Читаем без скачивания Сказания о Русской земле. Книга 3 - Александр Нечволодов

Мы видели, как образовывались многие из русских монастырей. Обыкновенно благочестивый человек, чувствовавший в себе призвание к подвижничеству, удалялся в пустынь – дремучий лес, ставил себе здесь убогую келью и начинал свой подвиг. Скоро к нему стекалось несколько братии, таких же подвижников, рубилась церквица, и возникало общежитие, где все были заняты суровой работой для снискания себе пропитания. Вслед за этим вблизи новой обители начинали селиться крестьяне; образовывались небольшие починки, превращавшиеся мало-помалу в населенные деревни. Правительственная власть всегда охотно шла на поддержку возникавшим обителям и уступала им обширные земли, на которые садились крестьяне и начинали их обрабатывать. Это был один из источников появления земельной собственности у монастырей.

Другим источником были вклады в монастыри, делаемые многими богатыми и благочестивыми людьми на строение души, то есть чтобы в память их после смерти совершались бескровные жертвы на литургиях и производилась раздача милостыни бедным. Вклады эти состояли весьма часто из земельных пожертвований. Таким образом, бедные обители, основанные благочестивыми подвижниками, стали мало-помалу богатеть, и к концу XV века монастыри являлись уже очень крупными земельными собственниками на Руси, и многие из них имели весьма сложное хозяйство. Конечно, иноки, назначаемые для ведения этого хозяйства, отвлекались от чисто монашеской жизни, но зато, владея земельным имуществом, монастыри могли идти навстречу народным нуждам, не отказывать просящим в помощи и кормить в неурожайные годы голодающих.

К воротам монастыря преподобного Иосифа Волоколамского прибыло во время голода до 7000 человек из окрестных сел, прося хлеба. Другие побросали перед монастырем своих голодных детей, а сами разошлись. Иосиф приказал келарю ребят подо брать и содержать в монастырской странноприимнице и взрослым раздавать хлеб. Через несколько дней келарь доложил: ржи нет, и братию кормить нечем; на это Иосиф приказал казначею купить ржи, но тот ответил: «Денег нет». Тогда игумен велел занимать деньги и покупать рожь, а братскую трапезу сократить до крайней скудости. Конечно, подобное отношение монастырей к бедным вполне оправдывало владение ими землей.

П. Селиванов. У обители

Однако среди русского духовенства были и другие взгляды на этот предмет, и на соборе 1503 года по этому поводу был поднят вопрос знаменитым Нилом Сорским, мужем праведным и кротким (в миру Майковым), положившим начало на реке Соре новому на Руси виду монашеского жития, именно скитскому, который состоял в том, что иноки поселялись вдвоем или втроем, питались от плодов собственных рук и поддерживали друг друга в «умном делании», то есть в борьбе с дурными помыслами и страстями, и непрестанной внутренней молитве. Скит, по учению Нила Сорского, мог состоять из нескольких келий, где жило по два или по три пустынника, но затем обитель не имела права владеть землею и казною и даже принимала милостыню лишь в случае крайней нужды. Взгляд Нила на то, что монастыри не должны владеть землею и вообще имуществом, поддерживали и так называемые заволжские старцы, жившие подобно ему в скитах, лесах и болотах.

Против взглядов Нила и заволжских старцев горячо восстал не менее их знаменитый своим подвижничеством Иосиф Волоцкой, который смотрел на монастырь как на прибежище для сирых и голодных, а также как на рассадник властей церковных. «Если у монастырей сел не будет, – говорил Иосиф, – то как честному и благородному человеку постричься? Если не будет честных старцев, то откуда взять на митрополию, или архиепископа, или епископа? Если не будет честных старцев и благородных, то вера поколеблется». Мнение Иосифа превозмогло на соборе, и земли были оставлены монастырям, но спор между приверженцами Нила Сорского и Иосифа Волоцкого, или «осифлянами», как их называли, продолжался еще долгое время среди духовенства.

Как мы говорили, собор 1503 года обратил также свое особое внимание на поднятие нравственности среди духовных лиц, не останавливаясь перед весьма суровыми мерами.

