Читаем без скачивания Михайлик - Мария Дмитренко

Как на крыльях, полетел к дядьке Андрею собираться в поход.

Когда через два-три часа Миша и повстанцы выходили из домов, они видели, как замерзшую внезапно землю припорашивал первый снег.

Когда светало, на горизонте отчетливо запестрели Карпаты, цель их марша. Горы стояли далекие, чужие, таинственные, с совсем уже белыми головами, охваченными дождем. От вида этих унылых, неизвестных гигантов у Михайлика по спине пробежала легкая дрожь. Справится ли он с нею? А к тому же этот командир... еще только такого стыда не хватало бы.

X

Не шутили зимой с Михайликом Карпаты.

Холодный ветер на верхах морозными клещами вырывал душу, во все лазейки влезающий снег добирался до живого тела, тяжелые бревна злобно валялись под ногами, острые камни подстерегали малые ноги, коварные пропасть разверзались под парнем, всасывая его в себя. Широкие заплаты на Мишиных брюках отчетливо показывали, какие он прошел дороги, его темное, обожженные ветром лицо гордо свидетельствовало о том, что не в доме прятался Миша.

Еще в начале, когда отряд долгое время стоял на одном месте, не было так плохо. Отряд имел свои хижины, держал связи, выскакивал группами на боевые акции, читал, учился. Из села приходили люди с продуктами, приводили с собой коров.

Бывало, проснувшись утром под своим и дядькиным одеялом, припорошенный снегом Миша вставал, разбивал красными пальцами замерзшую в ведре воду и думал, что все же все не так уж плохо, что он держится совсем, как и старшие и, как они, борется. Когда-то, когда Миша "был еще малым" и слушал, что говорили об освободительной борьбе, он боялся, что пока вырастет, война закончится, наступит Украина, и все обойдется без него. Теперь, стоя в лесу над огнем, он только улыбался: он уже знал, что без него не обойдется.

***

В январе, где-то около Иордана{5}, врагу удалось собрать более подробные сведения о повстанческих отрядах в этих окрестностях Карпат. Он бросил туда множество войска. Повстанцы вынуждены были непрестанно передвигаться, избегая боев с превосходящими силами врага и лишь изредка здесь и там их подергивать, чтобы таким способом сохранить себя, вырваться из территории самых оживленных враждебных действий и дождаться весны.

И отряд Михайлика теперь непрестанно маршировал, днем ​​и ночью был в полной боевой готовности.

Миша не раз утопал в сугробах, не чувствовал от холода рук и ног, из последних сил догонял дядьку Андрея и своих друзей-партизан. Однажды он, совершенно обессиленный, забыв даже о стыде, приехал в лагерь на дядькиных плечах. Но по вечерам, когда горел искусно уложенный из толстых поленьев огромный партизанский костер, когда повстанцы строили из снега странные дома-укрытия, Миша думал, что трудности и лишения еще ни разу не одержали над ним победу.

Уже две недели положение отряда было необычайно тяжелым. За ним гнались в десять раз превышающие его большевистские части, кругом в деревнях стояли сильные энкаведистские заставы; все лесные тропы, тропинки и ручьи непрерывно проверяют вражеские группы. В глубоком снегу отряд оставляет свой след, и поэтому ему отвязаться от преследователей почти невозможно.

Вчера разведка донесла, что широкое вражеское кольцо вокруг отряда замкнулось и, в лучшем случае, через несколько дней, несмотря на ловкие маневры, враг сможет навязать отряду безнадежный бой.

Вечером отряд получил приказ разделиться и роями продираться сквозь вражеское кольцо к назначенному месту. Печально прощались стрелки, по-военному вытягивались перед своим командиром. Они хорошо знали, что этот и тот, второй и десятый, и весь рой, может, не дойдет до указанной цели. Но отряд — отряд там будет! Кто сможет дышать, там будет!

XI

Командир отступает вместе с роем дядьки Андрея. Сначала присутствие командира смущает малого Мишу. Ему раз за разом кажется, что командир смотрит на него, и что надо делать все иначе и лучше, чем он делает. Ему страшно: а вдруг командир прикажет идти очень быстро. Миша со страхом смотрит на его длинные ноги. В таком случае Миша потеряется и пропадет.

После двух дней марша командир выслал дядьку Андрея с роем к старым хижинам, чтобы они принесли закопанные там продукты. У костра остались только командир с Мишей и в стороне от них стрелок-постовой. Солнце заходило, везде было тихо-тихо.

Вдруг донесся резкий голос постового: "Стой, кто идет?" — и зазвучали выстрелы. Миша упал. Думал, что он убит, но командир дернул его, и они побежали по тропинке. Пули жужжали, ударялись и застревали в коре деревьев. Командир оборачивался и стрелял, Миша едва за ним поспевал. Затем они свернули с протоптанной тропинки и побежали по замерзшей снежной скорлупе, ежеминутно проваливаясь.

Выстрелы затихли, никого не было видно. Миша и командир оперлись о деревья. Командир почему-то держал руку на боку.

