Читаем без скачивания Принесенный ветром - Марина Серова

Я вспомнила дом, где меня держали пленницей. Он не был серым. Было темно, но мне все же удалось его рассмотреть. Хибару покрывала облупившаяся коричневая краска, и только пристройка, сколоченная из потемневших от времени и непогоды досок, была серой.

Подошла официантка. Денис расплатился за ужин, поднялся из-за стола и, не глядя по сторонам, пошагал к выходу из кафе. Я поманила официантку к себе и тоже попросила принести счет.

Мимо меня не спеша проплыла Юля. Вид у нее был довольный, как у кошки, получившей миску со сметаной. Девушка явно не торопилась к своему приятелю. Я оставила деньги за кофе и пирожные на столе и пошла за ней. На выходе притормозила, наблюдая за Юлей сквозь стеклянную дверь.

Девица подошла к краю тротуара и остановилась, поглядывая на дорогу. Вскоре рядом с ней притормозила белая иномарка. Юля открыла дверцу и с изяществом герцогини Кембриджской уселась на переднее сиденье.

Когда автомобиль проехал перекресток, я вышла из кафе и направилась к своей «девятке». Гнаться за парочкой смысла не было: я догадывалась, куда они направлялись. Именно по этой дороге похитители везли меня в поселок Радужный.

Я спокойно села за руль и поехала туда, откуда всего несколько дней назад сбежала.

Был вечер пятницы, город превратился в одну сплошную пробку, с безжалостностью раковой опухоли распространявшуюся по улицам. На выезде из города поток машин превратился в огромное разноцветное море, сверкавшее под лучами предвечернего солнца капотами и лобовыми стеклами. На антеннах, дворниках, зеркалах, как знамена, реяли еще не успевшие выцвести и пропитаться дорожной пылью георгиевские ленточки – напоминание о недавно прокатившемся по городу празднике. Мой автомобиль полз по шоссе со скоростью беременной гусеницы, из приоткрытого окна внутрь настойчиво лезли пыль, ароматы бензина и выхлопных газов.

Я закрыла окна, и сразу же в салоне начала сгущаться жаркая духота. Стянув с головы парик, я поймала недоуменный взгляд мужика в автомобиле слева. Светкина блузка безжалостно давила под мышками, и мне захотелось стащить и ее и показать мужику слева язык. Но я лишь вздохнула и открыла окна, позволив пропитанному пылью горячему воздуху заполнить салон.

Машины медленно тащились по шоссе, просвета между ними почти не было. Автомобильный поток начал рассеиваться, лишь когда до дороги, ведущей в Радужный, оставалось уже совсем немного.

Я поставила машину примерно в пятистах метрах от цели своего путешествия. Прижала ее вплотную к заброшенному дому с пустыми окнами-глазницами. С отвращением посмотрела на парик, лежавший на соседнем сиденье, и решила, что обойдусь без него. Взглянула в зеркало, встряхнула волосами и вышла из автомобиля.

Улицы, по которым я шла, были практически пусты, за все время мимо меня проехали две машины и прошагали четверо: всклокоченная рыжая собачонка в черном ошейнике, пошатывающийся старик, от которого за версту разило сивухой, и две немолодые тетки с авоськами. Тетки уже издали начали сверлить меня взглядами, но, поравнявшись, вежливо отвели глаза и принялись болтать между собой.

Дорога, которая в мое первое посещение этого славного местечка была мокрой, как болото, давно просохла. Ноги не вязли в грязи, зато тонули в пыли и в щебенке, которой кто-то любовно засыпал ямы и крупные выбоины. Мои босоножки утратили свою элегантность, не лучшим образом выглядели и Светкины леопардовые брюки. Я пожалела, что не надела кроссовки.

Пространство вокруг быстро наполняли сумерки, которые с каждой минутой становились все гуще и чернее. Вместе с ними на землю опускалась прохлада. В некоторых окнах уже горел свет.

Наконец, показался знакомый забор с провалом посередине. Я свернула во двор и увидела машину, белеющую во мраке. Стараясь ступать неслышно, подошла к ней и заглянула в окна. Белый «Форд Фокус» был пуст. Тогда я шагнула к деревьям, скрывавшим дом в глубине двора. Откуда-то сбоку лился слабый свет, просвечивающий сквозь густые ветви. Было тихо, как на кладбище.

В торце дома одиноко светилось окно. Пригнувшись, я подкралась поближе и присела на корточки, готовая в любую минуту юркнуть в кусты, окружавшие дом, и затаиться в спасительном мраке.

Через открытую форточку до меня донеслись приглушенные голоса, мужской и женский. Парочка ожесточенно спорила.

– Чего ты еще от меня хочешь? – в голосе Дениса звучал металл. – Я отдал тебе почти все старухины украшения.