От описываемого же времени до нас дошли в некоторые замечательные поучения священнослужителям. «В церкви разговаривать не давай, – говорится в одном из них, – приноса не приноси на Божий жертвенник от неверных еретиков, развратников, воров, разбойников, грабителей и властителей немилосердных, корчемников, резоимцев (рез – процент), ротников (рота – клятва), клеветников, поклепников, лжепослухов, волхвов, потворников, игрецов, злобников или кто томит челядь свою голодом, и ранами, и наготой. К убогим сиротам, болеет ли кто-нибудь из них или умрет или родит, приходи прежде, чем позовут… Стой на страже день и ночь… Кого изгубишь леностью или нерадением, мука их на тебе взыщется; к троеженцу не входи в дом, разве только будет на одре смертном».

М. Нестеров. Отцы пустынники и жены непорочны

Это поучение показывает, конечно, насколько должны были быть близки отношения приходского священника к его прихожанам и как высшие духовные власти ставили ему в обязанность принимать дары на церковь только от достойных и чистых людей и вместе с тем людей милосердных к своей меньшой братии – слугам и челяди. Тот же взгляд о милосердии к рабам очень определенно высказал Иосиф Волоцкой в послании к одному вельможе: «Слух до меня, господине, дошел… будто велико твое немилосердие и нежалование к рабам и сиротам домашним, теснота, скудость в телесных потребах, голодом тают, наготой страждут… Писание повелевает рабов, как братии, миловать, питать и одевать и о душах их заботиться, научать на всякие добрые дела; если же раб и сироты у тебя в такой тесноте, то не только им нельзя добрых дел делать, но, умирая с голоду, они не могут удержаться от злых обычаев…».

М. Нестеров. Под благовест

Такое истинно христианское отношение духовенства к своей пастве не оставалось, конечно, без самого благотворного влияния на прихожан: имеется известие, что во времена Иоанна III граждане Москвы содержали для погребения странников село Скудельничье, причем у них был трогательный обычай ходить туда в четверть седьмой недели поста (семик), покупать каноны, свечи и молиться об умерших, после чего они засыпали старую яму, наполненную мертвецами, и выкапывали новые; копали и засыпали все, Бога ради, мужчины и женщины.

Заканчивая обзор главнейших событий в жизни Русской земли при Иоанне III и дел, совершенных им лично за свое 43-летнее великое княжение, нам остается помянуть еще одно, которое он сам считал в числе важнейших, начальных, – об именовании русского государя в торжественных случаях, или об его титуле.

Мы видели, что Иоанн продолжал себя называть великим князем, хотя при нем пределы Московского государства расширились уже до великой державы, и что после падения Царьграда и женитьбы его на Софии Фоминичне именно к нему, как к верховному защитнику православной веры, переходило наименование императора.

Мы видели также, что иногда его и величали как императором, так и царем. Однако не в этих новых величественных наименованиях он видел большое начальное дело. Он видел его в выражении «всея Руси» и непременным условием мира с Литвой ставил включение этих слов в перемирную грамоту.

Это требование Иоанна было основано на том, что царский титул русского государя заключает в себе сокращенно всю историю Русской земли и задачи ее верховных властителей, смысл деятельности которых может быть кратко выражен словами: «умиротворение или собирание земель и народов», продолжающееся и неоконченное еще и поныне, так как нет еще до сих пор ни полного собирания, ни совершенного умиротворения.

Самодержец, царь, обладатель, повелитель – все эти наименования, заключающиеся в титуле, сливаются и завершаются в одном слове: «миротворец». На основании этого титул царский и прочитывается, по древнему обычаю, в храме собирания Русской земли – в Успенском соборе в Москве, куда, как известно, перенесены иконы и даже иконостасы из присоединенных городов, а также в областных соборах накануне праздника Рождества Христова, пришедшего водворить мир во всей земле. И это ежегодное чтение царского титула указывает и напоминает всем, что русский государь, расширяя и увеличивая свой титул, является исполнителем Его святой воли, чтобы на земле был мир[10]. Так, несомненно, смотрел Иоанн III на свою задачу, которую Божьим Промыслом он призван был исполнить, и, несомненно, точно так же смотрел на него русский народ, как на Божиею милостию данного ему государя, всем своим подданным в отцов и праотца место поставленного. Отсюда понятна та огромная, неограниченная власть, которую имел Иоанн в своем государстве. Он мог объявить псковским послам: «Разве не волен я, князь великий, в своих детях и в своем княжении», в то время как по смерти Казимира Литовского сын его Александр писал, «что паны радные великого княжества Литовского заблагорассудили оставить его, Александра, в Литве и на Руси для защиты от неприятеля, на то время, пока не выберут великого князя».