Прошло десять, пятнадцать минут. Миша навострил уши: услышал хруст снега. Командир тоже услышал. Двинулись дальше. Миша впереди, а командир за ним. Опять остановились. Командир посмотрел на небо — вечер близко. Опять хруст. Миша побежал, а командир за ним, с трудом переставляя ноги. Вышли на тропинку, соединяющую их стоянку с ручьем, из которого они брали воду. Тропа круто спускалась вниз.

— Вы, друг командир, ранены! — с испугом заметил Миша.

— Ничего! В воду, Миша, направо... Чтобы не оставлять следа. Только запомни, водой иди!

Миша вскочил с тропинки в воду и оглянулся. Командир, какой-то не свой, стоял на берегу. Миша вернулся.

— Я пойду с вами, друг командир!

Не оглядываясь, бредут они ручьем падают, путаются среди гнилых поваленных бревен и камней, мокрые, с исцарапанными до крови руками и лицами. Но ни на минуту не забывают, что прикоснуться рукой или ногой к снежной поверхности, значит оставить след — значит умереть. И они не оставляют за собой никакого следа.

Идут каждый раз медленнее. Сил нет... Там, наверху, светятся уже звезды — ночь. Миша все чаще должен подавать командиру руку. Почти падает, но тянет его за собой. Оторваться надо как можно дальше — это знают оба!

Миша берет у командира "финку", вешает ее себе на шею, чтобы иметь свободные руки. Тяжелая "финка" тянет Мишу то влево, то вправо, выбивает из равновесия. Он падает еще чаще. Командир приседает, пьет воду. Миша тоже приседает — сил нет...

— Мишенька, тебе трудно тянуть меня. Иди сам по ручью в реку, а я... тут подожду.

— Нет, друг командир! Я уже отдохнул. Пройдем еще хоть немного! — просит Миша.

Запеченными устами припадает командир к Мишиной походной бутылке. Затем повязывает свой бок полотенцем и медленно трогается. Звезды моргают ровно, равнодушно.

Сжалилась над ними длинная дорога: дает им медленное, нерешительное, а потом щедрой рукой пышное зимнее утро. Они уже не идут ручьем. Они вышли на горный хребет. Здесь дует неистовый вихрь, моментально заметающий их следы. Это хорошо!

Ниже, в долине, Миша видит старую пихту, ее густые облепленные снегом ветви припадают к земле, образуя широкую палатку. Здесь будет хорошо... Миша оглядывается на командира. Командир остался сзади. Миша видит, как он обо что-то спотыкается и падает. Миша стряхивает снег с ветвей пихты и расстилает на земле одеяло. Миша снова оглядывается и видит, что командир ползет, оставляя за собой узкий кровавый след. Мишино сердце словно кто-то схватил в ладони: он не даст, не даст командиру погибнуть! Повстанцы, Украина ждут его. В нем нуждаются тысячи и миллионы. Нет, он не даст погибнуть командиру! Подбегает к нему и тянет за руку

— Друг командир! Под пихту, там хорошо, там отдохнем! Я разожгу огонь. Я перевязку вам сделаю, друг командир!

Командир смотрел на Мишу растроганными, влажными глазами.

— Ты настоящий партизан, Мишенька!

Миша польщен этой похвалой. Он достает из кармана повлажневшие спички. Но курить нельзя — он забыл! Собственно, он не спички искал, а повязки. Вытягивая из кармана повязку, Миша вдруг чувствует, что замерз. Одежда его промокла, а в сапогах неприятно хлюпает. Руки дрожат от холода и истощения. Как он приступит к той ране?

Командир помогает. Оба накладывают повязку, как умеют, и падают, смертельно уставшие.

XII

Мишу разбудил холод. Солнце стояло уже высоко на небе. Командир лежал с закрытыми глазами и что-то вполголоса говорил. Михайлику сделалось страшно. А если командир сейчас умрет? Всматривался в дорогие ему черты. Нет, он не допустит этого. Он не хочет жить без командира! Миша почувствовал, что этот бледный неподвижный человек со строгими чертами лица, от которых когда-то шел на него такой страх, стал родным, стал братом, отцом, другом, которого надо вырвать из объятий смерти... Стал второй Украиной, которую надо спасать любой ценой.

Миша попытался пошевелить под одеялом руками. Они очень болели. Они набухли, кожа на них сделалась красной и тоненькой, словно вот-вот треснет. Но тут дали о себе знать и ноги. Парню показалось, будто ноги у него такие большие, что совсем не вмещаются в сапоги. Вот одна даже распорола голенище и вылезла, как перекисшее тесто из бочки. Мишу обуял ужас. Он же не уйдет такими ногами никуда! Неужели это уже смерть, неужели теперь, после того, как убежали из-под пуль, они должны умереть? Надо любой ценой выйти отсюда! Миша не знает этой окрестности, не знает, как далеко еще до деревни. Но командир знает наверняка! Рой искать нечего, бесполезно! Но, если бы прийти в село, их приютили бы. Как сладкая мечта, мерещится Михайлику село. Нет, он не погибнет и командиру не даст погибнуть.