Читаем без скачивания Перевёрнутый мир - Елена Сазанович

Мои прогнозы сбылись достаточно быстро. Однажды, в один из немногочисленных выходных дней, в которые Рита предложила мне прогуляться в парке с Джерри, насколько я понимал, для важной беседы, ко мне заявился Лютик. Он — ни свет ни заря — был пьян в стельку и бухнул бутылку водки прямо на журнальный столик, который не выдержал и скрипнул от негодования.

— Все, Ростя, это конец! — Лютик упал прямо в грязных ботинках на плюшевый диван.

Я не понимал, о каком конце речь, если он решил продолжать, судя по начатой бутылке.

— Вот стерва! — истерично закричал Лютик, размахивая толстыми кулачками. — А я думал, она ангел небесный.

Наконец до меня дошло, что речь о Любаше.

— Ничего ты такого не думал, — попытался я успокоить его. — Любаша — она и есть Любаша. Ни больше и не меньше.

— Нет, больше! Эта дрянь посмела бросить меня! Ме-е-ня! Потомка Трубецких и Волконских, приближенных к самому императору. Ме-е-ня! Люциана Второго… Мой папа был первый, если хочешь знать.

Насколько я знал, его папа Люциан Первый был из рода бедных польских сапожников. Но я решил о столь сомнительном факте не упоминать.

— Нет, Ростя, подлец, ты слышишь! Ме-е-ня! Говорят, когда Ален Делон увидел мой фильм, то прилюдно разрыдался! И был прав! Я, только я посмел поставить жирную черту под его карьерой! И эта… Эта потаскушка, эта дешевенькая девка… Эта смазливая дрянь посмела… Посмела замахнуться на самого… Самого… — Лютик заплакал, его и без того одуловатое красное лицо вовсе распухло, как красный шар, который, казалось, вот-вот лопнет.

Мне оставалось мучительно гадать, не я ли виновник этой шекспировской трагедии. Но Шекспир меня пощадил.

— И знаешь, к кому она переметнулась? Нет, ты никогда не поверишь! У тебя крыша отъедет, ты от ужаса полезешь на стену! К этому… К этому… — Лицо-шарик Лютика словно сдулось и сморщилось. — К этой бездари — Жорке Горлееву!

Крыша у меня отъезжать не собиралась, и от ужаса на стену я и вовсе не желал лезть. Поскольку понятия не имел, кто такой Жорка Горлеев. Но своему приятелю все же решил сделать приятное.

— К кому? — Я выразил на лице изумление. — Ты говоришь, к Жорке Подлееву?

Лютик вытаращил на меня глаза. И вдруг расхохотался во весь голос.

— Точно! Точно! Как ты в точку попал! Какой он, к черту, Горлеев! Хоть горло драть любит. Подлеев — как пить дать!

Лютик катался в своих грязных ботинках по моему дивану, держась за круглый живот, и дрыгая короткими толстыми ножками. Я облегчено вздохнул. Мне удалось хоть чуть-чуть отвлечь приятеля от мрачных мыслей. Но ненадолго. Он вновь как-то сник и открыл бутылку.

— У тебя хоть стаканы есть, а, Ростя?

— Пей один, — твердо ответил я. — И то не советую. У меня единственный выходной, и я хочу провести его в здравии и согласии с собственной совестью.

— Много ты понимаешь, чего хочет твоя совесть. Может, она как раз и хочет нажраться.

— Сомневаюсь. Мы с ней умеем находить общий язык.

— Это не она ли тебе подсказала год назад такое наболтать про этого Подлеева, что он только теперь сумел постановку выбить. Правда, ты это сделал спьяну, и все же…

— А у тебя длинная память, Лютик.

— Не-а, — Лютик помотал лысеющей головой. Потом сам вытащил из буфета самый большой бокал, до краев его налил и залпом выпил. Его красные глазки буравили меня насквозь.

— Ты и понятия не имеешь, какая длинная. Более того, моя память, как губка, все впитывает. Стоит только в нужный момент нажать — и вся грязь выльется наружу. Так что…

Я поежился. Мне не нравился разговор с Лютиком. Хотя я понимал, что тот убит горем, неадекватен, и все же что-то насторожило в его словах. Он и впрямь напоминал губку, из которой вот-вот потечет грязь.

— Ладно, Любашу я тебе простил, хотя ты меня и за дурака держишь. Думаешь, не видел, как она с тобой перешептывалась? Да ладно, дело былое. Но этому Подлееву и особенно ей… Ох как мало им не покажется. Они просто не знают еще, кто такой Лютик.

Он вновь затряс своими круглыми кулачишками. Из его красных глаз текли слезы. Но пахли они почему-то водкой. Я вдруг понял, что слов своих он на ветер не выбросит. Любаше и ее новому любовнику сегодня объявили войну. Слава богу, мне в этой войне была отведена роль рядового. Но разрядить обстановку я постарался по меньшей мере как генерал: схватил маленького Лютика за шиворот, слегка встряхнул и подтащил к зеркалу.

