Читаем без скачивания Древний Рим. Быт, религия, культура - Франк Коуэл

Когда мы спрашиваем, как далеко распространилась любовь к книгам и привычка к чтению среди простых людей, то ответ получить практически невозможно. Широкие массы не оставили писем или воспоминаний, и сохранилось очень немного сведений об их предпочтениях в чтении. Любопытно, что именно эти тайны дали нам ключ к разгадке. Как и многие другие, жители Помпеи имели привычку писать на стенах; кое-что сохранилось из того, что они писали, и было обнаружено после того, как разрушенный город был очищен от пепла и лавы. Школьники упражнялись, царапая на стенах слова из Вергилия; влюбленные по памяти цитировали то, что Овидий, Тибулл и Проперций писали в настроении «страсти нежной». Преобладают стихи, хотя римские поэты никогда не писали легко запоминающимися рифмами. Многие из таких надписей, возможно, выдержки по памяти из школьной программы, поскольку мальчиков и девочек заставляли читать известных римских авторов, таких как Плавт и Теренций, наряду с более многотомными произведениями драматургов, таких как Цецилий, Афраний, Пакувий, Аттий и другие, ни одно из произведений которых не дошло до нас. Может быть, они и не прочли целиком любовные стихи Катулла, Проперция, Тибулла и Овидия в школе, но множество отрывков из их стихов появлялось на стенах.

Из того факта, что в Риме во времена империи было где-то от 20 до 30 публичных библиотек, а также существовала активная торговля книгами, мы можем сделать вывод, что, видимо, среднестатистический римлянин во времена империи в конечном итоге не так уж и сильно отставал от среднестатистического американца или британца в том, что касается его интереса к книгам и чтению. С самых ранних дней республики Цицерон дает понять, что римская толпа никоим образом не лишена была умения разбираться в литературе; она сразу же замечает фальшивую рифму и ценит складную фразу и возвышенные мысли. Когда впервые в 163 году до н. э. знаменитая строка из Теренция: «homo sum: nihil humani a me alienum puto»[51] – была произнесена в театре, зрители бешено аплодировали стоя. К тому же они были подготовлены, чтобы почитать истинный талант. Сохранились сведения, что, когда поэт Вергилий вошел, чтобы занять свое место в театре, все зрители как один поднялись со своих мест. Однако в целом им не дано было понимать тонкости, прекрасные чувства, более тщательно отобранные и выдержанные зрелые мысли и выражения, далеко идущие намеки. Литературные интересы так и не коснулись широких масс, особенно в сельской местности. Подарить книгу сельскому жителю, цитируя Сенеку – «вот пример глупого подарка».

ЗРЕЛИЩА И ПРЕДСТАВЛЕНИЯ

Среднестатистический римлянин не был лишен развлечений и увеселений: действительно, большим соблазном большого города была бесконечная последовательность всяческих зрелищ. Праздных римлян развлекали всякого рода странствующие артисты на углах улиц и в общественных местах. Фокусники, шуты, жонглеры, гадатели, заклинатели змей, все время занятые своим ремеслом, старались получить несколько небольших монет или какое-то другое вознаграждение от праздных толп, которые заполняли улицы, рынки, сады и портики огромного императорского города. Они обычно соперничали со всевозможными попрошайками, в том числе с уличными артистами и певцами, среди которых, вероятно, мог быть и тот самый моряк, потерпевший кораблекрушение, который, потеряв свой корабль и свой груз, дошел до того, что, как выразился Ювенал,

...будет доволен лохмотьем – прикрыть продрогшие чресла,

Скудной едой, как погибнет корабль и он, потерпевший,

Асса станет просить и кормиться картиной крушенья.

Все эти развлечения были очень дилетантскими презренными забавами по сравнению с захватывающими зрелищами, бесплатно устраиваемыми для народа в театрах, амфитеатрах и на просторных беговых дорожках для конных состязаний.

