Читаем без скачивания Кратчайшая история Советского Союза - Шейла Фицпатрик

Революционеры в ожидании

Если вы хотели бы устроить в России революцию, искать поддержки у угнетенного крестьянства могло бы показаться самой очевидной стратегией. Именно так рассуждало первое поколение революционеров – так называемые народники, доминировавшие на радикальной политической сцене в 1860–1870-е гг. Помня о давней российской традиции крестьянских бунтов, они считали мужиков потенциальными ниспровергателями царей, а также источником незапятнанной нравственной мудрости. Однако крестьяне давали эмиссарам народников от ворот поворот, воспринимая их как представителей городской элиты, с которой у них не было ничего общего. Именно разочарование из-за такого отпора подготовило почву для распространения марксистских идей среди революционеров 1880-х гг. Будучи последователями немецких идеологов социализма Карла Маркса и Фридриха Энгельса, российские марксисты опирались на «научно предсказанную» «неизбежность» революции: капитализм в силу исторической необходимости должен был уступить дорогу социализму. Революционным классом, избранным орудием истории, назначался промышленный пролетариат, порождение самих капиталистических процессов, – следовательно, на крестьянство (как минимум в теории) можно было уже не обращать внимания. Преданность идее революции, проистекавшая прежде из нравственных соображений, переродилась в нечто больше похожее на рациональный выбор, опиравшийся на идею исторической неизбежности (по-немецки Gesetzmässigkeit, а по-русски «закономерность», но для англоязычного мира это полностью чуждая концепция). Это были глубокие философские воды, бороздить которые отваживались лишь немногие избранные, но все российские, а позже советские марксисты точно знали, что означает «закономерно»: это если все идет так, как оно должно идти в принципе (в отличие от «случайно» или «стихийно», как оно частенько шло на практике).

Российские революционеры-марксисты отождествляли себя с рабочим классом, но чуть ли не все они были выходцами из дворян или интеллигенции. Как и в других развивающихся странах в конце XIX и в XX столетии, высшее образование в России означало вестернизацию, а в качестве побочного эффекта – радикализацию. Первое (вестернизация) отчуждало образованный класс от соотечественников; второе (радикализация) даровало ему ощущение, будто его миссия – возглавить народные массы. Образованные русские, сторонники радикальных идей, называли себя «интеллигенцией», презрительно отказываясь причислять к своему кругу людей того же уровня образования, работавших на государство. (Тот факт, что Великие реформы Александра II тщательно подготовила и осуществила действовавшая из-за кулис группа «просвещенных чиновников», ничего не менял: какие там реформы, когда стране требовались полноценная революция и духовное возрождение?) Интеллигенция назначила саму себя на роль критика правительства (любого правительства, как стало понятно после краха царизма) и совести нации, и это, естественно, постоянно сталкивало ее с царскими властями, особенно с «охранкой» – тайной полицией. Для большинства интеллигентов радикальная политика не была основным занятием. Но некоторые действительно, зачастую еще в студенчестве, становились профессиональными революционерами. Эта дорожка быстро приводила их к арестам, тюремным срокам, ссылкам, побегам из ссылок (что было не очень трудно) и, если хватало родительских денег, к эмиграции. Во главе всех революционных фракций – неважно, кого они провозглашали своей социальной базой, крестьян или рабочих, – стояли революционно настроенные интеллектуалы, бо́льшая часть которых многие годы жила в эмиграции в Европе.

Владимир Ленин (по рождению Владимир Ульянов) появился на свет в 1870 г. в приволжском городе Симбирске (в 1924 г., после смерти Ленина, его переименовали в Ульяновск – и это имя он, как ни странно, носит до сих пор). Еще будучи студентом юридического факультета Казанского университета, Владимир примкнул к радикалам; одной из причин, толкнувших его на этот шаг, стала казнь старшего брата, повешенного за участие в организации покушения на императора. По современным меркам семейство Ульяновых принадлежало к среднему классу, к образованным профессионалам (его отец служил инспектором народных училищ и поднялся по карьерной лестнице так высоко, что удостоился потомственного дворянства). По этническому происхождению Ульяновы были в основном русскими, хотя и с примесью немецкой и еврейской кровей. Проникшись революционными идеями, Ленин переехал в Санкт-Петербург, где вступил в марксистский Союз борьбы за освобождение рабочего класса, был арестован и, по традиции, отправлен в ссылку внутри страны, за которой последовал добровольный отъезд из России и жизнь в изгнании на деньги матери. За границей он присоединился к пестрой компании российских и восточноевропейских революционеров, стекавшихся в Лондон, Париж, Женеву, Цюрих и Берлин, – это был мир жалких меблированных комнат, страстных мелочных разборок с другими революционерами, полицейской слежки, шпионов и информаторов, одиночества и долгих часов, проведенных в библиотеках.

