Читаем без скачивания Черчилль: Частная жизнь - Дмитрий Медведев

Даже в преклонном возрасте сэр Уинстон будет не против прокатиться верхом. Весной 1948 года его загородный дом Чартвелл посетит директор голландского цирка Ян Ван Леер. Он лишь захочет продемонстрировать великому политику таланты своих дрессированных лошадей, но не тут-то было. Понаблюдав некоторое время за благородными животными, 73-летний Черчилль сам сядет на белую лошадь Сальве и, сделав с ней несколько туров вальса, прокатится коротким галопом по парку, вызвав восторженные аплодисменты присутствующих. [336]

Конечно, поездки верхом не всегда заканчивались столь безобидно. В 1895 году, в годы кавалерийской юности, во время участия в одном из забегов лошадь Уинстона неожиданно засбоила.

– Я хорошенько ее пришпорил, но она резко накренилась и с грохотом рухнула на землю. Мне просто чудом удалось избежать перелома ноги. [337]

18 апреля 1922 года во время игры в поло с герцогом Вестминстерским Уинстон упадет с лошади, неожиданно вставшей на дыбы, как раз в тот момент, когда он, слезая с седла, станет перебрасывать ногу через ее шею. Позже Уинстон признается своему близкому другу Ф. Е. Смиту:

– Еще никогда я не испытывал при падении столь резкой боли. [338]

В 1949 году семидесятичетырехлетний сэр Уинстон примется лично разводить скаковых лошадей. Эта затея не понравится его жене Клементине. Одному из своих старых друзей она признается:

– Если честно, я не нахожу в этом ничего безумно привлекательного. [339]

К тому времени они прожили вместе уже свыше сорока лет, и Клемми как нельзя лучше знала характер своего мужа. Уинстон всегда много тратил, и идея с разведением лошадей могла обернуться финансовым крахом для семейства Черчиллей, у которых и без того было весьма затруднительное материальное положение.

Несмотря на возражения своей жены, Уинстон останется непреклонен. Весной 1949 года по совету любимого зятя Кристофера Соамса он купит своего первого французского скакуна – трехлетнего Колониста Второго. Перед первым забегом Черчилль и его близкие друзья будут очень нервничать, невольно спрашивая себя:

– Как себя покажет новый жеребец, не произойдет ли какого-нибудь казуса?

К счастью, все пройдет на ура. Колонист Второй сразу вырвется вперед, не оставив своим соперникам ни малейшего шанса на победу. Зрители, наблюдавшие за этим, восторженно скандировали:

– Уинни! Победа!

Как заметит лорд Дерби:

– Теперь, скорее всего, новым лозунгом тори станет: «Консерваторы и Колонист». [340]

После успеха с Колонистом Вторым Уинстон продолжит покупать новых лошадей. Он пригласит известного дрессировщика Вальтера Найтингла для работы со своими питомцами.

За пятнадцатилетнюю карьеру коневода через конюшню Черчилля пройдет 12 конематок и свыше сорока скаковых лошадей. Всего его любимцами будут одержаны свыше семидесяти побед на самых различных турнирах Ирландии, Австрии, Франции, США и конечно же Великобритании. Любимой же лошадью Уинстона навсегда останется Колонист Второй, выигравший за свою трехлетнюю скаковую карьеру тринадцать соревнований. В память о своем любимце он попросит известного художника Рауля Миллеса, специализировавшегося на изображении лошадей и охотничьих собак, нарисовать портрет Колониста Второго. Эту картину можно и сегодня увидеть в гостиной загородного дома Черчиллей в Чартвелле.

В 1964 году восьмидесятилетний Черчилль, перенесший к тому времени несколько тяжелых инсультов и два обширных инфаркта, будет вынужден оставить большой спорт и навсегда прекратит посещать ипподромы и собственные конюшни. Прощаясь с дрессировщиком своих лошадей, Уинстон меланхолично произнесет:

– Мне очень грустно, что я вынужден завершить свою скаковую деятельность по причине слабого здоровья, не позволяющего посещать ни скачки, ни конюшни.

Затем сделает продолжительную паузу, глубоко вздохнет и продолжит:

– Я мысленно возвращаюсь в весну 1949 года, когда Кристофер убедил меня купить Колониста. Не каждому человеку суждено в семьдесят пять лет начать карьеру коневода и получить от этого столько удовольствия. [341]

Джентльмен с сигарой

В курительную комнату палаты общин вошел грузный пожилой джентльмен лет семидесяти пяти. Степенно усевшись в темно-зеленое кожаное кресло, он принялся раскуривать большую кубинскую сигару, которую достал из левого кармана своего пиджака. Сделав несколько неглубоких затяжек, он огляделся вокруг. Все посетители курительной комнаты с чувством глубокого почтения смотрели на него. Пред ними сидел человек-легенда – сэр Уинстон Черчилль. Проворчав что-то про себя, Черчилль обратился к своему соседу, молодому депутату, недавно избранному в нижнюю палату парламента:

– Молодой человек, мне кажется, вы иногда задумывались над тем, какая чертовщина заставила меня пойти в политику.

– Конечно, сэр.

– Честолюбие, молодой человек! Абсолютное, голое честолюбие! [342]

Власть и сигары станут основными атрибутами великого англичанина. По крайней мере, он сам верил в это и хотел, чтобы в это поверили и другие. Со временем его имя станет культовым – как в политике, так и в сигарном бизнесе. Но если с честолюбием Черчилля все более или менее определенно, то значение сигар до сих пор часто недооценивают. Какую же роль играли «гаваны» в его жизни?

Как и большинство людей, неравнодушных к курению, Уинстон начнет баловаться табаком еще в детские годы, учась в привилегированной частной школе Хэрроу. Его родители без особого энтузиазма отнесутся к новому увлечению своего сына. Пытаясь убедить Уинстона бросить курить, леди Рандольф сошлется на его непрезентабельную внешность:

– Если бы ты только знал, как смешно и глупо ты выглядишь с сигаретой во рту.

Увидев, что это не возымело должного воздействия, Дженни решит подкупить своего старшего сына:

– Я уговорю папу купить тебе пони и ружье. [343]

Она не ошиблась. Выше уже говорилось об увлечении Черчилля лошадьми. Оружие также было не меньшей страстью молодого аристократа. Почти сразу же после поступления в Хэрроу Уинстон запишется в стрелковый кружок «Rifle Corps», основанный при школе в 1859 году. Однажды своей матери он признается:

– Что ни говори, но пистолет – это самая лучшая вещь на свете. [344]

И сегодня гордость черчиллевского музея, расположенного в ста метрах от лондонского Уайтхолла, составляют четыре личные вещи великого англичанина – три пистолета и одно ружье.

На просьбы своей матери Уинстон ответит по всем законам дипломатии, не забыв оставить себе место для маневра:

– Хорошо, я обещаю всенепременно бросить курить, но только на полгода. [345]

Трудно сказать, выполнил ли Черчилль свое обещание, – определенно известно только одно: спустя некоторое время он снова будет замечен за курением сигарет. После неудачной попытки с «пряником» Дженни решит действовать «кнутом». Она пригрозит своему сыну, сказав, что его привязанность к табаку вызывает раздражение у лорда Рандольфа. Последний, хотя и любил курить сигары до «жжения языка», [346] своему сыну строго советовал обратное: