Читаем без скачивания На Памирах. Записки русской путешественницы. - Ю. Головнина

С перевала берет начало р. Исфайран; вначале неширокая и мелководная, она как-то неожиданно становится чрезвычайно внушительною; ущелье, хотя и остающееся очень глубоким, несколько расширяется вверху, дно его идет крутым уклоном вниз; река же, принимая в себя с гор много маленьких притоков, захватываем все больше места, течет быстрее и, наконец, превращается в непрерывный ряд водопадов.

 Берега и скалы поросли арчею, зеленая вода реки бурлит, ревет и, падая с уступа на уступ, кипит белою пеною, которая водяною пылью поднимается кверху. Для лошадей дорога представляет некоторые затруднения, хотя по сравнению с тем, что было на р. Пшарт, теперь им жаловаться не приходится. За перевалом, каменистая тропинка спускается вниз крутою лестницею с высокими и неровными ступенями. Впрочем, об этой дороге, видимо заботятся и, хотя она не разработана, но тропинка достаточно широка, в местах напоминающих карнизы обложена камнем, а через реку перекинуты трепещущие мостики. По красоте это ущелье не уступает ущельям Пшарта и Мургаба.

Мы заметно спускаемся и, кроме арчи, появились уже береза, рябина, тальник и наконец, тополь. Как наслаждается и отдыхает на этой зелени глаз, поймет. лишь тот, кому подобно нам, довелось пожить в пустынных мъхтах, лишенных растительности.

После впадения в Исфайран р. Кичик-Алай [46], вода в ней теряет свой прозрачный зеленый цвет и становится мутною. Река на время успокаивается, течет, ровнее, спокойнее: уклон стал менее крут.

Проводником нам служит «иллик-баши» с лицом большой обезьяны; взгляд и вся фигура у него до того испуганы, что сразу заметно, как он привык бояться «проезжающих»; глуп он невообразимо, а о расстоянии имеет самые смутные понятия. Мы имели в виду пройти сегодня до урочища Лангар, и он заверял нас, что от того места, где мы остановились закусить, до Лангар 15 верст, что хотя трава там и не растет, зато всегда имеется клевер для проезжающих. На самом же деле мы проехали 20 верст, а до Лангар, по его же словам, оставалось все еще верст 8; клевера, там не оказалось, хотя его и можно заранее заказать волостному старшине.

Мы едем теперь уже, так сказать инкогнито, так как с нашею экскурсиею в необитаемые ущелья Пшарта, благодетельные волостные утеряли наш след, да и сами мы не могли заранее точно определить, ни времени, ни направления нашего пути. Страдать нам от этого приходится однако немного, так как баранов мы до сих пор находили.

 Не всегда достаем молоко, нет также и почетных встреч, но без этого обойтись можно: Проводников наша прислуга схватываешь в первом попавшемся ауле, приказываешь им садиться на лошадь и ехать с нами; едут они безропотно, но обыкновенно верст через 20 похищенный таким образом проводник сходит с лошади, просительно складывает руки на желудке и ждет «таксыра», т. е. мужа; дождавшись, он начинает бормотать что-то по своему: это он просит отпустить его домой. Тем не менее его убеждают ехать дальше; он опять влезает на свою клячонку и трусит за нами. Наиболее сообразительные из них обыкновенно удирают ночью со стоянки, хотя тем самым, конечно, лишаются платы за свой труд. Как проводники, они нам не нужны, так как сбиться с дороги в этой местности нельзя, но они являются необходимыми для рассылок за баранами, дровами и проч.

Караван сильно запоздал; мы решили не ждать его и не расставлять своей юрты, а устроиться на ночь на открытом воздухе, — здесь уже это вполне возможно, так как воздух мягок и тепл; поужинав, мы легли спать, укрывшись от легкого ветра за большим камнем. Спустилась в ущелье ночь, искрясь своими бесчисленными звездами; невидимый еще нам молодой месяц серебрит верхушки скал; река совсем близко шумит, перебрасываясь через камни; изредка позвякивает колокол передового верблюда в проходящем мимо караване, раздается лошадиный топот и опять все затихает; только потрескивает догорающий костер, да пофыркивают наши лошади. Вспоминая «Братьев разбойников» и сцену из «Демона» перед смертью князя, я заснула мертвым сном и проснулась поздним утром, когда солнце уже ярко светило.

14 августа. Следующая ночевка намечена в 40 верстах отсюда, в кишлаке Караул; обитатели его — полукочевые киргизы. По дороге муж охотился на кекликов [47], которые в изобилии встречаются в этой местности. Они издали дают знать о себе своеобразным клохтанием, но найти их нелегко: они так искусно притаиваются за камнями и кустами, оперение их так подходить к окружающей обстановке, что проезжаешь иногда совсем близко, не замечая их; изредка нам удавалось видеть целые табунки, бегающие по дороге и, как куры, роющиеся в пыли и навозе. Убить из них удалось три штуки.

Сегодня Мурза беспрепятственно дает волю своей затаенной страсти к охоте, т. е. даже не к охоте собственно, а к процессу стрельбы: он обыкновенно совершенно неожиданно схватывается с места, несется в карьер кудато в сторону и там выпускает несколько выстрелов в различных направлениях. Возвращаясь; он радостно сообщает, что «ездил стрелить питичку» (пулей из берданки); все это однако совершенно безобидно, и до сих пор на его совести не лежит ни одной птичьей души.

Встречаем довольно много таджиков, едущих из Маргелана. Это племя родственное Персам; тип их несколько напоминает древнееврейский.

Исфайран, затихший было после впадения в него р. Кичи-Алай, за Лангаром опять начинает волноваться, опять мчится круче вниз, перебрасываясь через громадные камни, и вновь превращаясь в ряд водопадов, клокочущих пеною и отливающих всеми цветами радуги в поднимаемой ими водяной пыли; ненадежные, но живописные мостики перекинуты через эти водопады, Н. П. извела весь свой запас фотографических пластинок и если бы их было втрое больше, их все-таки не хватило бы: до того хороша и разнообразна была не только вся картина, но и каждый поворот, каждый отдельный уголок ее. [48] Арча и береза исчезли, их заменили тополь и абрикосы; пахнуло югом, теплом, влажным и душистым воздухом теплиц. Кожа лица и рук теперь уже не пересыхает, как прежде, носы меньше лупятся: если красоты нашей еще не прибавляется, зато и не убавляется более.