Читаем без скачивания Граница джунглей - Андрей Плеханов

Дом Дикобраза появился скоро, но Выдра не сразу понял, что это такое. Он лишь увидел на поляне дерево с двумя десятками тонких стволов и единой раскидистой кроной, подобное земному баньяну. Только стволы, в отличие от баньяна, не были голыми - их покрывали листья, длинные ветки сплелись между собой, и все это напоминало мохнатый синий цилиндр метров десяти в диаметре. На поляне мирно паслись овцы, привязанные длинными веревками к кольям. На поляне играли дети.

Овцы! Настоящие овцы! И не менее настоящие дети! Выдра распахнул глаза и потер пальцами вики. Видение дрогнуло, стало полупрозрачным, но не пропало. Выдра цапнул пальцами новую порцию листьев, отправил ее в рот и снова закрыл глаза.

Дети радостно бежали к нему со всех сторон, протягивая ручонки и издавая восторженные птичьи трели. Их чумазые рожицы были не вполне человеческими, но все же более земными, чем лица взрослых яхи. В сущности, дети как дети. И овцы как овцы.

– Ты знаешь, что эти ваши уиха - животные с Земли, с нашей планеты? - спросил Выдра. - То есть они из нашего леса, а не из вашего.

– Я не видел уиха в вашем лесу, - ответил голос Дикобраза. - Но ты прав: уиха не такие, как все остальные звери. Когда первые яхи пришли в лес, они привели уиха с собой, чтобы есть их, Тогда с яхи были и другие животные, не только уиха. Но другие умерли, а уиха остались, потому что им понравилась наша трава, а остальным - нет,

– Когда первые яхи пришли в ваш лес?

– Давно. Очень давно. Даже самые древние старики не помнят этого.

– Откуда пришли яхи?

– С неба. Раньше яхи жили на небе, но там было плохо - не было леса, был грязный воздух, было много шума и мало радости. На небе правили жестокие анчанчу, они кричали с утра до вечера, они не любили яхи и жгли их огнем, Поэтому яхи сбежали с неба - ночью, когда было темно. Они стали жить в лесу и вспомнили, что такое радость. Яхи сказали, что никогда больше не будут жечь огонь и есть соль, как на небе. Лес не сразу полюбил яхи, он послал нам шусу и другие болезни, и многие яхи умерли. Но прошло время, и яхи нашли хорошие места, и поняли, что лес - добрый, и научились жить в нем. И стало яхи радостно, и стало у них много детей, и стали они здоровыми. Но злое небо не забыло о яхи. Оно послало жуков с огнем, и те упали с неба, и охотились на нас как на зверей, и убивали, и забрали многих мужчин с собой. Меня тоже.

– Как ты думаешь, где ты находишься сейчас? - спросил Выдра.

– В плохом лесу, А лес - на небе. Анчанчу вернули меня на небо, чтобы убить. Анчанчу плохие. Плохие все, кроме тебя. Поэтому я не убил тебя, Выдра. Я понял, что ты будешь мне другом.

– Откуда ты знаешь, что меня зовут Выдра?

– Ты сам себя так зовешь. Я слышу это.

– А как ты себя зовешь? У тебя есть имя? Конечно, есть. У всех яхи есть имя. Меня зовут Хилати.

– Хилати? На нашем языке «хилата» означает «брат».

– На нашем языке тоже. Наши языки похожи. Я понимаю тебя все лучше и лучше.

– Покажи мне свой дом, Хилати.

– Смотри, Выдра.

Дикобраз, которого Выдра отныне стал называть Хилати, скинул добычу с плеча, подошел к дому, раздвинул ветви, открыл вход и шагнул внутрь. Теперь Выдра мог разглядеть устройство жилища. Внутренние стволы были вырублены, остались только стены из внешних стволов и переплетенных ветвей. Света внутрь дома попадало немного, но свистуна это нисколько не смущало - похоже, он видел в темноте куда лучше, чем обычные люди. Пол был застлан толстым плетеным матом, и на нем сидели две весьма очаровательные женщины. Они улыбнулись, радостно защебетали, и Выдра оторопел в очередной раз.

Глаза у женщин были желтыми, деградантскими, с вертикальными щелями зрачков. Но у них не было клыков. Зубы их выглядели вполне обычно, по-человечески.

– Эй, Хилати, - спросил он Дикобраза почему-то шепотом, словно боясь, что женщины услышат его и обидятся. - А что у них с зубами? Почему они не такие длинные и острые, как у тебя? Они что, не яхи?

– Они мои жены, - не без гордости сказал Хилати, - Красивые, да? Я сам очень красивый, и жены у меня красивые, и дети красивые. А у женщин не бывает таких зубов, как у мужчин. У женщин зубы маленькие - как у анчанчу.

«Половой диморфизм», - подумал Выдра, вспомнив курс биологии. Почему-то в голову его пришли мандрилы - самки у них тоже выглядят скромнее и миролюбивее, чем самцы.