— Да ты только взгляни на себя! До чего ты довел себя из-за какой-то бабы! Плюнь ты на нее и забудь. Тоже мне — потомок Трубецких! Победитель Алена Делона! Если бы тебя Трубецкие вместе со всем царским двором и Аленом Делоном в придачу увидели…

Эффект был поразительным. Слова возымели такое воздействие, что я сам такого не ожидал.

Лютик с нескрываемым удовольствием разглядывал свою круглую красную рожу в зеркале, щурил свои заплывшие водочные глазки. Потирал от удовольствия потные ручонки и наконец важно произнес:

— А ты прав, Ростя! Ты, дружище, тысячу раз прав! Если бы они меня сейчас увидели, они бы окончательно поняли, что их род имеет самое достойное продолжение. А про этого Делонишку я вообще молчу. Он бы на месте умер от зависти.

Я вздохнул и вытер вспотевший лоб. Лютик был неисправим. Все-таки не слишком уж тяжело жилось на свете этому парню. Ведь он жил так, словно всем делал одолжение своим существованием. И за это ему положена пожизненная благодарность.

Мне же благодарить Лютика было не за что, и я тихонечко стал выпроваживать его за дверь. Я помнил о встрече с Ритой. По пути я все-таки еще раз попросил его оставить Любашу в покое, поскольку на звездном небосклоне полно и клаудий шифер, и дэми мур. И все они дожидаются Лютика. Тот с этим легко согласился, правда, не преминув заметить на полном серьёзе.

— Но, мне кажется, они слегка староваты, ты как думаешь, Ростя?

Я не выдержал и грубо вытолкнул Лютика из подъезда. Мы нос к носу столкнулись с Ритой. Лютик застыл на месте. Он даже перестал шататься, а его лицо обрело какую-то трезвую осмысленность, и я бы посмел сказать — одухотворенность.

— Здрасьте, — смущенно поздоровалась Рита и покраснела.

В это летнее солнечное утро она была хороша, как никогда. Ее пышные волосы были собраны в маленький трогательный хвостик. В ней было столько обаяния и детской непосредственности, что я со всей силы толкнул в бок режиссера Лютика. Но он-таки удержался, хотя пять минут назад был вдребезги пьян.

— Имею честь познакомиться, — Лютик снял воображаемую шляпу и низко поклонился, шаркнув толстой ножкой. — Известный режиссер Люциан Трубецкой, потомок польских князей и друг Алена Делона.

Рита покраснела до корней волос и опустила взгляд.

— Вот она — девушка моей мечты! Стоит подумать над фильмом с таким названием, ты как думаешь, Ростя, а? Правда, что-то подобное было… Но разве гениальные мысли не имеют права на повторение? И разве такие красивые девушки не имеют права сняться в таком фильме!

Лютик разошелся не на шутку. Его красноречие лилось медовыми реками и уже мало напоминало грязную губку, которую он приберег на черный день. Пора было спасать Риту от этого старого жирного индюка. Правда, в этой ситуации был и положительный момент — он в один миг забыл про Любашу.

— И как зовут столь очаровательную принцессу, эту богиню невинности и целомудрия?

— Ее зовут Рита, она недавно закончила школу, мечтает стать кинологом и влюблена в очень хорошего парня, кстати, взаимно.

Взаимная большая любовь Лютика никоим образом не тронула.

— Кто не проходил через школьную любовь, Риточка! И через кого не проходила она! Но, как опытный старый волчара, замечу, ни на ком не останавливалась подолгу, все равно проходила мимо. Я же… Испытавший все разочарования, все взлеты и падения, и вновь взлеты, спешу бросить к твоим ногам больше, чем мир. Поверь мне, гораздо больше!

— Разве бывает что-то больше мира? — тихо спросила Рита, даже не спросила, а словно утверждала. Но мы услышали.

— Боже, какое ты еще дитя! Я брошу к твоим ногам все кино! Весь мировой кинематограф встанет перед тобой на колени. А ты станешь его триумфом!

— Я хочу быть всего лишь кинологом, — Рита опустила голову, погладила загривок Джерри, обняла его изо всех сил, словно пыталась найти у своего четвероного друга спасения от кино.

— Прекрасно! Прекрасно! — Лютик кружил возле Риты и Джерри, как маленький люцифер, и потирал ручки в предвкушении добычи. — И твоей псине мы тоже подыщем подходящую роль. Он не останется не у дел. Слово режиссера Лютика Трубецкого!

Я понимал, что пора заканчивать этот дешевый спектакль, и силой отвел Лютика в сторону.

— Послушай, парень, вали отсюда и не смей трогать эту девчонку. Она видела в жизни только хорошее. И, дай бог, чтобы видела хорошее еще долгие-долгие годы. А дряни ей на жизненном пути и без тебя хватит. Не бери грех на душу.