Читаем без скачивания Убитый манекен : сборник - Станислас-Андре Стееман

Впрочем, сегодня все это не имееет никакого значения. Главное, не дать отвлечь себя от поставленной цели.

— Вы знали, что Лазар и Диана должны были встретиться в день убийства?

— Нет. Откуда я мог?..

— Вернемся к стенографическому отчету о процессе. У них было назначено свидание в гостинице неподалеку от «Жнивья» — в «Ивах». Лазар напрасно прождал Диану до вечера…

— Это он так говорит!

— Нет, — уточнил Лежанвье, сжигая мосты. — Я видел своими глазами записку, несомненно написанную Дианой, где она назначала время — четыре часа. Записку, которую я уничтожил, как я…

— Как вы?.. — с ходу подхватил Билли.

— Как я уничтожил или фальсифицировал другие доказательства, — торжественно заключил Лежанвье. — Благопрятные для Лазара.

Билли утер ладонью взмокший лоб. Может быть, по зрелом размышлении, лучше было отрицать, твердо держаться того, что их с Дианой всегда связывали чисто дружеские отношения? Нет, Лежанвье, раз уж он его заподозрил, спустя двадцать четыре часа все узнает… Но двадцать четыре часа накануне казни, это много! Тут каждый час имеет значение!

— В любом случае, Лазар знает правила игры! — тяжело настаивал Лежанвье. — Будь он и в самом деле виновен, он бы в первую очередь обеспечил себе алиби, хотя бы самое хрупкое… Сейчас я поражаюсь тому, что защитник не обратил на это внимания. Хотя Маршан еще новичок.

— Лазар не мог предвидеть, что повздорит с Дианой, тем более что это плохо обернется! — протестовал Билли. — Он не сверхчеловек!

Лежанвье разглядывал ковер. Не дать отвлечь себя от своей цели…

— Если Диана не пришла в «Ивы», как она первоначально собиралась, судя по написанной ею записке, значит, какое-то непредвиденное событие задержало ее в «Жнивье» в тот вечер! Предположим, вы пытались в который раз вразумить ее? Это ваши собственные слова. Предположим, что для этого вы прибегли к аргументам… осязаемым? Предположим, это вам она угрожала своим «Лилипутом», защищая не свою добродетель, но свободу ею распоряжаться? Предположим, вы выстрелили в нее, прежде чем Лазар и я прибыли на место. Предположим, что вы отправились собирать грибы лишь после убийства…

Билли, бледный как смерть, осушил свой стакан, налил другой?

— Вы опустили только одну деталь, мэтр! Я был примерно в ста пятидесяти метрах от павильона, когда раздались три выстрела…

— Я ничего не забываю, — сказал Лежанвье. — Эти выстрелы — два, а не три — сделал я сам…

— Чтобы восстановить справедливость?

— Именно, — ответил Лежанвье.

Он направился к двери, обернулся перед тем, как толкнуть ее:

— И… Хорошенько запомните следующее, господин Дото! Или я сам погибну послезавтра в пять часов, или справедливость все-таки восторжествует.

Глава четвертая

— Вас ждут? — спросила машинистка, красивая блондинка, щедро демонстрируя полноватые ноги.

— Нет.

— В таком случае, сомневаюсь, что мэтр Маршан сможет вас принять.

— Речь идет об очень срочном деле. Я все утро безуспешно пытался связаться с ним по телефону.

— Мэтр был в провинции. С кем вы разговаривали?

— Какое это имеет значение? С какой-то госпожой Марси или Мерсье…

— Моя коллега. (Прекрасная блондинка сверилась с внушительного вида ежедневником, отодвинула разбросанные бумаги.) Не могу найти никаких следов этих переговоров… Вы сказали, что вас зовут?

— Лежанвье, — ответил Лежанвье, теряя терпение. (Он чуть не добавил: «великий Лежанвье», пожал плечами.) — Посмотрите на меня хорошенько! Вы никогда меня не видели? Вы не узнаете меня?

— То есть… — смешалась блондинка, явно опасаясь допустить промах. — Пройдите сюда, в маленький кабинет. Садитесь и подождите минуту. Я пойду узнаю, сможет ли мэтр Маршан уделить вам время.

«Один год!» — с горечью подумал Лежанвье, оставшись один. — Хватило одного года добровольного ухода от дел, чтобы о нем больше не вспоминали, чтобы он превратился в рядового человека, из тех, кого просят присесть и подождать. Придвигая к себе стул и тяжело опускаясь на него, он вдруг испытал необычное ощущение, что его вычеркнули из мира живых вместе с Лазаром, что приговор, вынесенный тому, означал приговор и для него…

Дверь в кабинет открылась:

— Мэтр Лежанвье, мэтр Маршан сможет вас принять около четырех часов… Если до этого времени у вас есть другие дела…

Другие дела!

