Читаем без скачивания Путь Проклятого - Ян Валетов

Подойдя ближе, старик различил голос Бен Яира – низкий и хриплый, полусорванный, но, несмотря на то, что Элезар сипел и даже срывался на визг, он говорил, как вождь, завораживая окружающих его обитателей крепости.

За месяцы осады Иегуда узнал в лицо большинство из них, многих мог назвать по имени, хотя в Мецаде до сегодняшнего дня оставалось не менее десяти сотен людей – женщин, детей, стариков и воинов. Вот только женщин и стариков было гораздо больше, чем тех, кто привык держать в руках оружие. Здесь, вокруг Элезара, собрались все или почти все – огромная, воняющая гарью, потом и страхом толпа: всхлипывающая, растерянная, злая.

Толпа всегда страшна, а испуганная и злая – страшна вдвойне. Она подобна безумцу с мечом в руках – невозможно предсказать, кто и когда падет от его руки. Невозможно предсказать, кого выберет жертвой толпа, но запах крови, готовой пролиться, уже витает в воздухе.

Над людьми, слушавшими речь Элезара, раскинул свои черные крылья Асмодей[21] – Иегуда буквально физически ощущал присутствие смерти – смерти неизбежной, тяжелой и кровавой. Он так и не смог притерпеться к этому запаху, зато научился выделять его из сотен других, маскирующих вонь приближающейся неизбежной кончины. Здесь, на вершине горы, под меркнущим вечерним солнцем, в дыму пожарища, опасность исходила не от вражеских легионов, готовых к последнему штурму, а от этого обгорелого человека с безумными красными глазами демона.

Окружившие его соратники выглядели не так угрожающе – в их лицах и взглядах осталось что-то человеческое. Элезар же казался выгоревшим дотла, и жар, опустошивший его душу, был в тысячи раз горячее, чем пламя, бушующее рядом с толпой.

– Уже давно, храбрые мужи, – прокаркал он, перекрывая и рев пожара, и свист ветра, раздувавшего пламя, – приняли мы решение не быть рабами ни римлян, ни кого бы то ни было, но только Бога…

От напряжения Бен Яир закашлялся, побагровел и обильно сплюнул черным. Горло его было забито гарью и пеплом.

– Ибо только Он один истинный и справедливый Господин над людьми!

Он выпрямился, качнулся навстречу слушателям, и толпа подалась ему навстречу – так стадо слушается малейшего жеста пастуха. Иегуда и сам поймал себя на том, что хрип этого невысокого измученного человека завораживает вернее, чем мелодичное песнопение.

– И сейчас, – просипел Бен Яир с надрывом, сверля воспаленными глазами темнеющее небо, – настало время доказать твердость наших намерений! Не посрамим же себя в этом! Если мы не терпели рабства, когда оно не грозило нам смертью, то перед лицом врага, не знающего пощады, нам ли просить о милости?

Он замер и обвел толпу, застывшую перед ним, немигающим взглядом кобры.

Воины, как и положено, занимали первые ряды. За ними теснились женщины – некоторые из них были окружены детьми, другие держали малышей на руках. Их в Мецаде было немало, многие родились уже во время осады – ведь ничто, даже война, не могло остановить поступь жизни. Сегодня в толпе стояли женщины и на последних месяцах тягости, которым, наверняка, не суждено было увидеть плодов чрева своего. Это тоже было законом войны – победитель не щадил никого. Если враг уничтожен от первого до последнего колена, мстить убийцам будет некому, поэтому из тысячи человек, стоявших на вершине некогда неприступной горы, мало кто надеялся увидеть завтрашний закат.

– Мы восстали первыми! – продолжил Элезар, понизив голос до свистящего шёпота. – Мы последними продолжаем вести борьбу! И ужаснейшее отмщение ожидает нас за наше упорство, если мы попадем в руки римлян живыми! Но живыми они нас не возьмут!

«Вот оно, подумал Иегуда, не испытывая даже малой толики удивления. Я был прав. Как жаль, что я был прав!»

Толпа загудела на низкой басовой ноте, но в ответ на слова Бен Яира не донеслось ни одного возмущенного крика. Недоумение, испуг… да какие угодно эмоции отразились на лицах слушателей! Но никто не крикнул: «Прочь! Да что он говорит!»

– Мы остались свободными по сию пору и милостью Божией нам даровано право уйти свободными! Дарована возможность умереть достойно! Этого были лишены наши сестры и братья, которых враг заставал врасплох! Этого были лишены те, кто попадал в плен, те, кто оставался в осажденных городах, когда туда входили римские легионы! Посмотрите! – он ткнул рукой в пылающую стену, уже не похожую на укрепление. – Вы же видите? Видите? Завтра мы неизбежно попадем плен! Не все, конечно, а только те, кто не сумеет умереть с сражении! Но я знаю – тот, кто останется в живых, позавидует мертвым! Но сегодня! Сегодня у нас есть право свободных людей – право выбора! Право выбрать себе смерть! Славную смерть! Смерть вместе с дорогими нам людьми! И враги не смогут нам помешать сделать это, как бы они не хотели! НЕ СМО-ГУТ! Да, нам уже не одолеть врага в сражении – римлян многие тысячи и им улыбалась удача с самого начала этой войны! Но, может, в том и был Божий замысел?! Может быть, Он и хотел обречь на уничтожение некогда любезный Ему еврейский народ!? И мы сами вынудили Его отвернуться от наших бед и страданий тем, что не слушали его указаний!? Неужели вы думаете, что пламя, которое обратилось на врагов, само повернуло на наши стены? Нет! Нет! Нет! Так решил Он!

Ладони Бен Яира взлетели к небу, словно пытались вцепиться в синь скрюченными грязными пальцами.

Толпа застонала, заплакали дети, раздалось женское всхлипывание.

Иегуда, стоявший чуть в стороне от толпы (так уж получалось в жизни – он всегда стоял чуть в стороне от толпы, и в этом была его сила, а, может быть, и несчастье!), видел всю картину: и застывших вокруг вождя сикариев, и их жен и подруг, и детей со стариками, чьи бороды белели в толпе. И безжалостное солнце, падающее за горизонт сквозь витающий над Мецадой пепел.

Страшен был вечер 14 нисана, по-настоящему страшен! И не было никакого выхода, не было никакой возможности избежать того, что нес с собой горячий, смердящий гарью ветер. Смерть ступила в крепость раньше, чем ее принесли на кончиках копий жестокосердные римляне. Смерть стояла сейчас перед толпой в окружении верных соратников, смерть вещала хриплым сорванным голосом. У неё было крепкое мужское тело, опалённая борода и красные глаза демона, и от нее было не скрыться.

– Это Неназываемый карает нас за преступления против наших соплеменников, и мы понесем наказание! Оно заслужено нами! Но виноваты мы не перед римлянами, нашими злейшими врагами, а перед Богом! Он карает нас заслужено, и кара его не так страшна, как наказание от рук презренных врагов!

Элезар повернулся и вскочил на грубо вытесанную глыбу, лежавшую у стены сарая. Теперь людям надо было задирать головы, чтобы увидеть его.