Читаем без скачивания Голос Ленинграда. Ленинградское радио в дни блокады - Александр Рубашкин

В этом смысле роль радио была здесь такой же, как и в других городах страны. «Радиохроника» стала одной из многих передач, и слушатели не сразу выделили ее среди других, но постепенно она все более отражала потребность времени, в ней проявились важные черты военного радио, которое в дальнейшем сыграло в Ленинграде роль совершенно особую. «Радиохроника» привлекала не только отдельными, пусть и удачными материалами, но прежде всего единством замысла, законченностью целого. Случалось, что в ходе передачи совсем не называли авторов и лишь в самом конце объявлялись ее участники. Некоторые номера «Хроники» носили характер тематический.

Так, передача от 16 июля (Радиохроника. № 14) начиналась словами: «Слушай нас, Краснознаменный Балтийский флот» и морским сигналом: «Внимание!» После указа о награждении моряков Балтики читались письма краснофлотцам. Затем шла сатирическая сценка – разговор рыб на морском дне. Специальный выпуск для Балтфлота передавался и в августе. Среди его авторов – Николай Чуковский, Юрий Инге, Евгений Шварц, Борис Лавренев, Леонид Соболев. Письма на этот раз были обращены к защитникам полуострова Ханко. В «Словаре для фашистских мореплавателей» высмеивались «успехи» немецкого флота. Такие номера собрать из имеющихся материалов было нельзя, приходилось каждый готовить специально. Казалось, строгие временные рамки, оперативность, а порой спешка заставят авторов «Хроники» повторяться, ограничат их жанровые возможности. Между тем эти передачи поражают именно разнообразием жанров. Рядом со стихами, частушками, песнями здесь был очерк, статья или рассказ. Иногда очерк был написан в стихотворной форме. В номере девятом, вслед за сообщением о подвиге летчика Гастелло, прозвучала поэма Анатолия Мариенгофа «Капитан Гастелло», едва ли не первый поэтический отклик на подвиг героя. Это была газетная оперативность.

Но говорить с Ленинградом нужно было каждый день. И здесь очерк, в том числе стихотворный, был явлением весьма примечательным. «Рабочий Сигачев», «Боец Исмаилов», «Капитан Гастелло», «Батарея младшего лейтенанта Чаплина», «Сеня», «Александр Самохин» – эти стихотворные очерки А. Мариенгофа10 не стали значительными художественными явлениями. Но потребность в такого рода конкретных, адресных вещах ощущалась. Подвигу нужна была гласность.

Люди слышали в стихах имена героев. А. Мариенгоф писал о машинисте, который, рискуя жизнью, обжигаясь, лез в еще не остывшую до конца паровозную топку, чтобы скорее отремонтировать паровоз и отправить состав к фронту, писал о первых летчиках – героях ленинградского неба, о плененном разведчике, не выдавшем врагу важных сведений.

Николай Тихонов написал «Балладу о лейтенанте танкисте Юхниче» (Радиохроника. № 7), Александр Прокофьев – «Балладу о красноармейце Демине» (Радиохроника. № 25), Борис Лавренев – о летчике Трубицыне (Радиохроника. № 53).

Очерковый характер имели и немногочисленные рассказы, написанные в то время и передававшиеся по ленинградскому радио, в частности рассказы В. Каверина «Из дневника», «Трое», а также рассказ И. Кратта «Партизаны». Авторов прежде всего интересовала сама ситуация, описание подвига, а не характеры людей. Несколько иначе обстояло дело в рассказе В. Каверина «Прощальный салют» – истории подвига и гибели молодых бойцов. Раскрывая мысли одного из героев, автор стремился обрисовать его внутренний мир, рассказать о недавнем прошлом. Большинство рассказов остро публицистичны, мысли авторов выражены прямо. В лексике, композиции, в определенности конечного вывода проявлялась пропагандистская направленность всех видов искусства. «Мы» и «они», «свет» и «тень», «жизнь» и «смерть» – не боясь повторений, не избегая лозунга, писатели говорили о самом главном.

И если верно, что все искусство в первые недели войны стало пропагандистским, публицистическим, то это прежде всего коснулось песни.

Уже в самом начале июля ленинградское радио неоднократно передавало «Священную войну» А. Александрова на слова В. Лебедева-Кумача, песню, написанную в первые же дни войны. В июле и августе, кроме ежедневно звучавших записей классической музыки, не проходило дня без песни зовущей, призывной, боевой. Это были «Марш Народного ополчения», «Песня о часовом», «Песня о трех маршалах». И в «Радиохрониках», и в других передачах дня повторялись песни уже известные и написанные только что. Трудно назвать поэта, не писавшего тогда текстов на музыку молодых композиторов Н. Леви, В. Соловьева-Седого, В. Сорокина.