Стул отлетел в сторону. Адвокат поднялся, бледный и огромный, похожий на устрашающего робота:

— Посторонитесь-ка, барышня! Я дорогу знаю.

— Но… Но вы не можете!.. Он очень занят…

— Невозможно?

— В чем дело?.. — возмутился мэтр Маршан при виде Лежанвье, распахнувшего обитую дверь его кабинета. — Однако!

Дама зрелых лет, прерванная на полуслове в своих жалобных излияниях, с таким же недоумением взирала на непрошеного гостя, подняв до бровей вуаль, но это было еще не все.

Лежанвье направился прямо к ней, коротко указал на дверь:

— Оставьте нас ненадолго, мадам, прошу вас. Вы вернетесь в другой день. Завтра или послезавтра. Для вас время не так дорого. Благодарю вас.

— Это… это неслыханно! — захлебнулась дама. — Кто вы такой? Что вам угодно? По какому праву вы осмеливаетесь врываться сюда и… и…

Лежанвье перестал ее замечать, перенеся все внимание на Маршана:

— Я верю, что Лазар невиновен. У нас остается лишь несколько часов, чтобы добиться отсрочки казни, назначенной, как вам прекрасно известно, на завтрашнее утро, на пять часов… В интересах вашего же клиента, будьте добры, выведите эту даму и перенесите назначенные встречи.

Мэтр Маршан, высокий и худой, с недоверчивым брюзгливым выражением лица, захлопал глазами за двойными стеклами очков как птица:

— Но, право же, мэтр!.. Несмотря на уважение, которое я к вам питаю как старший…

— Оставьте при себе свое уважение, Маршан, и отошлите клиентов. Каждая минута дорога.

Лежанвье — в эту исключительную минуту ставший снова великим Лежанвье — говорил так уверенно, что ошеломленная дама зрелых лет сама побежала к двери, подняв к самым глазам сумку-чемодан наподобие щита.

— Быстрее, распорядитесь! — настаивал, адвокат, вйдя, что Маршан все еще колеблется. — Каждая минута дорога.

— Хм, — задумчиво протянул защитник, когда Лежанвье завершил свое невероятное признание. — Короче говоря, вы утверждаете, что виновны в лжесвидетельстве, из-за которого моего клиента приговорили к смертной казни?

— Совершенно верно. Я знал, или, по крайней мере, думал, что знаю, о его причастности к убийству, когда, благодаря мне, он был оправдан. Я хотел — из элементарного стремления к справедливости, — чтобы он заплатил за новое преступление, тем более что он пытался обвинить меня самого. Мысль, что, может быть, виноват кто-то третий, кто избежал наказания, пришла мне в голову только позже. Может быть… слишком поздно.

Мэтр Маршан машинально пододвинул своему посетителю коробку гаванских сигар:

— Я понимаю, но обычно вы соображаете много быстрее… Нелепая кончина госпожи Лежанвье и арест моего клиента, его осуждение — события не вчерашнего дня… Как же получилось, что вы не испытывали никаких угрызений совести во время процесса, и вдруг испытываете их сегодня, накануне казни?

Лежанвье сам сотни и сотни раз задавался этим вопросом. Как объяснить Маршану, что после вынесения приговора он словно провалился в пропасть, такую глубокую, что из нее уже не выбраться, и зимовал там подобно раненому зверю?

— Во время процесса страсть ослепляла меня, мэтр. Лазар в самом деле застал меня на месте убийства, но я подозревал, что он расставил мне западню… Сегодня его виновность мне кажется столь же невероятной, как и моя…

— Субъективное предположение, основанное на вашей эмоциональности и угрызениях совести! — заметил Маршан. — Когда вы столь неудачно оказались рядом с трупом госпожи Лежанвье, Лазар попытался шантажировать вас в последний раз… Тот факт, что вы выпустили две пули по окну павильона, чтобы дать запоздалый сигнал тревоги, почти ничего не меняет в картине убийства.

— Помилуйте! Я ведь вложил пистолет Дианы в руку лежащего без сознания Лазара, оставив на нем его отпечатки пальцев…

— А кто вам сказал, что это оружие, упав на пол, не хранило уже этих отпечатков?

— Будь Лазар действительно виновен, он не оставил бы его на виду или позаботился протереть его…

— А кто вам сказал, что он этого не сделал, что вы интуитивно не вернули вещи на свои места? Откровенно говоря, мэтр, если бы приходилось заново пересматривать дело каждый раз, как свидетель испытывает запоздалые угрызения совести…

— Я не просто свидетель, говорю же вам. Я лжесвидетель, виновный в подтасовке улик с целью добиться осуждения обвиняемого!