Читаем без скачивания Венеция Казановы - Сергей Нечаев

Это была тюрьма Пьомби. Она, как мы уже знаем, располагалась в самом Дворце дожей. Как ни странно, содержать преступников в непосредственной близости от самого сердца государства в те времена считалось идеологически правильным. Тюрьма находилась прямо под крышей, крытой листовым свинцом (отсюда ее название: слово «piombi» переводится с итальянского как «свинцовые листы»).

Валери («Исторические и литературные путешествия в Италию в 1826, 1827 и 1828 годах»):

«Потеря свободы — это старейшее и наибольшее из несчастий, а посему истории пленников представляют наибольший интерес. Венецианец Казанова, пленник Пьомби, — один из первых героев подобных историй, и он отбросил чтение трактата «Утешения» Боэция, так как не нашел в нем ни малейшего способа побега. Я видел окно, через которое он совершил свой такой дерзкий побег, оно находилось в помещении, заполненном грациозными голубями с площади Сан-Марко… Тюрьмы Венеции, предмет стольких пафосных заявлений, были к концу Республики изношены, как и все остальное. Это почти как во Франции, где Бастилия оказалась не мощнее самой монархии. Тюрьма Пьомби была создана позже знаменитых Колодцев, выглядящих очень сурово, ее крыша была выполнена из свинца, и в ней заключенные проводили время без особого вреда для своего здоровья, даже если заключение и длилось десяток лет. Там были воздушные потоки, достаточные для сглаживания воздействия жары. Ховард, компетентный судья, уже признал благоприятные для здоровья условия тюрем Венеции; ни одного заключенного там не заковывали в цепи, а это по-своему уникально в истории пленников; и если кто-то и был приговорен к пожизненному заключению, так это потому, что смертная казнь в Венеции применялась крайне редко. Страшная тюрьма Пьомби сейчас представляет собой прекрасные апартаменты (в Италии апартаменты на верхних этажах всегда более востребованы)… Тюрьма Пьомби раньше имела несколько этажей, два из которых существуют и поныне; я прошел по бывшим камерам (восемь из них находятся на уровне двора Дворца дожей, а девять расположены выше); некоторые из них еще имеют доски на полу, защищающие от сырости, и старые деревянные кровати».

Не правда ли, весьма интересное свидетельство? Процитированный выше Антуан-Клод Пакен, писавший под псевдонимом Валери, рассказывает о своих впечатлениях от тюрьмы Пьомби, полученных во время путешествия в Италию в 1826–1828 годах. Возможно, ему и в самом деле показалось, что условия там были «благоприятными для здоровья». Впрочем, согласиться с этим автором сложно. Все-таки тюрьма — это не санаторий, даже если там и не заковывают в цепи.

Принц Шарль-Жозеф де Линь, хорошо знакомый с Казановой, называет Пьомби «страшной и бесчеловечной тюрьмой». Многие разделяют это мнение.

Анж-Анри Блаз де Бюри («Воспоминания и рассказы о военных действиях Австрии»):

«Камеры или, вернее, деревянные бараки, которые назывались piombi, были наихудшим из того, что Государственная инквизиция могла предложить для своих жертв. В них содержали заключенных, совершивших преступления, о которых никто не должен был знать; к их числу принадлежал и Казанова. Посещали ли вы тюрьмы Венеции, проходили ли по лабиринтам их коридоров, винтовым лестницам, камерам; спускались ли в мрачные колодцы, в которые не проникали лучи солнечного света, и даже вызывало сомнение, что хотя бы души брошенных сюда несчастных смогут когда-либо выбраться отсюда после их смерти? Шесть футов в ширину, примерно столько же в высоту — такими были эти гранитные гробы, где человек мог дышать, но не имел достаточно пространства, чтобы от отчаяния размозжить себе голову об стену».

Конечно, Пьомби, находившаяся наверху, и «колодцы», находившиеся внизу, — это не одно и то же.

Поль де Мюссе («Живописное путешествие в Италию»):

«Свинцы» Дворца дожей не были так ужасны, как «колодцы». Там хватало света; воздух был чистым, и если бы турист поднялся по лестнице, которая вела наверх, зимой или в начале весны, он увидел бы там вполне пригодные для жилья мансарды. Но вот летом свинцовая крыша, нагретая солнцем, поднимала температуру на уровень, превышающий температуру человеческой крови. Комары проникали туда тысячами, и их невыносимые укусы не давали ни секунды покоя несчастным, запертым в одиночных камерах. Жестокий Совет Десяти обычно отправлял заключенных под крышу в самое жаркое время года, а когда наступала осень, их спускали в подвал. Знаменитый Казанова оказался единственным, кто смог бежать из «свинцов» Венеции».

Как видим, процитированные авторы и тюрьму Пьомби находят ужасной, но «колодцы» были, конечно же, несравненно страшнее. Впрочем, все тот же Антуан Клод Пакен (Валери) и тут имеет свое мнение и даже пытается философствовать.

Валери («Исторические и литературные путешествия в Италию в 1826, 1827 и 1828 годах»):

«Вполне возможно, что «колодцы» Венеции не были самыми страшными темницами того времени: каждая эпоха, каждый режим имеет свои тюрьмы, и они являются составной частью цивилизации».

Казанове повезло, и он не попал в «колодцы». Но и в Пьомби заключенному Казанове его положение показалось кошмарным. Камера, в которой он оказался, была всего в полтора метра высотой, так что рослому человеку, чтобы стоять, приходилось низко наклонять голову. Зашитое железной решеткой окно было чуть больше полуметра в квадрате, однако достаточного освещения оно практически не давало, так как перед самым окном торчал конец громадной деревянной балки, выходившей из стены здания и не пропускавшей свет. Из-за свинцовой кровли в камере стояла невыносимая жара. Ни кровати, ни стола, ни стула, естественно, не было. Имелся лишь грязный горшок на полу для отправления естественных надобностей да небольшая деревянная полка у стены.

Только теперь Казанова понял, как опрометчиво он поступил, не воспользовавшись советом своего благодетеля господина Брагадина.

Джакомо Казанова («История моей жизни»):

«Жара стояла необычайная. Все существо мое пребывало в изумлении, и я отошел к решетке — единственному месту, где мог я облокотиться и отдохнуть; слухового окна мне видно не было, но виден был освещенный чердак и разгуливающие по нему крысы, жирные, как кролики. Мерзкие животные, самый вид которых был мне отвратителен, подходили, не выказывая ни малейшего страха… Впав в глубочайшую задумчивость, я простоял неподвижно восемь часов кряду, не шевелясь, не произнося ни звука и по-прежнему облокотившись на решетку».

Жюльетта Бенцони («Три господина ночи»):

«Оказаться в июле в венецианской тюрьме, да еще под самой крышей, для узника было примерно то же самое, что попасть в пекло. Свинцовые листы кровли впитывали жар и с утроенной силой отдавали его, делая почти нестерпимым. Камера, в которой заперли Джакомо, была практически лишена освещения. Скудный свет попадал в нее лишь через маленькое отверстие в двери. Другая, еще более узкая дверь вела из камеры на чердак без окон, где были свалены кучи отбросов. Каждый день сторож засовывал туда пленника на то время, пока убирал его камеру».