Читаем без скачивания Литерный эшелон - Андрей Марченко

– А что тут делать-то?.. – спросил Сабуров. – Уже все сделано вашим же юнкером. Закопать покойницу. И дело с концом.

– В Петербурге знают… Генерала я не спас на Чукотке, отряд потерял, да и тут такое…

Данилин пожал плечами:

– Меня, конечно, не спрашивают…

– Вот именно! – отрезал Грабе.

Был он в дрянном настроении. Но Сабуров махнул рукой:

– Да полно вам! Что дети. Пусть говорит. Мы тут все взрослые люди. Некоторые даже офицеры. Говорите, Андрей Михайлович, говорите…

– Аркадий Петрович, а помните, вы меня на Чукотке спасли? Если б меня чукча прирезал, что было бы?.. Я бы шпионку не нашел бы, и вы бы сейчас полагали, что все идет распрекрасно. А она бы шифровки слала бы в Берлин.

Сабуров хохотнул:

– А ведь он прав!

Но Грабе отмахнулся от этого как от несущественного. Немного подумав, сказал:

– А давайте, господа, прощаться…

Остальные не сразу поняли, о чем это Грабе сказал. Но тот похлопал себя по кобуре.

– Надо же… Пистолет забыл в лагере. У кровати на ночь положил – вдруг что… Хорош офицер, даже без оружия. Михаил Федорович, а одолжите-ка свой пистолет?

– Не дам, – буркнул Сабуров.

Кратко Грабе взглянул на Пахома. Тот молча сжал свою берданку сильнее, дескать, попробуй, отбери.

Тогда Аркадий Петрович повернулся к Данилину, протянул руку:

– Андрей Михайлович… А позвольте ваш «Наган»?..

– Не позволю.

– Это приказ, господин подпоручик.

Данилин скосил глаза на Сабурова. Тот только отвел взгляд: отменить приказ непосредственного начальника он не мог.

Андрей со вздохом протянул «Наган».

– Не поминайте лихом, господа… Ну а если помянете – что за беда. Мертвые сраму не имут.

Затем резко развернулся и ушел в соседнюю комнату, где уже лежал труп докторессы.

Закрыл за собой дверь.

Трое сидели молча – ждали грохота выстрела.

Вместо этого из-за двери слышалось пронзительная тишина. Затем – сухой щелчок, словно один механический андроид отпустил щелбан другому. Осечка. После – некоторое молчание. Еще один щелчок. И ряд подобных, азартных, один за другим…

Позже снова тишина. Раздумье. Скрип двери.

На пороге стоял Грабе.

– Да что у вас за патроны! – возмутился он. – Застрелиться – и то нельзя…

– Чай, наверное, попал… – попытался оправдаться Андрей.

Сабуров кивнул:

– С возвращением, Аркадий Петрович! Хватит вам дурью заниматься – дел еще полно…

Андрей вышел на улицу, едва не налетел на спешащего и все проспавшего Латынина.

– Это очень неприлично, что вы так поступили! – обрушился он на Андрея. – Вы должны были сперва сообщить мне, а потом слать телеграмму!

– Согласно уставу, я доложил своему вышестоящему начальству… – пояснил Андрей.

Латынин махнул рукой, спросил:

– Где они?

Данилин указал на дом. Градоначальник поспешил туда.

Андрей же спустился вниз по проулку, к тому самому голому дереву. Отломал от него веточку. Та и вправду была жива. Это было удивительно, но последнее время Данилина окружали куда более удивительные вещи и события.

Из дома появился Попов. В руках он нес какую-то книжку. Позвал Андрея:

– Смотрите как интересно!

Из книжки он вырвал лоскуток бумаги, достал зажигалку…

Лоскут сгорел мгновенно в яркой вспышке.

– Немецкий шифроблокнот! – пояснил Попов. – Страницы пропитаны какой-то дрянью, как бы не селитрой – сгорает в мгновение ока!

– Не пойму я… – признался Андрей.

– Чего же?

– Соорудить симпатические чернила для докторессы не представляло никакой сложности. Она могла купить в местной лавке любые химикалии из тех, что имелись в наличии. А даже если ничего не подойдет, можно написать письмо, к примеру, молоком или лимонным соком. Или даже мочой… Отчего она просто не писала письма. А она вот возилась с передатчиком, с генератором?

– Так местность здесь сомнительная! Все под надзором! Начала часто письма слать – так сразу попала бы под подозрение. А что если письмо попадет по адресу? Ведь наверняка напутают, потеряют, а то и отнесут его туда, куда очень бы не хотелось. Может, стоило ранее попытаться выписать почтовых голубей. Но пока их сюда довезут – половина подохнет. Пока произойдет что-то существенное оставшиеся или помрут или забудут дорогу. Ну а того, кто все же доживет, слопают на подлете к Волге. И это в лучшем случае…

– А пианино это сюда тащить проще?..

