Читаем без скачивания Сказания о Русской земле. Книга 3 - Александр Нечволодов

По окончании войны с Литвою ливонские немцы тоже прислали в 1509 году в Москву бить челом о перемирии, которое и было заключено с ними новгородскими и псковскими наместниками на 14 лет.

Таким образом, через четыре года после вступления своего на прародительский престол Василий Иоаннович заставил всех своих соседей встать в такие отношения к Москве, какие он признавал полезными для своего государства.

Вместе с этим он приступил к большому русскому домашнему делу, которое не было еще совершено его предками при собирании земли, а именно к присоединению вольного города Пскова к Московскому государству. Мы видели, какие огромные заслуги имел в своем прошлом Псков, являясь всегда мужественным защитником православия и русской народности против немцев, литовцев и чуди; мы видели также, насколько в более выгодную сторону отличались все псковские порядки от новгородских и как всегда псковичи были верны московским князьям.

Эта огромная заслуга Пскова нашла себе, разумеется, справедливую оценку и в Иоанне III, который, присоединив Новгород, оставил Пскову всю его старину. Но, конечно, небольшая независимая область могла существовать самостоятельно рядом с могущественным Московским государством лишь до тех пор, пока с ее стороны не было дано московскому великому князю повода к изменению ее древних, уже отживших порядков.

Повод этот явился в княжение Василия. На беду Пскова, последнее время его самостоятельности сопровождалось сильными распрями и смутами. Как прежде в Новгороде, так и во Пскове вечем овладела чернь – «худые мужики-вечники»; правосудие упало, лихие люди оставались безнаказанными, и пошло хищение общественных денег, о чем ранее никогда не было слышно; кроме того, псковичи начали ссориться с великокняжеским наместником князем Репнею-Оболенским, присланным к ним в начале 1509 года. Когда осенью того же года Василий Иоаннович прибыл в Новгород, то получил от Оболенского жалобу, что псковичи держат его нечестно. Вслед за этой жалобой прибыли в Новгород псковские посадники и бояре и, поднеся по обычаю дары великому князю, стали в свою очередь жаловаться на Репню-Оболенского. Чтобы разобрать это асао, великий князь отправил во Псков князя Петра Васильевича Великого и дьяка Далматова и приказал им: выслушать порознь князя Оболенского и псковичей, а затем помирить их. Но посланники донесли ему, что псковичи с наместником не мирятся, а просят другого.

Тогда Василий вызвал к себе в Новгород Оболенского и псковских посадников, сам разобрал это дело и, признав, что виновны в нем псковичи, а не его наместник, положил опалу на посадников: он велел их схватить и раздать детям боярским по подворьям. Устрашенные посадники и другие псковичи стали бить челом Василию, что сознают свою вину, и просили, чтобы государь пожаловал отчину свою, Псков, устроил, как ему, государю, Бог известил.

Вид развалин и каменной городской стены в Пскове. Литография И. Селезнева

На это челобитье Василий объявил им через бояр свою волю: «Вечевой колокол свесите, чтобы впредь вечу не быть, а быть во Пскове двум наместникам, и по пригородам быть также наместникам; государь сам хочет быть во Пскове, помолиться Святой Троице и всему указ чинить, как судить наместникам во Пскове и по пригородам…».

Известие об участи посадников привело жителей Пскова в ужас. Они собрали вече и стали думать: «ставить ли щит против государя» и приготовляться к обороне, или, памятуя крестное целование, что нельзя на него поднять рук, подчиниться его воле. Последнее мнение взяло верх. Скоро прибыл во Псков великокняжеский дьяк Третьяк-Далматов, собрал вече и передал на нем требование Василия относительно колокола и наместников. Делать было нечего. Псковичи горько плакали, прощаясь со своими старыми правами, бросались друг другу на шею и обливались слезами, а на рассвете другого дня в последний раз по звону своего колокола собрались на вече и держали Далматову такое слово: «В летописях наших написано, с прадедами, дедами и с отцом великого князя крестное целование положено, что нам, псковичам, от государя своего великого князя, кто бы ни был в Москве, не отойти ни в Литву, ни к немцам; отойдем в Литву, или к немцам, или станем жить сами собой без государя, то на нас гнев Божий, голод, огонь, потоп и нашествие поганых; на государе великом князе тот же обет, какой и на нас, если не станет нас держать в старине; а теперь Бог волен, да государь в своей отчине городе Пскове, и в нас, и в колоколе нашем, а мы прежней присяги своей не хотим изменять и на себя кроволитие принимать, мы на государя рук поднять и в городе запереться не хотим; а хочет государь наш, князь великий, помолиться Живоначальной Троице и побывать в своей отчине во Пскове, то мы своему государю рады всем сердцем, что не погубил нас до конца».

После этой речи, полной достоинства и скорби, вечевой колокол был снят; через несколько дней прибыли во Псков московские воеводы, которые привели жителей к присяге, а затем и сам Василий. Жители вышли ему навстречу за три версты от города и ударили челом в землю. Василий вежливо спросил их о здоровье. «Ты бы государь наш, князь великий, царь всея Руси, здрав был», – отвечали они ему.

После этого Василий поехал помолиться к Святой Троице, а на другой день отдал распоряжение о переводе 300 самых влиятельных семей в Москву. Это было, очевидно, сделано, чтобы предупредить те крамолы, которые так долго шли в Новгороде после присоединения его Иоанном III и окончились только тогда, когда была принята такая же мера – вывод всех влиятельных и недовольных людей в Московские волости.

Действительно, мера эта оказалась очень разумной.

Присоединение Пскова к Москве обошлось без капли крови и без единой казни и не вызвало никакой крамолы в будущем. Василий прожил в городе четыре недели, устраивая в нем новое управление, и выехал в Москву, оставя своими наместниками бояр Григория Морозова и Ивана Челяднина, при дьяке Мисюре Мунехине, а в виде засады или гарнизона – 1000 московских боярских детей и 500 новгородских пищальников.

«Так, – говорит летописец, – исчезла слава псковская». По его мнению, эта беда постигла псковичей «за самоволие и непокорение друг другу, за злые поклепы и лихие дела, за кричанье на вечах; не умели своих домов устраивать, а хотели городом управлять».

Б. Кузнецов. Молитва

Проявив необходимую твердость, чтобы слить Псковскую землю с остальными частями Московского государства, Василий, желая сделать удовольствие псковичам, выбрал из них 12 старост, которые должны были судить вместе с московскими наместниками и тиунами во Пскове и пригородах.

Эти наместники и их пристава ознаменовали себя скоро великими неправдами и хищениями. Когда слух об этом дошел в 1511 году до Василия, то он, как человек высокосправедливый, тотчас же сместил Морозова и Челяднина и прислал князей Петра Великого и Семена Курбского. Умный же дьяк Мисюрь Мунехин, искренно привязавшийся к отчине святой Ольги и принесший ей, как увидим, немало добра, остался в ней до своей смерти, случившейся в 1528 году.

Вечный мир, заключенный между Москвой и Литвой в 1509 году, как и следовало ожидать, продолжался недолго. Начались взаимные жалобы на пограничные обидные действия; вместе с тем Сигизмунд настоятельно требовал, чтобы Василий выдал ему Михаила Глинского. Василий, конечно, на это не соглашался, а Глинский зорко следил из Москвы за всеми действиями Сигизмунда и побуждал великого князя деятельно готовиться к новой войне. Со своей стороны и Сигизмунд употреблял все усилия, чтобы поссорить нас с Крымом и наконец достиг этой цели. В 1510 году знаменитая ханша Нур-Салтан, жена престарелого Менгли-Гирея Крымского, приехала в Московское государство, чтобы навестить своих сыновей от первого брака своего с бывшим казанским царем Ибрагимом – Магмет-Аминя Казанского и Абдыл-Летифа, и была принята Василием с большим почетом. Прожив около года в Казани, Нур-Салтан вернулась в Москву, где прожила шесть месяцев, и рассталась с Василием, уверяя его в глубокой преданности своих сыновей и второго мужа – Менгли-Гирея.

Вероятно, старая ханша была вполне искренна, но за ее отсутствие дела в Крыму сильно изменились. Сигизмунд убедил Менгли-Гирея и его сыновей окончательно перейти на сторону Литвы, обязавшись ежегодно платить хану дань в 15 000 червонцев; за это крымцы без объявления войны должны были произвести внезапное вторжение в наши пределы. Этот тайный договор был приведен в исполнение немедленно: в мае 1512 года огромные полчища крымцев, предводимые сыновьями Менгли-Гирея, появились в Белевских и Одоевских областях, предаваясь всюду неслыханным злодействам. Однако, несмотря на то, что нападение было совершено неожиданно, оно не застало нас врасплох. Полки наши в это время постоянно находились в пограничных областях, только сменяя друг друга по очереди. Знаменитый воевода князь Даниил Щеня, а за ним и другие тотчас же выступили против татар, и последние, успев опустошить одну только Рязанскую землю, не замедлили поспешить уйти в Крым.