Читаем без скачивания Цвет твоей крови - Александр Александрович Бушков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А еще я уговорила Грайта пойти купаться, – болтала Алатиэль. – Он в конце концов согласился, хотя поначалу и был против. – Она посмотрела на ехавшего впереди Грайта, фыркнула и понизила голос. – У нас тоже купаются, только женщины у готангов приличия ради обязаны надевать рубахи до колен, не короче платьев, а мужчины – штаны и рубаху из тонкого полотна. А у вас женщины купаются в таких смелых нарядах, просто неприлично… – и продолжала не без гордости: – Но я решилась снять платье и искупаться, когда убедилась, что так ходят все девушки и никто на них не пялится… – Она, лукаво глянув на Грайта, понизила голос почти до шепота: – А знаешь, Грайт, когда увидел, как для купания одеты ваши мужчины, раздеться так и не решился, сидел на песке в одежде, только обувь снял. Вот на него многие посматривали словно бы с насмешкой…
Я невольно фыркнул, вспомнив Ильфа и Петрова, – в самом деле, одетый человек на пляже смотрелся чудаком…
– Он что, и там был одет жрецом? – спросил я.
– Нет, в обычной мужской одежде. Ваш смотритель Тропы сказал, что в том городе волосы, как у Грайта, особого удивления не вызовут – его просто примут за актера или музыканта. Вот только и мне, и ему приходилось перевязывать шею… как это, бинтом, как будто у нас что-то болит. Нужно же было скрыть вигени, вот они вызвали бы нездоровое внимание. Смотритель сказал, что у меня вигень на шее внимание не особенно привлечет, а вот мужчины в вашем коэне украшений на шее не носят… Знаешь что?
– Что?
– Ты только не сердись, вдруг тебе что-то покажется неприятным. Но что делать, такое уж осталось у меня впечатление… Женские платья у вас мне показались… простоватыми, что ли. Нет, они хорошо пошиты и отнюдь не выглядят мешками, но все же простоватые какие-то. Вот ткани мне понравились, иных у нас нет. Я бы охотно носила из них платья. Хотела даже купить в лавках, у нас было достаточно ваших денег, но Грайт категорически запретил, и я в конце концов согласилась, что он прав. Нельзя сюда приносить ничего, чего в нашем коэне нет. Нельзя, чтобы ватаки узнали, что мы умеем ходить по Тропам… потому Грайт приказал Лагу поглубже закопать твою одежду и все, что при тебе было. Там, в глухих местах, никто и не найдет, если не искать специально…
Может обернуться по-разному, подумал я. Не исключено, что пройдет много, очень много времени, и здесь появятся свои археологи, случайно наткнутся на захоронку. Скажем, места эти перестанут быть глухоманью, там примутся строить новый город или еще что-нибудь и при рытье котлована наткнутся. За тысячи лет одежда и сапоги, скорее всего, истлеют, но значки, пуговицы и пряжка ремня сохранятся. А если историческая наука будет на достаточно высоком уровне, ученые без труда определят, что эти загадочные предметы не имеют ничего общего с известными им древними культурами. Особенно если к тому времени Тропы, равно как и умение по ним ходить, будут забыты, закроются, как пересыхают иные реки…
– Последний смотритель мне показывал книги с картинками, – продолжала Алатиэль безмятежно. – И старые тоже. Если по ним судить, в прежние времена женщины у вас одевались гораздо богаче и роскошнее, только платья у них были длинные, как у мужичек, это было чуточку смешно, но я понимаю – везде свои обычаи. Может быть, платья у вас такие оттого, что вы еще не оправились от Великого Мятежа? Смотритель рассказывал и про Великий Мятеж, когда у вас свергли и казнили короля, отобрали у готангов земли, а самих кого казнили, кого прогнали. Была большая война, но готанги проиграли. В голове не укладывается: как мужики и мастеровые смогли управляться со страной без готангов? Стадо без пастуха…
И что я мог ответить девчонке, понятия не имевшей ни о классовой борьбе, ни о марксизме-ленинизме? Смысла нет давать ей уроки политграмоты, если мы с ней – не более чем пассажиры встречных поездов или встречных пароходов. Мимолетный взгляд – и, что греха таить, мимолетное восхищение с моей стороны – и нас навсегда уносят море или рельсы в разные стороны…
– Ну, видишь ли… – сказал я, подыскивая нужные слова. – У нас все было гораздо сложнее. Нашлись, представь себе, готанги, которые отказались от всех привилегий…
– Они и управляли?
– Нет, – сказал я. – Но служили верно… и сейчас служат.
– А сам ты из каких?
– Представь себе, из крестьян, – сказал я. – Правда, отец ушел в город и стал мастеровым, как у вас выражаются…
– И готанг его отпустил? – с искренним изумлением воскликнула Алатиэль. – Не поймал и не вернул? Не заклеймил за побег?
– У нас к этому времени готанги уже не имели такой власти над крестьянами, – ответил я и не стал объяснять, что отец после революции выучился на инженера-железнодорожника, а мать стала фельдшерицей. – Одним словом, мужик мужиком. Тебя это, часом, не коробит?
– Ничуть, – серьезно ответила Алатиэль. – Ты учен грамоте, служишь в порубежниках, командуешь, как я поняла из объяснений Грайта, имеешь право на меч… Скорее уж ты – готанг. Одна из королевских династий в старину произошла как раз от мастерового. Он устроил великий мятеж не хуже вашего, точно так же убил короля и большинство готангов… только потом сам сел на трон, а его ближайшие сподвижники стали готангами. И понемногу все пошло по-прежнему – лестница из сословий, где на ступеньку выше поднимаются лишь в исключительных случаях: особые заслуги на войне, или кто-то становился фаворитом королевы…
Ну конечно, это нам знакомо, подумал я: до теорий о классовой борьбе и единственного верного учения еще не доросли, и вождь победившего мятежа примеряет корону, а сподвижникам
