Читаем без скачивания Нулевое досье - Уильям Гибсон

– Милгрим со Слейтом были в Калифорнии, – сказал Бигенд, усаживаясь за белый икейский столик.

Угол стола, ближе к Холлис, ободрался, и был виден материал, что-то вроде прессованной овсянки. Сама Холлис села на декоративный табурет с пухлой подушкой сиреневого бархата – вероятно, реликт восьмидесятых годов, оставшийся от прежних владельцев.

– Слейт организовал нам возможность взглянуть на прототип тактических штанов. Вокруг них ходили занятные слухи, хотя, когда мы получили снимки и прориси, мы так и не поняли, из-за чего шум. Наши лучшие аналитики сочли, что штаны вовсе не тактические. Что-то для магазинных ниндзя[33].

– Для кого?

– Новое поколение митти[34].

– Теперь совсем ничего не понимаю.

– Молодые люди, которые одеваются так, чтобы их приняли за членов элитных подразделений. Разновидность косплея, на самом деле. Эндемичная. Вообще-то, сейчас многие играют в войнушку. Не играют те, кто правит миром, и молодые, которые всерьез намерены прийти им на смену. Ну и настоящие солдаты, разумеется. Бо́льшая часть остальных – снарягодрочеры. Кто-то больше, кто-то меньше.

– Что, правда есть такое слово?

Бигенд показал зубы.

– Мы поручили команде культурологов опросить солдат, возвращающихся из Ирака. Тогда его впервые и услышали. Разумеется, есть настоящие профессионалы, которым и впрямь нужно тактическое снаряжение. Хотя они обычно не так на нем помешаны. Но нас-то, конечно, интересует именно помешательство.

– Да?

– Маниакальная страсть к не просто качественным, а особенным вещам. Милитари-фетишизм. Семиотика сверхэлитных армейских и полицейских подразделений. Желание обладать этими вещами и через них приобщиться к избранной касте.

– Очень похоже на моду.

– Именно. Штаны, но непременно те самые. Мы не смогли бы искусственно создать столь сильную потребительскую тягу. Это как секс во флаконе.

– Для меня нет.

– Вы женщина.

– Они мечтают быть военными?

– Быть – нет. Мечтают самоидентифицироваться как военные. Хотя бы тайно. Воображать, что их примут за военных. Практически ни один из этих продуктов даже близко не пригоден для заявленного назначения. Что, разумеется, верно и для большей части товаров в традиционном армейско-флотском магазине. Целая вселенная несбыточных мужских фантазий. Однако уровень потребительской мотивации и то, что эти товары зачастую относятся к сектору предметов роскоши и стоят соответственно… Вот это уже новое. Когда мне показали материалы, я ощутил себя нейрохирургом, который видит пациента с полностью обнаженной нервной системой. Все как на ладони. Фантастика.

– И это связано с военными заказами?

– Да, хотя и не просто. По большей части одни и те же производители. Но нашему штатскому покупателю, нашему Уолтеру Митти двадцать первого века, это нужно так же, как моднику в шестьдесят пятом на этой самой улице нужен был блейзер с вырезом до пупа.

– На мой взгляд, это скорее смешно.

– Встречается почти исключительно у мальчиков.

– Почти, – согласилась Холлис, вспомнив цахаловский лифчик Хайди.

– Милгрим и Слейт поехали в Южную Каролину, поскольку были данные, что кто-то близок к заключению контракта с Минобороны. На штаны. Мы сами очень активно этим интересуемся, поэтому решили поближе взглянуть на продукт.

– И кто эти «кто-то»?

– Мы все еще выясняем.

– Я совершенно не представляю вас в этой области. В области военных контрактов.

– Это единственная область легкой промышленности, не пораженная болезнью моды. И значительно более прибыльная. Но одновременно всё, что работает в моде, работает и в военных заказах.

– Ну уж наверняка не всё.

– Больше, чем вы думаете. Военные, если подумать, изобрели понятие бренда. Идею узнаваемой формы. На ней держится вся мировая индустрия моды. Однако люди, чью модель Милгрим сфотографировал и переснял в Южной Каролине, по всей видимости, перевербовали Слейта. И мы имеем, что имеем.

– Что именно?

– Потенциально опасную ситуацию, – твердо ответил он.

– Из-за того, что Слейт ваш личный айтишник?

– Из-за того, что они за люди. Я поручил еще более личному айтишнику приглядывать за Слейтом и за его системами, теми, про которые он мне говорил и про которые не говорил. Как я уже упоминал, мне это не впервой. Так что в нормальных обстоятельствах я бы не беспокоился, по крайней мере так. Но один из этих людей был здесь, в Лондоне. Он следил за вами и Милгримом в Париже при поддержке Слейта.

