Читаем без скачивания Летние истории - Каваками Миэко

— Она сейчас в поездке с Харуямой. Отправились на какой-то остров, смотреть картины, скульптуры и так далее. Накопили денег на подработках и поехали.

— Я смотрю, они по-прежнему ладят.

— Харуяма отличный парень, — с чувством сказала Макико. — Ему в жизни тоже нелегко пришлось, так что они друг друга понимают. Прям лучшие друзья. Пока еще рано об этом думать, но после выпуска они вроде бы собираются съехаться.

— Надо же, какая любовь! — засмеялась я. — Надеюсь, у них и дальше все будет хорошо.

Закончив разговор, я вернулась в комнату. Кроме меня, здесь никого не было, поэтому не приходилось удивляться, что и небольшие стопки книг, и коробка с распечатками, и кресло-мешок, и вмятины на нем — все осталось на прежних местах. Глазные капли на столе, шторы в пол, коробка, из которой торчит уголок бумажной салфетки. Абсолютно ничего не изменилось. Из моей груди вырвался непроизвольный вздох.

Стоял конец августа. Солнце палило с такой силой, будто стремилось израсходовать всю жару, отпущенную на это лето. Одно и то же лето без конца и края, в котором я варилась не первый год.

Не в силах сосредоточиться на романе, я разглядывала пятна света на занавесках и вспоминала разговор с сестрой. Мидорико, значит, сейчас путешествует. Остров, где много арт-объектов… Может, Наосима или что-то в этом духе. Харуяму, с которым Мидорико встречалась уже два года, я никогда не видела. Но, судя по тому, что Макико назвала его «отличным парнем», а сами они строят планы жить вместе, за племянницу можно порадоваться.

Наверное, сейчас они друг для друга — целый мир, подумала я. Да, выражение подходящее. Дело не в том, что страсть настолько затмила глаза юным влюбленным, что им больше ни до чего нет дела. Скорее это такой период, как бы сказать… когда чувства к партнеру становятся гарантией твоего доверия к миру. Когда вы просто смотрите друг на друга, и мир вокруг наполняется силой и нежностью обещаний, заключенных в ваших взглядах. Когда вы без тени сомнения верите, что всем этим обещаниям суждено сбыться.

Как-то мы разговаривали с Мидорико по телефону, и она в самом деле упоминала о своем избраннике с какой-то дружеской теплотой. Голос у нее был звонкий, бодрый и источал такую радость, что я не могла сдержать улыбки. При всей своей миловидности косметикой и модой Мидорико не увлекалась. Она была девушка необычная, что называется, сильная личность, непохожая на сверстниц. Думаю, в том числе и поэтому отношения у них с Харуямой сложились прямые и искренние.

Я представила, как они не торопясь шагают вдвоем по какой-нибудь обычной улочке и обсуждают что-то, понятное только им. Вскоре силуэт Мидорико превратился в мой собственный. Когда мне было девятнадцать, потом двадцать один, а потом двадцать три, рядом со мной был Нарусэ. Точно так же шел рядом, внимательно меня слушал. Нас связывала та безраздельная близость, та вера друг в друга, которую не смог бы понять никто, кроме нас двоих, но важнее которой не было ничего на свете. Мы с Нарусэ учились в одном классе в старшей школе. Тогда и начались наши отношения, которые продлились шесть лет — вплоть до третьего года моей жизни в Токио.

Я думала, что если когда-нибудь выйду замуж, то только за Нарусэ. Впрочем, мне было не так важно, поженимся мы или нет; в одном я не сомневалась — мы с ним всегда будем вместе. Мы обменялись бессчетным количеством писем, рассказывали друг другу о том, что любим, и о том, чего боимся. В школьные времена мне было обидно до слез, когда подходило время идти в бар мыть посуду и расставаться с Нарусэ. Сколько раз мне в голову приходило, что если бы я выросла в обычной семье, то, наверное, смогла бы после уроков проводить больше времени с любимым… Нарусэ всегда старался меня приободрить — говорил, что мы уже совсем скоро станем взрослыми, что он тоже найдет себе работу и все у нас будет хорошо. Своей любовью к чтению я тоже обязана ему. Он мечтал стать писателем и читал самые разные книги. А я читала то, что писал он, и каждый раз восхищалась его талантом, все больше и больше уверяясь в том, что таким людям, как он, самой природой суждено быть писателями. У нас никогда не кончались темы для разговоров. Мне было неважно, где и что мы делаем, — главное, что мы вместе. Я ни капли не сомневалась в том, что так будет продолжаться всю жизнь.

