Читаем без скачивания Венеция Казановы - Сергей Нечаев

Беглецам повезло. Никого не увидев и сами никем не замеченные, они пересекли Пьяццетту с ее двумя гранитными колоннами, ввалились в первую попавшуюся гондолу и приказали немедленно отплывать. Гондольеры, не задавая лишних вопросов (за деньги они и сейчас готовы плыть хоть в Англию), помчали клиентов по каналу Джудекка.

Джакомо Казанова («История моей жизни»):

«Гондольеры мои пустились мощно раздвигать воды большого канала Джудекка: через него можно было попасть и в Фузину, и в Местре — именно туда-то мне и было нужно».

Фузина и Местре — это континентальные пригороды Венеции. В Фузине сейчас размещаются алюминиевые заводы, в Местре — железнодорожные мастерские и нефтеперерабатывающие заводы. Фузина находится на западе от канала Джудекка, примерно в шести километрах от площади Сан-Марко, Местре — на северо-западе, всего примерно в десяти километрах от площади Сан-Марко и в четырех километрах от побережья Венецианской лагуны.

— В Местре мы будем через три четверти часа! — крикнул один из гондольеров. — Вода и ветер помогают нам!

Описать чувства Казановы в этот момент лучше, чем он сам, не сможет никто.

Джакомо Казанова («История моей жизни»):

«И тут оглянулся я назад, на прекрасный канал, и, не заметив на нем ни единой лодки, восхитился замечательнейшим из дней, какого только можно пожелать, первыми лучами дивного солнца, что поднималось из-за горизонта, двумя молодыми гондольерами, что сильно и мощно гнали лодку вперед; еще я подумал о том, какую провел страшную ночь, и о том, где находился накануне, и душа моя исполнилась любви и вознеслась к милосердному Богу; настолько я был потрясен силою своей благодарности и умиления, что внезапно сердце мое, задыхаясь от избытка счастья, нашло себе путь к облегчению в обильных слезах. Я рыдал, я плакал, как дитя».

Вскоре беглецы были в Местре. На почте лошадей не оказалось, однако в трактире делла Кампана не было недостатка в извозчиках. Казанова быстро договорился с возницей, дал ему столько, сколько тот запросил, и велел через час с четвертью быть в Тревизо, городе, находящемся в двадцати километрах к северу от Местре.

Так в тридцать один год Джакомо Казанова снова стал свободным человеком, но уже с репутацией политического эмигранта.

Филипп Соллерс («Казанова Великолепный»):

«Каза просидел в Пьомби с конца июля 1755 года по 1 ноября 1756-го. Больше пятнадцати месяцев. Пять сезонов в аду. Это тяжкое испытание, как физическое, так и моральное».

Ален Бюизин («Казанова»):

«Этот побег столь невероятен, что некоторые сильно сомневались в его подлинности. Действительно, он состоит из целой череды невероятных чудес и невозможных совпадений. Даже при жизни Казановы, в 1789 году, его рассказ о побеге из Пьомби, переведенный на немецкий язык, был подвергнут сомнению одним критиком из Йены. Впоследствии, по меньшей мере, три великих казановиста — аббат Фулино, венецианец, опубликовавший, однако, большинство документов, касавшихся осуждения Казановы инквизиторами и его тюремного заключения, доктор Гед и Густав Гугиц — утверждали, что Джакомо был всего лишь лжецом, сочинителем, похвалявшимся побегом, который он выдумал на пустом месте. На самом деле, в венецианских архивах было обнаружено столько документов, подтверждающих его рассказ, что отрицать его уже невозможно. Например, нам известно, что Лоренцо Басадонна, тюремщик из Пьомби, был приговорен к десяти годам «колодцев», в частности, за то, что плохо справлялся со своими обязанностями и допустил побег. Были даже обнаружены счета за ремонт в исправление ущерба, причиненного беглецами. Они поступили от плотника и стекольщика. Первый заделал дыру, через которую они сбежали, и смастерил новую дверь, а второй вставил новую решетку в чердачное окошечко. Два венецианца, живших в то время, Бенинья и Градениго, отразили в своих дневниковых записях за 1 ноября 1756 года побег Казановы и Бальби».

Филипп Соллерс («Казанова Великолепный»):

«Все, что он рассказывает, — чистая правда: у нас есть счета тюремщика с расходами на питание узника».

Как бы то ни было, побег Казановы из тюрьмы наделал много шума в Европе и принес герою-авантюристу широкую известность.

Сейчас, кстати, любой турист может заказать во Дворце дожей специальную экскурсию, и его проведут от камеры, где сидел Казанова, по маршруту, которым 1 ноября 1756 года он выбрался сначала на крышу (на нее, естественно, не пускают), а затем на свободу. Если выбрать так называемый «Тайный маршрут», можно посмотреть комнаты для допросов, камеру пыток и темницы.

1774–1783

5 января 1757 года Джакомо Казанова уже был в Париже. Потом была тайная миссия в Дюнкерк, поездка в Голландию по финансовым делам; потом — Германия и Швейцария; встреча с Вольтером; встреча в Риме с папой Климентом III; поездки по Италии, дуэли, обвинения в мошенничестве и тяжелая болезнь; встреча в Петербурге с Екатериной II, а в Варшаве — со Станиславом Августом II; путешествие по Германии; высылка за шулерство из Вены; потом — Испания, Мадрид, Барселона; высылка из Флоренции…

На это у Казановы ушло шестнадцать лет жизни — самых интересных и самых насыщенных всевозможными событиями. В 1772–1774 годах Казанова жил в Триесте и занимался литературным трудом.

Шарль-Жозеф де Линь («Литературный и исторический сборник»):

«Стоит заметить, что Казанова в течение шестнадцати лет, что он мотался по миру, никогда не имел ни паспорта, ни векселя, ни рекомендательного письма».

Джакомо Казанова («История моей жизни»):

«Утомившись кружить по Европе, решился я испросить помилования у венецианских Государственных инквизиторов. В рассуждении этого обосновался я в Триесте и через два года помилование получил. То было 14 сентября 1774 года. Въезд мой в Венецию по прошествии девятнадцати лет доставил мне наслаждение и стал прекраснейшей минутой моей жизни».

Ален Бюизин («Казанова»):

«Какое счастье испытал Джакомо Казанова, когда 10 сентября 1774 года господин Марко ди Монти, консул Венеции в Триесте, сообщил ему, что он наконец-то может вернуться в родной город, и вручил ему долгожданную охранную грамоту, подписанную 3 сентября, после многих месяцев колебаний и обсуждений, тремя инквизиторами — Франческо Гримани, Франческо-Джованни Сагредо и Аоло Бембо, «дабы он мог беспрепятственно перемещаться вперед и назад, останавливаться и возвращаться и общаться с кем угодно, не подвергаясь никаким обидам» на всей территории Венецианской республики».