«Хлеба и зрелищ!»[52] – сказал поэт Ювенал с уничижительным презрением в начале II века н. э., – вот только чем был обеспокоен среднестатистический римский городской житель. Подобно всем едким сатирикам, Ювенал преувеличивал. Римская толпа любила толкаться на Форуме и на рынках, теснясь в узких улочках, глазея на процессии, смотря уличные представления, слушая напыщенные речи адвокатов и вливаясь в поток жизни, текущий день за днем. Они получали удовольствие от послеполуденного посещения великих терм и смаковали чашу подогретого вина с водой, закуску и сплетни в маленьких распивочных или харчевнях, когда они могли себе это позволить, чтобы дополнить свой рацион из бесплатной пшеницы и каких-то объедков со столов богатых. Но в главном Ювенал был прав. Страсть к пышным публичным зрелищам к тому времени стала манией. Музыкальные и атлетические представления, а также театральные пьесы по греческим стихам занимали определенное место среди них, но неискушенный вкус масс жаждал более сильных впечатлений, о чем свидетельствует участь римского театра.

Сценическое искусство

Организованные развлечения в первые три века республики развивались довольно медленно. Театрализованные зрелища, которые не были из ряда вон выходящим событием среди греческих и этрусских соседей Рима, начали ставиться во временных театрах после того, как римские солдаты провели 20 лет на Сицилии во время первой войны с финикийцами. Остров был тогда поделен между карфагенянами и греками. После нескольких поражений греки объединились с римлянами, и римские легионеры впервые столкнулись с новой формой искусства в трагедиях Еврипида и комедиях Менандра. В первый год мирной жизни (240 г. до н. э.) в Риме была поставлена пьеса на латинском, которая разожгла вкус публики к большему. На протяжении последующих 150 лет были написаны почти все комедии и трагедии римской литературы. Но перед закатом республики театр как форма искусства был мертв. Не то чтобы комедии Плавта, Теренция, Аттия, трагедии Энния, Невия, Пакувия или позднее трагедии Сенеки являлись подражанием, поскольку большинство из них написано по греческим оригиналам, были лишены достоинств или остались неоцененными. Просто они не могли конкурировать с соперничающими формами развлечений, которые гораздо больше привлекали римскую толпу. Мимы, пантомимы и грубые фарсы до сих пор собирали толпы в театрах, но во время империи упоминание об «играх» (ludi), которые включали театрализованные развлечения, означало для большинства захватывающие гонки на колесницах в Большом цирке и, прежде всего, кровавые гладиаторские бои в амфитеатрах.

Гонки на колесницах

Гонки на колесницах пользовались чрезвычайной популярностью и, несмотря на то что были очень опасны, в них не было намеренной жестокости сражений человека с дикими зверями. Они проводились в одном из пяти-шести цирков императорского Рима, самым большим и старым из которых был огромный Большой цирк, длиной 600 ярдов и шириной 200 ярдов, способный вместить, после того как он был расширен во времена империи, четверть миллиона зрителей. Большинство сидело на деревянных сиденьях, возведенных позади передних рядов, которые были каменными и предназначались для дев-весталок, сенаторов и всадников. Неоднократно восстанавливаемый и перестраивавшийся, украшенный мраморными и позолоченными статуями, он был одной из самых величественных среди многочисленных достопримечательностей Рима. Четыре команды, которыми владели подрядчики, соревновались за благосклонность толпы – красные, зеленые, белые и синие, названные так по цвету одежд возниц, стоящих на хрупких двухколесных колесницах позади двух или четырех лошадей, обмотав вожжи вокруг тел. Им нужно было суметь быстро освободиться, перерезав вожжи, если колесница опрокидывалась. Страсти разгорались на стороне одного из этих цветов и могли разделять семьи и разрушать дружбу. Мужчины, женщины и дети начали стекаться в цирк еще до рассвета. Припозднившиеся не могли найти свободного места, если только они для этого не наняли какого-нибудь бедняка. Мужчины допускались только в тогах – символе гражданства, поэтому рабам вход был заказан. Звуки приближающегося оркестра возвещали появление правящего консула в колеснице со впечатляющей свитой из ликторов, слуг, легионеров и всадников, за которыми следовали лицедеи и множество колесниц. Певцы и жрецы, за которым следовали курители фимиама, несущие золотые и серебряные кадильницы, во главе с изваяниями богов и богинь, которых несли стоящими на носилках или едущими в колесницах – всех приветствовал гром аплодисментов. Появление императора в его величественной ложе послужило сигналом к новым восторженным крикам.

Когда консул взмахнул белым платком, первые четыре команды выдвинулись вперед, начать первый заезд, или missus. Каждый заезд состоял из семи кругов, колесницы должны были пройти приблизительно шесть миль. Обычно таких заездов было десять или двенадцать в день, но позднее, во времена империи, заездов стало столько, сколько можно было успеть провести от восхода до заката под жарким солнцем Италии.