Читаем без скачивания Сделай ставку - и беги, Москва бьет с носка - Семен Данилюк

- Вот она, родимая. Здесь кое-какие дополнительные аргументы... - он повернулся и - осекся. Вера Павловна плакала. Спазм жалости перехватил ее горло. Пытаясь сдержать всхлипы, она беззвучно вздрагивала. Полные слез глаза расширились. "Аргументы у него! - бормотала она. - Ну, дурачок ведь. Юродивый". - Почему, если не как все, так обязательно юродивый? Я осмыслить хочу. Понять, для чего я есмь. Вот вы в детстве о чем мечтали? - Я? Портнихой стать. - А чего не стали?.. Вот так почти все, - бежим от себя. А может, в той, детской мечте и проглядывался смысл Вашего существования? Вы понимаете? Она ничего не понимала. Она просто его не слышала. От волнения она раскраснелась и оттого сделалась вдруг привлекательной. И Антон не мог больше смотреть на нее как на преподавательницу. Была смятенная женщина, которую хотелось утешить.

- Ну не надо. Не надо же! - Антон неловко провел пальцем под ее глазом, желая вытереть стекшую на щеку капельку. И будто тем разрушил плотину. Слезы побежали по лицу, она зарыдала. - Вы, оказывается, красивая, - поразился Антон.

- Да что Вы такое говорите? Какая же я красивая, - не зная, куда спрятать опухающее лицо - которое вот-вот станет от слез совсем некрасивым, она спрятала его на плече замершего Антона. - И потом - поймите, я предала вас. Невольно, но предала. И еще предам. Потому что - семья, и теперь уже пути назад не будет. Простите же, ради Бога, Антон!.. Простите, да?!

Она вскинула голову и натолкнулась на его губы, откровенно ищущие ее губ.

- Да что вы? Как можно? Даже не думайте, - вскинулась Верочка, безуспешно пытаясь отодвинуться. Но вместо этого ее все сильнее вжимало в него. И сильные руки откровенно ощупывали ее.

- Не смейте! Да что вы, с ума сошли? - бормотала она, стараясь вызвать в себе возмущение. - Негрустуев, прекратите. Я ж совсем не за этим. Я - предупредить, извиниться... У меня семья. Муж - командир взвода. Он хороший, только пьет, потому что не выдвигают. Я никогда, вы понимаете...Да прекратите же! Боже! Вы мне годитесь в... племянники.

Она как-то ослабела. И даже с ужасом почувствовала, что губы сами ответили на поцелуй, а тело начало предвкушающе обмякать. Она, конечно, слышала от подруг, что так бывает. И делала вид, что хорошо это знает. Но на самом деле ни разу не испытала ни с мужем-комвзвода, ни еще с одним.

А здесь всё как-то произошло внезапно. Так жалко стало неухоженного этого правдолюба. Так его захотелось утешить и утешиться самой. И - она обмякла.

В конце концов она и пришла за прощением.

* На другое утро Григорий Александрович Суханов, прихватив крамольную тетрадь, отправился в ректорат. Ректор, как и все, побаивался Григория Александровича, а потому с ним дружил. Суханова он принял без очереди, понял всё с полуслова и согласился - "дело надо замять в зародыше". "Идеологические" бури были опасны для всех. Особенно теперь, в смутные перестроечные времена, когда невозможно предугадать, чем всё обернется. Нельзя находиться возле бушующей стихии и не промокнуть. Со временем может подзабыться, ты ли спасал Маркса из волн ревизионизма, от тебя ли спасали, но - то, что подмок, - это останется. Пятно университету будет обеспечено. Ректор приказал немедленно разыскать старшего преподавателя Сергеечева. Разыскивали его десять минут. Еще с полчаса он добирался до ректората. За это время последовали три звонка, перевернувшие ситуацию: из обкома комсомола, райкома партии и комитета партийного контроля. Инстанции были обеспокоены идеологической диверсией студента Негрустуева. Спрятать дело "под сукно" больше не представлялось возможным.

Когда Сергеечев вошел, рассвирепевший ректор задал только один вопрос:

- Ваша работа?!

- Нет, - быстро ответил Сергеечев и тем себя выдал. Насупился.

- Нет, - повторил он, уже иначе, - с дерзостью во взгляде. Как бы говоря: "Да. Но отныне это не обсуждается, потому что ЭТО санкционировано". И всемогущий ректор, перед тем готовый растоптать зарвавшегося преподавателишку, расшифровал этот взгляд и - осекся.

- Что ж, будем назначать комплексную экспертизу. Объективность прежде всего, - отвечая на хмурый взгляд Суханова, ректор удрученно повел плечами. Пальцы его непроизвольно выстукивали по обложке злополучной тетрадки марш энтузиастов.

