионерские барабаны и горны.

«Надо же, прямо алтарь… — подумал я. — Идеологическое место силы, не меньше… Хм. А ведь если задуматься, то прием в пионеры — это вполне так языческая инициация. Как в родо-племенном строе, когда принимали во взрослые члены племени. Красный галстук — кровь. Клятва, опять же…»

— Здравствуйте, товарищи! — Марина Климовна, теперь одетая не в платье, а в парадную пионерскую форму, начала говорить сразу же, как только заняла свое центральное место. — Нам пришлось немного пересмотреть план сегодняшнего заседания и внесли в повестку дня еще один вопрос. С которого мы и начнем. С неприятными вещами нужно разбираться в первую очередь, верно я говорю?

— Да, Марина Климовна, — отозвался совет дружины.

Состав был разношерстный. Присутствовали представители от семи отрядов, от нашего вместе со мной пришла Самцова. Не знаю даже, сама она вызвалась или ее Прохоров назначил. Еще было трое вожатых и трое воспитателей, включая Анну Сергеевну. Елены Евгеньевны не было, видимо, она осталась следить за порядком в отряде.

— Хорошо, тогда предоставляем слово Анне Сергеевне, воспитателю второго отряда, — Марина Климовна поправила пионерский галстук.

Анна Сергеевна поднялась и потянула меня, чтобы я тоже встал. Она толкнула меня в центр комнаты, а сама встала у меня за левым плечом.

— Здравствуйте, товарищи! — сказала она. — Как вы все знаете, у нас на торжественном концерте в честь открытия первой смены произошел инцидент, который чудом не повлек за собой травмы и отравления газом. Мне очень прискорбно это признавать, но виновный оказался из моих подопечных. Вот, полюбуйтесь! Крамской Кирилл. Эта дымовая атака была его рук делом! Поскольку случай вопиющий, то и рассматривать мы его должны на совете дружины.

— Ох, как нехорошо, Крамской, — покачала головой Марина Климовна. — Вообще-то такое называется «террористический акт», и мне даже страшно приступать к разбору этого случая… Но никуда не денешься. Кто хочет высказаться, товарищи?

Поднялись несколько рук. Один вожатый, парень. И четверо детей разного возраста. Понятия не имею, кто и из каких отрядов.

— Может быть, дадим парню слово, и он скажет, чего хотел добиться этим поступком? — сказал вожатый.

— Обязательно дадим, — покивала старшая пионервожатая. — Но сначала мне бы хотелось выслушать, что думает совет дружины.

— Ужасный поступок! — с места вскочила Самцова. — Как тебе не стыдно, Крамской?! Могли пострадать люди, ты сорвал всем выступления, кроме того, твой поступок теперь бросает тень на весь наш отряд! Это ужасно. Сначала ты показался мне хорошим парнем, я даже не думала, что ты способен на такое!

«Белая панама — комаров родная мама», — вспомнил я, глядя на покрасневшее от праведного возмущения скульптурно-идеальное лицо Самцовой.

— Да отправить его домой, и все! — встал толстенький коротышка с коричневым пятном, видимо, от шоклада, на белой футболке. И пятно это он постоянно пытался прикрыть пионерским галстуков. Дергал его каждую секунду, и из-за этого пятно становилось только заметнее. — Наш третий отряд готовил выступление и не выступил. И у меня вот какой вопрос. Если из-за одного вот этого гада у нас сорвалось мероприятие, то почему мы теперь не можем провести представление в другой день? Вместо дискотеки, например?

— Этот вопрос у нас тоже есть в повестке дня, но позже, — сказала Марина Климовна. — Есть у тебя еще что-нибудь по Крамскому?

— Да фашист он! Выгнать из пионеров его надо! — выкрикнул он зло.

— Выбирай выражение, Запольский! — с укоризной, но мне не показалось, что особенно искренней, проговорила старшая пионервожатая.

— Ага, он значит пакостит, травит нас газом, а я потом выражения выбирай! — толстячок гордо приосанился. — Это фашисты газом травили! Этим, как его, хлором. И он тоже взялся травить. Значит фашист он, а не пионер!

— Мы тебя выслушали, Запольский, — покивала Марина Климовна. — Кто еще?

— Можно я скажу? — тихонько проговорила самая младшая девочка. С двумя хвостиками и в ситцевом пышном платьице. Лет