Читаем без скачивания Он уже идет - Яков Шехтер

– В духовном мире нет абсолютно точных правил и всегда повторяющихся зависимостей. Мы движемся в нем на ощупь. Надеемся, что если раньше что-то сработало, то должно помочь и в следующий раз. Станем уповать на лучшее, и Всевышний воплотит наши упования.

И вот Самаэль вернулся. Вернулся после стольких лет. И как теперь быть, что делать?

Броха, выслушав рассказ мужа, охнула и, словно в изнеможении, опустилась на скамью. От новости у нее подкосились ноги.

– Теперь понятно, – еле выговорила она, – и почему Стас якобы проговорился, и кто такие новоявленные шинкари. Это все козни демонов, Зяма, они выстроили ловушку, а мы в нее угодили.

– Побегу к ребе Михлу! – вскричал Зяма. – Он спас меня в тот раз, спасет и на этот!

– Но ты же под арестом, тебе нельзя выходить на улицу!

– Плевать! – отрезал Зяма. – Я у демонов в кармане, а это хуже, чем арест.

Дверь открыла ребецн Сора-Броха.

– Раввин обедает, – неприветливо сказала она. – А потом будет отдыхать.

– Мне нужно немедленно увидеть ребе! – вскричал Зяма.

– После сна у раввина урок, потом вечерняя молитва, потом еще один урок. Попробуй поймать его завтра утром в синагоге.

Ребецн вдруг осеклась и смерила Залмана удивленным взглядом.

– А что ты тут делаешь, Зяма? Ты же под домашним арестом!

– Пожалуйста, – умоляюще произнес Залман, – немедленно, умоляю!

Дверь скрипнула, пропуская его вовнутрь. В доме ребе Михла было пасмурно, сквозь щель между задернутыми занавесками с трудом проглядывала полоска серого неба и черный скат крыши соседнего дома. Жизнь раввина протекала в стороне от любопытных глаз, ребецн живой плотиной отгораживала мужа от бурных потоков страстей и бед человеческих.

Ребе Михл обедал. На большом коричневом столе дымилась тарелка борща, а на подносе лежали ломтики аккуратно нарезанного черного хлеба. Раввин оловянной ложкой, зажатой в правой руке, зачерпывал чуть-чуть красной жидкости, медленно, будто раздумывая, стоит ли, подносил ко рту. После каждой ложки он откусывал крошечный кусочек от горбушки, зажатой в левой.

– Еда – это очень важная часть жизни, – часто повторял он, – и относиться к ней следует осторожно и внимательно.

Слова ребе Михла настолько стали частью мировоззрения Зямы, что он давно перестал воспринимать их как чужое и выученное. Это был уже его, Зямы, образ мыслей и стиль поведения. Поэтому, оказавшись перед обедающим раввином, он смущенно остановился у порога, переминаясь с ноги на ногу. Ребе Михл положил ложку и перевел взгляд на гостя.

– Что стряслось, Залман, на тебе лица нет?

– Он вернулся, ребе Михл!

– Кто?

– Демон Самаэль! Приехал под видом следователя из Варшавы. Это он, он заварил эту кашу с незаконной водкой. Пожалуйста, сделайте что-нибудь! Напишите мне камею, дайте лахаш-заклинание – что-нибудь, умоляю, что-нибудь!

Ребе Михл с минуту просидел в полном молчании, словно прислушиваясь к далекому, едва уловимому звуку. Зяма терпеливо ждал.

– Нет, – наконец произнес раввин, – этим уже не помочь, они хорошо подготовились. Обращаться к каббалистическим способам нет смысла, тут демоны сильнее. Нужна простая открытая вера.

– Что вы имеете в виду? – пересохшими от волнения губами едва вымолвил Залман.

– Верить полной верой, что Всевышний добр и всегда помогает своему народу. Верить, что с Небес спускается только хорошее и во всем есть польза. Во всем, даже в мышах под полом.

– И в демонах, ребе?

– Разумеется, и в демонах. Хотя они тебя хорошенько испугали, но повторяю: верь, с Небес спускается только хорошее.

– С Небес, ребе Михл? Не из-под земли?

– Залман, ты меня пугаешь! После стольких лет учения тебе не известно, что демоны тоже слуги Всевышнего?

– Известно-то известно, – с тяжелым вздохом ответил Залман, – читал я об этом. Только в книгах это выглядит совсем иначе, чем в жизни. Объясните, ребе Михл, какая польза от Самаэля? Мне от него лишь беды и нервотрепка!

– Залман, а разве своим семейным счастьем ты не обязан именно ему?

Зяма вздрогнул. Эта мысль до сих пор не приходила ему в голову.

– Какая именно польза, – продолжил раввин, – полностью выясняется лишь после завершения истории. Выстоял человек в испытании – ему открывается правда. А не выстоял – эх…

– Тогда благословите меня, ребе! Чтобы хватило сил выстоять! Честно признаюсь, когда я снова увидел эту рыжую рожу, у меня коленки затряслись.

– Благословение тут не подходит. Нужна молитва.

– А в чем разница?

– Благословение высвобождает уготованное тебе добро, которое из-за каких-то твоих прегрешений не могло спуститься с Небес. А молитва меняет мир. Она может принести совершенно новое, чего не было в небесных планах. А ты выпросил, вымолил, и оно случилось. Молись, Зяма, уповай на милость Небес и молись.

Зяма вышел от ребе Михла обескураженным. Он ожидал действенной помощи, чего-то более вещественного, чем слов о доброте Небес и милости Всевышнего. Стоял слякотный осенний день, темнело быстро, подступало время вечерней молитвы, и Залман потащился в синагогу. Если его поймает полиция, будет чем объяснить нарушение правил ареста.

В синагоге он сел у окна и стал смотреть, как капли дождя ползут по стеклу. Он давно привык к простому уюту молитвенного зала, увесистой глыбе резного шкафа из мореного дуба для хранения свитков Торы, потертым спинкам скамеек. Запах старых книг и свечного воска говорил о длинной спокойной жизни, наполненной до краев упованием на милость Творца и справедливость Его деяний.

Начало темнеть, пришел габай Хаим, зажег свечи, сел на скамью у восточной стены и уткнулся в книгу. Чувство уюта стало почти осязаемым, словно подкладка старого плаща, мягко обнимающего плечи и спину. Желтые дрожащие огоньки свечей и тепло, разливающееся от протопленной печки, углом противостояли сгущавшемуся снаружи сумраку, в котором воображение Зямы чертило образы демона и демоницы, устроивших на него охоту.

Потихоньку стали собираться прихожане. Зяма увидел приказчика Гирша, обрадовался и жестом пригласил сесть рядом. Гирш грузно опустился на скамью, и та жалобно заскрипела. В смоляных завитках его бороды блестели дождевые капли. До начала молитвы оставалось несколько минут, и Зяма быстрым шепотом успел поведать Гиршу о своей беде.

– Я думал, ребе Михл придет мне на помощь, – пожаловался он. – А он лишь проповедь произнес. Мол, нужно искренне верить в доброту Небес и больше молиться. Будто я и без него этого не знаю! Демонов одной молитвой не одолеешь, действия нужны!

Зяма надеялся, что каббалист Гирш вступится за него, как вступился за Шимку, сына шинкаря Пинхаса с пулавской дороги. Но тот лишь недоуменно хмыкнул.

– Даже не знаю, чем тебе помочь, Зяма. Если ребе Михл велел молиться – значит, это единственное, что можно поделать в твоем положении.

Габай поднялся со скамейки и начал громогласно произносить кадиш, возвещающий о начале молитвы. Гирш,