Самки яхи выглядели что надо. Две миниатюрные индейские девушки лет двадцати пяти, с коротко обрезанными волосами, совершенно голые, поднялись на ноги и с веселыми трелями бросились Дикобразу на шею, прижались к нему стройными горячими телами спереди и сзади. Мужской орган Выдры немедленно вскочил по стойке «смирно». Выдра почувствовал, что еще минута, и он испачкает новый спальник…

– Хилати, брат, - едва не заорал он, - пойдем наружу, что-то мне жарко!

– Ты боишься излить семя? - простодушно спросил Дикобраз.

– Да боюсь!

– Hе бойся. Ты не сможешь излить семя в моих жен, и я не смогу, Потому что моих жен больше нет. Их убили. Когда анчанчу забирали меня, жены кричали и дрались, и их сожгли огнем, и четверых моих детей тоже сожгли, и овец тоже. Вот, смотри, что с ними стало.

Картинка сменилась, Хилати оказался на краю поляны. Связанный, он катался по траве и бился в судорогах, пытаясь освободиться от пут. Метрах в пяти от него пятеро анчанчу в синих скафандрах методично, хладнокровно избивали ногами двух женщин. Четыре окровавленных детских тела распластались неподалеку - они казались мертвыми. Один из «жуков» направил ствол черной трубы на жилище Хилати и выстрелил. Пламя охватило живой дом-дерево, взвилось до небес, взметнулись клубы дыма. Анчанчу схватили женщин, избитых до полусмерти, но еще живых, поволокли их к костру и швырнули в огонь. Один из детей пришел в себя приподнялся и громко застонал…

– Хватит! - умоляюще зашептал Выдра. - Хватит, Хилати, не показывай мне это! Я не могу это видеть!

– Почему же? - холодно просвистел Дикобраз, сворачивая душераздирающую картину. - Ты ведь сам анчанчу, Выдра, и ты любишь убивать. Ты пришел сюда, чтобы убить всех яхи, и уже убил одного из нас, задушил его, и убил бы меня, если бы я не поймал тебя первым и не дал тебе листьев. А еще я слышал твои мысли и знаю, что ты убил многих анчанчу…

– Я не убью больше ни одного яхи. И не все анчанчу плохие. То, что делают с вами, - неправильно Нам нужно вырваться отсюда, найти хороших людей и рассказать им обо всем. И тогда все будет хороши.

– Мы не сможем уйти отсюда, все умрем здесь Отсюда нельзя уйти, потому что это место сторожит синий огонь - он сжег двоих яхи, когда они хотели уйти. И ты умрешь, Выдра, потому что ты хорошим человек. А анчанчу убивают хороших - так им велит небо.

– Смерть - лишь ворота, за которыми открываются тайны, - вспомнил Томас слова отца. - Не страшно умереть, Хилати. Страшно, если плохие анчанчу будут дальше убивать вас и жечь огнем ваших жен и детей. Мы должны делать то, что нам нужно делать, - таков наш путь.

– Я опять не понимаю тебя, ты думаешь странно, - Хилати раздраженно стукнул кулаком по пилу. - Я могу взять тебя с собой, увести и спрятать. И, может быть, плохие анчанчу не найдут нас. Они не любят лес, плохо понимают его. Ваш лес большой, мы будем долго прятаться от анчанчу, а потом они уйдут.

– Меня не спрячешь, - Выдра постучал ногтем по телетранслятору на предплечье. - Эта штука покажет плохим людям, где я нахожусь. Она кричит, и анчанчу слышат ее голос.

– Тогда я не знаю, что делать.

– Я тоже, - признался Выдра. - Но еще pаз обещаю, что больше не убью ни одного яхи. Я сделал выбор, брат.

– Йуспаарамассси, - прошепелявил Дикобраз в ответ.

Утро началось как обычно: голос Нортона громко скомандовал подъем, Выдра проснулся и обнаружил, что, мягко говоря, нездоров. Он плохо выспался (полночи проговорил со свистуном), его раны и ушибы и не думали заживать. Бутылка вина, выпитая вечером, тоже не добавила здоровья. Вряд ли Выдра смог бы победить сейчас свистуна обычным образом, в бою без оружия. Но это не имело особого значения, потому что Томас больше не собирался убивать свистунов - ни одного в своей жизни.

– Шеф, я плохо себя чувствую, - сообщил Выдра. - Думаю, сегодня я не смогу пойти на работу. Дайте мне больничный на недельку… нет, лучше на две. Кстати, я не возражаю против госпитализации. Оплата больницы - за мой счет, я не привередливый.

– Уанапаку, сукин сын, вставай немедленно! - рявкнул Нортон так громко, что голову Выдры прошил кинжальный импульс боли. - Ты задолбал меня, Уанапаку, мать твою, своими дурацкими шутками! Неужели ты еще не понял, что отлынивать здесь бесполезно? Мы дали тебе все, что ты просил, ты живёшь как у Христа за пазухой, спишь в хорошей палатке, жрешь и пьешь вволю, доктор к тебе приезжал деньги тебе каждый день капают приличные, а ты все выпендриваешься, треплешь мне нервы! Хочешь всего лишиться? Я тебе это устрою. Даю пять минут на то, чтобы встать и приступить к завтраку, иначе приеду сам, набью морду и выкину тебя на хрен в ближайшую лужу - живи там. Ты понял?