Однако судьба распорядилась иначе. На третьем году своей жизни в Токио я узнала, что Нарусэ спит с другой девушкой. Причем постоянно. Я была в таком шоке, что устроила ему скандал. В ответ на мой вопрос о том, любит ли он ее, Нарусэ помотал головой. Уставившись в пол, он неохотно пробормотал, что это не имеет отношения к любви и никак не влияет на его чувства ко мне, — просто ему очень нужен секс. Я не нашлась что ответить, и между нами повисло молчание. Дело в том, что к тому времени секса у нас с Нарусэ не было уже давно — больше трех лет.

Я любила Нарусэ. Мне хотелось быть с ним рядом еще много-много лет, разговаривать обо всем на свете, смотреть на одни и те же пейзажи, жить вместе. Только вот заниматься с ним этим мне не нравилось.

Чтобы сделать Нарусэ приятное, я некоторое время пыталась себя превозмочь. Я думала, дело в моей неопытности, в том, что я прилагаю недостаточно усилий. Но привыкнуть я так и не смогла. Физической боли я не ощущала, но каждый раз меня охватывало непонятное, непреодолимое чувство тревоги. Стоило раздеться и лечь в постель, как там, куда падал мой взгляд, например на потолке или в углу комнаты, мне чудились жирные черные спирали, будто намалеванные кем-то в порыве злости. С каждым движением Нарусэ эти отвратительные спирали становились все больше, все ближе ко мне и в конце концов засасывали: было такое чувство, будто некто подкрался сзади и надел мне на голову черный пакет. Время шло, но секс все так же не приносил мне ничего похожего на наслаждение, спокойствие или удовлетворение. Лежа под обнаженным Нарусэ, я чувствовала пронзительное одиночество.

Но объяснить это ему я не могла. Я доверяла ему настолько, что могла рассказать что угодно, он был моим лучшим другом, но говорить с ним о сексе у меня почему-то не получалось. Не то чтобы я боялась, что он меня разлюбит. Скорее я была уверена в том, что это мой долг — удовлетворять потребность своего мужчины в сексе. Никто мне такого не говорил, да и сама я эту мысль никогда не формулировала. Просто в какой-то момент я стала принимать это как должное: если мужчина, которого я люблю, хочет секса, значит, я, как женщина, должна ему это обеспечить.

Однако задача оказалась невыполнимой. Когда Нарусэ входил в меня, весь мир вокруг будто погружался в темноту. От безысходного отчаяния на глазах выступали слезы. Иногда мне в этот момент по-настоящему хотелось умереть. Наверняка со мной что-то не так, думала я, раз секс с любимым человеком приносит мне такие страдания. Я невзначай поспрашивала подружек, но ни у кого из них таких проблем не было. Они могли заниматься сексом хоть по несколько раз в день, и, судя по всему, с удовольствием. Я плохо понимала, о каком желании и наслаждении они говорят. И сделала вывод: у меня это желание, которое другим женщинам кажется само собой разумеющимся, — желание заняться сексом, ощутить внутри себя плоть мужчины, — отсутствует напрочь.

Я понимала то чувство, когда хочется держать человека за руку, быть с ним рядом. Когда мы с Нарусэ говорили друг другу какие-то важные слова, когда проводили время вместе или когда я в очередной раз осознавала, как сильно его люблю, в груди у меня разливалось тепло, которым хотелось поделиться с моим любимым. Но стоило перейти к физиологии, как все мое тело напрягалось и съеживалось. Теплые чувства к любимому мужчине и секс оставались для меня совсем разными вещами, и все мое естество упорно отказывалось их соединять.

Я набрала логин и пароль, чтобы войти на Фейсбук, и кликнула на страничку Нарусэ. Я его больше не любила. И не испытывала ни боли, ни сожалений. Я даже не знала, где он и чем занимается, пока он сам не позвонил мне пять лет назад, через пару месяцев после Великого восточно-японского землетрясения.