Среди революционных марксистов этнических русских вроде Ленина и его жены, Надежды Крупской, было относительно мало по сравнению с евреями, поляками, латышами и представителями других национальных меньшинств Российской империи, которые с конца XIX в. подвергались насильственной русификации и все усиливавшейся дискриминации со стороны властей. В революционных кругах Ленин выделялся неуступчивостью и стремлением полностью подчинить себе свою небольшую политическую фракцию, которая после инициированного им в 1903 г. раскола социал-демократического движения стала называться большевиками. Термин «большевик» происходит от русского слова «большинство»; своих оппонентов большевики называли «меньшевиками» – от слова «меньшинство». Это была изящная уловка со стороны Ленина: на самом деле в большинстве были как раз меньшевики.

Фотопортрет семьи Ульяновых: Владимир, гимназист, сидит справа впереди; старший брат Александр, который в возрасте 21 года будет казнен как террорист, стоит слева от отца[6]

Российские марксисты столкнулись с серьезной проблемой: согласно марксистскому пониманию законов истории, «их» революция – та, которой они посвятили свою жизнь, – пока что не стояла на политической повестке дня; перед ней должна была случиться еще одна. Россия же все еще находилась в самом начале капиталистической фазы развития, и русская буржуазия была слишком слаба и пассивна, чтобы совершить либеральную буржуазную революцию, опрокинув отжившую свое автократию. В результате, в отличие от Британии или Германии, Россия еще «не созрела» для пролетарской социалистической революции. Меньшевики – за исключением нескольких отщепенцев вроде Троцкого – относились к этому аргументу со всей серьезностью (вероятно, в этом и заключалось основное отличие их доктрины от ленинской); а вот большевики – на практике нет. Однако не стоит слепо верить заявлениям меньшевиков, утверждавших, будто это делает большевиков плохими марксистами. Придя к власти, большевики своими действиями убедительно докажут, что марксистское понимание классовой борьбы и исторической неизбежности глубоко укоренилось в умах их лидеров; кроме того, существовали вполне марксистские способы обосновать правильность пролетарской революции в России (идея, что самое слабое звено империалистической цепи порвется первым, например). Истина состоит в том, что любой достойный этого звания революционер всегда найдет способ обойти теоретический запрет на революцию.

Еще одной проблемой революционеров-марксистов была сравнительная слабость российского пролетариата. В самом деле, пролетариат был плотно сосредоточен вокруг крупных предприятий (что есть революционный плюс), однако численность его была все еще до смешного мала и в 1914 г. составляла чуть более 3 млн – а ведь уже в 1897 г. в Российской империи проживало более 125 млн человек. Эта слабость отчасти компенсировалась ленинской концепцией революционной партии, которая должна была состоять из профессиональных революционеров и выступать в качестве «авангарда» пролетариата. Авангард был призван открыть рабочим глаза на стоящую перед ними историческую революционную миссию, а потом уже эти рабочие, теперь «сознательные», в свою очередь, встанут в авангарде непросвещенных, но потенциально мятежных масс. По наблюдениям российской полиции, к 1901 г. большевики достигли некоторого успеха в этом направлении: полицейский отчет сообщал, что «добродушный русский юноша из рабочей среды превратился в особый тип полуграмотного "интеллигента", который чувствует себя обязанным отвергнуть семью и веру, не соблюдать законы, отрицать существующую власть и насмехаться над ней», и что такие люди пользуются авторитетом среди «инертной массы рабочих».

Ленин был самым бескомпромиссным революционером в среде российской марксистской эмиграции, а также самым авторитарным – нетерпимым к какой бы то ни было конкуренции внутри своей фракции и настаивавшим на важности четкой организации и профессионального руководства революционным движением в противовес народной стихийности. При этом его никак не назовешь одномерной фигурой. Ленин был женат на Надежде Крупской – учительнице по профессии и теоретике образования по призванию – и как минимум до некоторой степени разделял ее убеждение, что глубинная цель революции – просвещение народа, относя к числу первоочередных революционных задач