– Ты же знаешь. Я хочу получить всю свою долю, – заныла Юля. – Неужели ты думал, что меня устроят эти жалкие украшения? Это все дерьмо, что ты мне дал. Из-за этого не стоило и огород городить. Слышишь?

Я не расслышала, что Денис буркнул в ответ. Юля продолжила:

– Почему ты не заставил эту девку отдать картину?

Я догадалась, что речь идет обо мне.

– У нее ее нет. Мы обшарили все.

– А где же она тогда?

– Не знаю, – отрезал Денис. – Понятия не имею. Это тебя нужно спросить. Это ведь ты ее оставила там.

– Я сделала за вас все, – разозлилась Юля. – А вам оставалось только забрать у той девки картину. Эта бестолочь ни о чем не догадалась.

Это я-то бестолочь? Ну погоди, красотка, я до тебя доберусь!

– Это я уже слышал. Ты повторяешься. Может, не такая уж она и бестолочь. Или…

– Что «или»? – спросила Юля.

– Или ты решила нас обуть, рыбка моя, – в голосе Дениса прозвучала угроза. – А ведь серый меня предупреждал!

Ну вот, опять серый! Мои ноги затекли, я распрямила их и села прямо на землю. Теперь понятно, что Серый – это Гаврилов, которого звали Сергеем, а никакой не дом и не камень.

– С таким же успехом я могу обвинить в крысятничестве и тебя. Или Серого. Кстати, где он?

– Не знаю. Второй день не выходит на связь. Дома его нет.

В ответе Дениса была какая-то фальшь, и Юля это заметила.

– С чего бы?

– Не знаю.

– Думаешь, это он? Продал картину и сбежал с деньгами?

– Почему нет? – сказал Денис. – Не только я имел выход на заказчиков.

– А ты не хотел бы поговорить с ними, с заказчиками?

– Бесполезно. Даже если картина уже у них, они нам в этом не признаются. Это люди не простые.

За стеной воцарилось молчание. Было слышно, как где-то неподалеку стрекочут цикады. Первой прервала молчание Юля:

– А знаешь, мне почему-то кажется, что ты врешь. Ты просто морочишь мне голову, чтобы не отдавать мою долю. Послушай меня. Если не отдашь то, что мне причитается, я пойду в полицию и все расскажу.

Денис с угрозой сказал:

– Да пожалуйста, иди. Это ведь ты убила старуху! Вколола ей снотворное, а потом ударила вазой по голове. По собственной инициативе, между прочим. Тебя никто не просил бить ее по голове, ты все испортила, идиотка!

Юля, похоже, испугалась, потому что, когда она снова заговорила, в ее голосе уже не было нахальной уверенности:

– Я же вам объясняла: старуха была здоровая, как лошадь. Она очнулась, когда я вынимала эти проклятые скрепки из деревяшки, и стала на меня смотреть. Мне пришлось ее ударить. Я испугалась.

– Ты завалила все дело. Зачем ты полезла в соседскую квартиру? Да еще и картину там бросила.

– Не бросила, а спрятала. А как бы ты на моем месте поступил? Кто-то вызвал полицию. Я сама видела их, в окно.

– Ты просто дура набитая, – злобно произнес Денис. – Ты все испортила. Дело было верное, тщательно продуманное. Если б не ты…

Юле, к которой уже вернулась уверенность, перебила:

– Отдай мою долю, и расстанемся по-хорошему. А потом разбирайся с Серым сколько угодно. Имей в виду: если я признаюсь, что ударила бабку, мало вам не покажется. Ты, кстати, больше получишь. Как организатор. Не забывай: я женщина, а женщинам много не дают. Это ты организатор преступной группы. Ты меня заставил.

– Этого ты не докажешь. А вот то, что старуху пришила ты, – доказать проще простого.

– Ошибаешься. Я подстраховалась. Записала один из наших разговоров на диктофон. Тогда, когда ты выкладывал свой блестящий план. Болтал как попугай, а мы слушали.

Девушка засмеялась. В этот момент Денис, наверное, заскрежетал зубами, но я этих звуков не услышала.

Я нисколько не сомневалась, что Юля блефует. Не стала бы эта юная дурочка обзаводиться диктофоном только для того, чтобы записать, как главарь их шайки раскрывает подельникам все детали планируемого преступления. Но Денис, как ни странно, ей поверил. После Юлиных слов в комнате что-то грохнуло, а потом девушка дико завизжала.

Борьба продолжалась недолго – справиться с маленькой, хрупкой Юлей мог бы даже подросток. Я услышала искаженный ненавистью голос Дениса:

– Где ты спрятала запись? Признавайся, сука! Если скажешь, я ничего тебе не сделаю. Обещаю. Отвезу домой в целости и сохранности, даже побрякушки старухины оставлю.