– Милгрим называл его Фоли.

– Надо полагать, что так называемый Фоли следил и за вами. Существует некоторое перекрытие между двумя группами, которые я упоминал. Настоящими элитными бойцами и магазинными ниндзя. Потенциально проблематичный сегмент на этой конкретной диаграмме Венна.

– Я видела его, – сказала Холлис. – Он спустился за мной в подвал здания, где я…

Она не договорила.

– Где вы встречались с Мередит Овертон. Я вчера попросил Милгрима изложить основное моей сотруднице. Его особенно выбила из колеи встреча с Раушем.

– Меня тоже, хотя Рауша, кажется, она напрягла еще больше. Он решил, вы его проверяете. Рауш на стороне Слейта?

– Вряд ли. Он не настолько быстро соображает. Вы узнали, кто моделирует «Габриэль Хаундс»?

– Нет. Но Мередит Овертон либо знает, либо считает, что может выяснить.

– И что, по-вашему, побудило бы ее либо сказать нам, либо выяснить и сказать нам?

– Она выпустила линию обуви. Предприятие лопнуло, и почти вся партия последнего сезона затерялась.

– Да. Мы сейчас смотрим данные по Овертон. Это была хорошая линия. Предвосхитила лучшие тенденции окрестностей Харадзюку.

– Мередит думает, партия на складе в Сиэтле. В Такоме. Где-то. И уверена, что «Синий муравей» мог бы ее отыскать. В таком случае Мередит сумеет юридически ее вернуть.

– И тогда?

– Тогда она продаст свои туфли через eBay. Как я понимаю, они с тех пор выросли в цене.

– Но главным образом ради стратегии перезапуска. Продажи на eBay привлекут кулхантеров, разожгут интерес.

– Она об этом не говорила.

– И не скажет. Ей нужны рычаги для нового финансирования. Чтобы либо перезапустить линию самой, либо продать теневым брендовикам.

– Кому-кому?

– Теневым брендовикам. Они находят бренды, иногда уже не существующие, с культовой визуализацией или живучим сюжетом, покупают их и начинают выпускать собственный денатурированный продукт под старой маркой. Думаю, имиджевая репутация уличных туфель Мередит оправдывает такую стратегию в интересно малом масштабе.

– Что-то такое вы планируете с «Габриэль Хаундс»?

– Меня больше интересует, что они создали новую эксклюзивность. Куда радикальнее линии «Бёрберри», которую можно купить только в одном конкретном токийском аутлете, но не здесь и не через интернет. Добрая старая географическая эксклюзивность. «Габриэль Хаундс» – нечто иное. Призрачное. Что рассказала вам Овертон?

Холлис вспомнила, как Аджай вонзил лезвие в основание фигурки синего муравья. Тогда, в номере.

– Она знала человека, в колледже моды или около, у которого был знакомый в Чикаго. И считает, что этот знакомый – модельер «Габриэль Хаундс».

– Вы полагаете, она не знает точнее?

– Возможно, не знает. Она сказала, что получает рассылку о забросках «хаундсов».

– Мы предполагали, что существует рассылка. Приложили довольно много усилий, чтобы ее найти. Не нашли.

Холлис взяла с ближайшей полки каталог образцов. Он оказался неожиданно тяжелым, в простой обложке бурого картона, с номером, написанным черным фломастером. Внутри – толстые куски синтетической ткани, странно маслянистые на ощупь, словно образцы шкуры для механических китов.

– Что это?

– Из этого делают «Зодиаки», – ответил Бигенд. – Надувные лодки.

Холлис поставила каталог на полку и решила, что если и заговорит когда-нибудь про «жучка» в статуэтке, то не сейчас.

– Сам Фоли, возможно, и не очень опасен, хотя мы точно не знаем, – сказал Бигенд. – Фантазер, моделирующий одежду для фантазеров. А вот тот, на кого он работает, – там дело хуже. Пока я выяснил значительно меньше, чем хотел бы. Сейчас мне приходится элементарные данные собирать вне «Синего муравья», в обход Слейта и его систем.

– Что значит «опасен»?

– Крайне нежелательное знакомство. И тем более нехорошо, когда они считают вас конкурентами. В итоге нашего небольшого промышленного шпионажа в Южной Каролине Слейт переметнулся на их сторону. И судя по тому немногому, что я сумел выяснить, нас теперь рассматривают как врагов.

– Кто они?

– На каком-то этапе своей жизни они были теми, кем воображает себя новое поколение митти. На что вы смотрите?

– На ваш костюм.

– Мистер Фиш.

– Вы же сказали, его невозможно отыскать.

– Не исключено, что он торгует антикварной мебелью в Калифорнии. Одна из версий. Но я нашел его закройщика.