* История с "диссидентским" рефератом распространилась сначала по университету, затем - словно пожар при распахнувшемся окне, - по городу. В пересказе тетрадка преобразовалась в многотомный труд, а ее содержание стало выглядеть новой философско-экономической теорией, полностью перечеркнувшей постулаты марксизма. Антон Негрустуев вдруг сделался знаменит. На улице его стали останавливать какие-то таинственные бородачи с предложением переправить ТУДА; незнакомые люди, озираясь, подходили пожать руку. Верхом же популярности стал день, когда в тети Пашин подвальчик завалилась известная по городу поэтесса-конформистка Аграфена Беневоленская и - попыталась отдаться.

* Реферат студента юридического факультета Негрустуева обсуждался на совместном заседании кафедр политэкономии и марксизма-ленинизма. Естественно, с приглашением автора.

Антон волновался. Еще и еще раз "вгрызался" в тексты, выверял аргументацию.

Кафедральная профессура тоже готовилась, - все как один внезапно захворали и даже заполучили больничные листы. Но из парткома обзвонили больных и - мигом вылечили. Кафедры собрались в полном составе.

На обсуждение Антон явился в "тройке", сшитой еще к школьному выпускному вечеру, а потому узковатой в плечах. Знакомые преподаватели с Антоном здоровались вполне добродушно, но близко не подходили и кивали издалека, сохраняя дистанцию. Незнакомые разглядывали с неприязненным любопытством. Для них Негрустуев стал человеком, втравившим множество достойных людей в мутное, липкое, с неясными последствиями дельце, - после двух лет перестроечных блужданий государство, опамятав, объявило борьбу с нетрудовыми доходами. Казалось, повторяется сценарий шестидесятых, и мало кто сомневался, что следом начнется привычное идеологическое корчевание.

На обсуждении присутствовал секретарь парткома института, рядом с которым нахохлился Суханов. Через десять минут после начала подъехала секретарь райкома партии Таисия Павловна Долгова. Таисия Павловна выглядела хмуро-неприязненной, а на Антона, которого знала как сына Александры Яковлевны, поглядывала с грустинкой. Как падре, обрекающий на казнь любимое чадо. Верочка забилась в угол, за стеллаж с методической литературой, и - растворилась бы, если бы присутствие ее не выдавало быстрое нервическое постукивание шпильки о пол - в такт сердцу. Заведующие кафедрами с редкой деликатностью переуступали друг другу право вести заседание, но все-таки вынуждены были начать.

- Ну-с, давайте посмотрим, знает ли вообще студент Негрустуев предмет, по поводу которого дерзнул высказаться - столь высокомерно и пафосно, - предложил один из них.

Это был тонкий ход: нерадивый школяр, по малознанию взявшийся судить о сложнейшей материи, - это вам совсем не то, что заматерелый диссидент, посягающий на святое.

- Прошу задавать вопросы.

Вопросы посыпались: как Ленин оценивает Маркса и его экономическое учение? В какой работе Ленин аргументировал такую-то позицию Маркса, а в какой такую-то? В каком программном документе КПСС развивается такой-то тезис Маркса?

Негрустуев неприятно поразил, - грамотно и продуманно ответил на все вопросы.

И в свою очередь дерзко задал встречный вопрос:

- Каким образом свободное развитие общества при коммунизме, о котором говорил Маркс, согласуется с выдвинутым им тезисом "казарменного социализма"?

- Вы что-то окончательно заплутали в дебрях марксизма, - ответили ему - снисходительно. - Теорию трудовых армий (так называемый "казарменный социализм") выдвинул не Маркс и не Энгельс, а Троцкий. А реализовал на практике в виде насильственной коллективизации не кто иной как Сталин. И партия дала этому достойную оценку в таких-то и таких-то программных документах. Так что не стоит ломиться в открытую дверь - эдаким витией. Нужно, юноша, внимательней читать Маркса и глубже вникать в марксизм.

Присутствующие облегченно заулыбались. Но оказалось - читал. И, увы, вникал, сволочь эдакая. Потому что тут же привел цитату из "Манифеста Коммунистической партии". А именно пункт восьмой, где Маркс среди срочных мероприятий, которые надлежит осуществить пролетариату после революции, настаивает на учреждении "промышленной армии, в особенности для земледелия".

- Так это ж совсем в другом смысле надо понимать! Нельзя ж так казуистически, - ответили ему. - Вот что имелось в виду...

- Нет, коллега, позвольте не согласиться. Всё как раз иначе, - внезапно перебил разъяснителя сосед. - Вовсе не в том смысле, о котором вы изволите говорить. Потому что если мы обратимся к "Капиталу", к главе... - При всем уважении, но и Ваша ссылка в данном случае неуместна, - не удержался один из профессоров. - Нельзя подходить к доктрине столь буквально.