– Не проще. Зато действеннее… Хотя вот сейчас… Сугубо не повезло им…

Последний день «Ривьеры»

«Уголек» ушел от лагеря и скоро вернулся еще с двумя баржами.

Подвел по течению их ближе к лагерю: короткое сибирское лето подходило к концу. В верховьях уже шли дожди – в реке заметно добавилось воды.

Экспедиция подходила к своему закату. Все, что можно было извлечь из корабля, было предварительно сфотографировано, описано, уложено в аккуратные коробки. Коробки сии арестанты отнесли на баржу…

Подпоручик Шульга отбил в столицу последнюю телеграмму, разобрал и упаковал передатчик, снял с дерева антенну.

Затем сама тарелка была разобрана. Сие изначально представлялось Грабе невозможным. Но Беглецкий сделал необходимые чертежи, выписал из Санкт-Петербурга несколько переделанную бунзеновскую горелку…

Инопланетный металл, оказался тугоплавким, но не до такой степени, чтоб его нельзя было разрезать.

– А что тут такого? – говорил Беглецкий. – Все равно ей не летать. Нам проще построить свой, нежели этот отремонтировать.

– В самом деле?.. – заинтересовался Грабе.

– Истинно вам говорю!.. У меня уже имеются некоторые свои мысли. Если вам любопытно…

– Безумно интересно. Впрочем, отложим…

Для перевозки отсеков инопланетного корабля использовали как летучий кран – дирижабль.

Дома разобрали, бревна, составлявшие их ранее, сложили в безобразные поленницы, ученые заняли свои места в каютах дирижабля.

С удивлением Андрей узнал, что он отправляется не с грузом, а с учеными.

– Планы меняются, – сообщил Грабе. – Летите в Петербург.

– Почему? – ахнул Андрей. – Но раньше…

Хотя мгновением позже подумал: это ведь здорово.

– Раньше вы должны были сопровождать Марию Федоровну, – пояснил Грабе. – Теперь в том надобности нет…

– Передадите мой меморандум генералу Инокентьеву.

И штабс-капитан подал увесистую папку, запечатанную сургучом.

Андрей подумал, что это все, но ошибся.

– Если с дирижаблем начнется коллизия… Крушение…– пояснил Грабе. – Тогда папку вы должны уничтожить. Лучше сжечь. Возьмете с собой штормовые спички.

– Но Михаил Федорович воспрещает брать на борт…

– Это приказ.

Андрей кивнул.

Арестанты опасались расстрела, но свои страшные пулеметы Попов чуть не демонстративно отправил на буксир.

От этого кандальные, недавно думавшие поднять мятеж, приутихли, у них появилась надежда, что опять повезет.

Затем их повели к реке, будто к баржам.

Место на борту будто было, и каторжников это не встревожило.

Они двинулись будто даже с охотой…

Давным-давно еще во времена мамонтов, здесь проползал ледник, он тянул в себе огромную каменную глыбу, которая словно гигантский плуг вспахала землю. Затем, на той стороне реки, которой тогда еще не было, ледник отчего-то остановился, а после и растаял. Камень остался лежать где-то там, в лесах.

Дорога из лагеря шла через тот самый овражек, что остался от ледника и камня.

Арестанты проходили его десятки раз, и подвоха не заметили, когда охрана пропустила колонну вперед.

Будто у выхода из оврага их ждали другие конвоиры, но вдруг грянул револьверный выстрел. Казаки, предупрежденные ранее, спрятались, залегли, кандальные переглянулись. Какие мысли у них промелькнули в ту последнюю секунду – никто не знал.

Громыхнул взрыв. Овраг наполнился смертью, арестанты рухнули, посеченные осколками камней. Выстрелы винтовок довершили дело. Раненых было немного: с борта дирижабля Андрей расслышал лишь три выстрела.

Потом грохнул еще один взрыв, обрушивший стены оврага. Арестанты оказались похоронены.

Андрей прислушался к себе: никаких чувств не было. Хотя, может быть, это старость? Сердце черствеет?

Паче, ученые, собравшиеся на палубе дирижабля отнеслись к расправе иначе.

– Убивать – нехорошо! – заявил Беглецкий.

– Даже если они убийцы? – полюбопытствовал Сабуров, разглядывая остатки лагеря в бинокль.

– Тем более – тогда ведь люди не увидят между вами разницы! Убивать – негуманно!

– Негуманно – заставлять человека смерти ждать. А ежели человека к казни приговорить, и в тот же вечер пустить пулю в лоб – то, что за печаль?.. Или убить нежданно-негаданно. А эти ведь давно… Со смертью обручились…