Выполняя заказ редакции, авторы песен стремились оперативно сделать свою работу. Но именно такие песни, как «Играй, мой баян» (музыка В. Соловьева-Седого), написанные для одной радиопередачи, становились популярными в народе. Песни первого военного лета говорили о сегодняшнем подвиге и подвиге отцов. Через много лет, в конце шестидесятых годов, вновь прозвучали песни, может быть, навеянные теми, давними. Например, «Комсомольской военной», которую написали В. Соловьев-Седой и поэт Никита Верховский:

Было грозное время, иные года,Штормовая стояла погода,И на фронт бить врагаУходили тогдаКомсомольцы двадцатого года.

И пусть многие из этих песен прозвучали лишь по несколько раз, они оставили свой след в сердцах ленинградцев, уходивших в те дни в армию народного ополчения. А рядом с песнями, рожденными в Ленинграде, звучали через радиорупоры и «Священная война», и «Песня смелых» на слова А. Суркова. «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой» – это слышали тогда и москвичи, и ленинградцы, и Киев, и Севастополь. Песня стала призывом и клятвой.

В то первое трудное лето нужен был не только голос бодрости, но и голос ненависти, презрения к врагу. Это чувство рождали частушки, песни, сценки, многие из которых впервые передало тогда ленинградское радио. И тут его работники выступили умелыми организаторами. Они, пожалуй, быстрее газетчиков поняли, как нужно людям острое слово именно в дни испытаний, и предложили темы сатирических произведений не только А. Флиту, Б. Тимофееву, В. Иванову, но и писателям, для которых сатира была новым жанром. Такая пришла пора, когда требовалось уметь делать все или почти все. Сатирические стихи, песни на знакомые мотивы писали практически все авторы «Радиохроники» – Елена Рывина («Все хорошо, клянусь тебе, мой фюрер…»), Владимир Волженин, Николай Тихонов и, наконец, Борис Лавренев, предложивший «Соленые частушки» для второго специального выпуска «Радиохроники», адресованного Балтфлоту: «Навостри, браточек, ушки! Струны, сыпьте серебром! Мы соленые частушки вам сегодня пропоем». Такие грубоватые, «соленые» частушки нередко звучали в те дни по радио. С захватчиком, жаждущим русского хлеба и сала, можно было говорить только одним языком: «Всем как есть отпустим вам отбивные по задам». Так оно и было, захватчик получал угощение на нашей земле «со штыком стальным вприкуску, с меткой бомбой на закуску» (О. Берггольц).

Широко проявилось жанровое многообразие сатиры на радио. Басни и фельетоны, частушки и сценки передавались ежедневно. Изо дня в день писал их поэт В. Волженин. «Героями» его произведений становились брехуны из департамента Геббельса и союзники Гитлера («Волчья скромность», «Несгораемая корова», «История „непобедимых“ тевтонов», «Пейзаж»). На эти же темы писали Б. Тимофеев («На севере диком», «Четыре генерала»), В. Иванов («Румынские мальбруки», «Подарок итальянскому королю», «Румынский галоп»), В. Зуккау-Невский («Напрасная щедрость»). До середины сентября, почти до того дня, пока не был вывезен из Ленинграда, писал сатирические сценки для радио М. Зощенко («Скандал в благородном семействе, или Двурушник Муссолини»).

Самыми значительными сатирическими произведениями ленинградского радио лета и осени 1941 года стали сказки и сценки Евгения Шварца. Каждый приход на радио этого большого художника становился событием не только потому, что в очередном номере «Радиохроники» появлялись его новые вещи. Вокруг Е. Шварца всегда была обстановка творчества, доброжелательства. Включение в «Радиохронику» таких сказок драматурга, как «Сон министра», «Дипломатическая конференция», «Союзники», заставляло требовательней отнестись и к другим материалам «Хроники». Хлестко и остроумно были написаны «Похождения фашистского черта» – история о том, как фашисты заключили договор с чертом по имени Фриц («самый хитрый черт»), который, вернувшись с Восточного фронта, отказался от договора. В сказке «Сон министра» говорилось о мечтах высокопоставленного расиста вывести породистых германцев на специальных заводах. В «разговоре» спящего министра со старой ганноверской лошадью высказана важная для всего творчества Е. Шварца мысль о неизбежной победе добра над злом, о конечном торжестве человечности. «„Что ты этим хочешь сказать?“ – спросил министр шепотом. „Кони – это кони, а люди – это люди, – ответила старая мудрая ганноверская лошадь. – И как ты ни старайся – время не повернет обратно и человек не станет зверем“»11.