Читаем без скачивания Приди в мои сны - Корсакова Татьяна Викторовна

Они разговаривали, эти двое, а Федор снова ничего не понимал. Происходящее казалось ему ирреальным, словно Нижний мир выплеснул свои темные воды и отравил, заразил безумием всех присутствующих.

– Федя, ты слышишь меня? – Август стал перед его лежаком на колени. Теперь его лицо было совсем близко. Федор мог видеть каждую морщинку, каждое пятнышко на нездоровой, ноздреватой коже архитектора. – Федя, послушай.

– Я слушаю, – сказал он и отвернулся, чтобы не видеть ничего вокруг, не поддаваться всеобщему сумасшествию.

– Это я во всем виноват, – снова повторил Август и, коснувшись Федорова плеча, тут же испуганно отдернул руку.

– В том, что Айви больше нет? – Все-таки он посмотрел. Открыл глаза, вперил немигающий взгляд в побледневшего Берга. – В этом вы виноваты?

– И в этом, наверное, тоже. – Август беспомощно посмотрел на Евдокию, и та кивнула головой, то ли подбадривая, то ли осуждая. – В том, что тебя арестовали, моя вина. Это мой язык проклятущий…

– Погодите! – Федор прижал ласточкино перо к щеке. – Вы одно мне скажите, ее тело… могилка есть?

– Нет, – вместо Августа заговорила Евдокия. – Нету могилки, Федя.

– Значит, она жива! – Уверенность, поселившаяся вдруг в Федоровой душе, придала ему сил. Ну и что, что уверенность эта была сродни безумию!

Август с Евдокией переглянулись, и женщина украдкой смахнула слезу.

– Ты должен нас выслушать, – сказала она наконец. – Узнать все перед тем, как что-то решать.

– Перед тем, как возненавидишь, – пробормотал Август.

Федор их уже ненавидел. За то, что они терзали его недомолвками, за то, что обманывали и пытались убедить, что Айви мертва. Ненавидел и любил одновременно.

– На тебя донес Злотников, – сказал Август и выдохнул.

Злотников… У Федора было время подумать, порассуждать над тем, кто же порушил их с Айви будущее, кому чужое счастье было не в радость. По всему выходило, что Сергею Злотникову, но как? Откуда тому было знать, кем являлся Федор на самом деле?

– А Злотникову рассказала Анфиса. Ты помнишь Анфису, Федя?

Пышное тело, румянец на всю щеку, ямочки… Анфиса любила Августа, а Август любил Евдокию… Вот такой у них получался треугольник. Можно ли ради любви пойти на подлость? Можно. Отомстить сразу и бывшему любовнику, и сопернице. Ведь у Евдокии непременно должны были возникнуть проблемы за укрывательство беглого каторжника. Очень большие проблемы. Но как? Откуда Анфисе было знать то, о чем не знал даже Август?

Наверное, Федор спросил это вслух, потому что Август сказал:

– Я знал. С той самой нашей зимней поездки на Стражевой Камень. Помнишь, когда метель, когда закружило нас с тобой? Я тогда хворый на печи лежал, а вы с Акимом Петровичем разговаривали. Вы думали, я в беспамятстве, а я многое слышал. Не все понял, но запомнил. Память у меня всегда хорошей была.

– И вы рассказали Анфисе? Зачем?

– Не нарочно, Федя. – Август прижал обе ладони к груди. – Спьяну. Я же пил тогда. Да ты и сам знаешь, как я пил.

«Пьяный старатель – болтливый старатель», – пришло вдруг на память, а стоящий у печи Кайсы внимательно посмотрел на него исподлобья.

– Так и есть. – Август кивнул. – Даже не помню, когда мог рассказать, но рассказал. Анфиса мне потом сама призналась, аккурат в день нашего с Дуней венчания. – Он виновато посмотрел на окаменевшую Евдокию. – Сказала, это вам, Август Адамович, мой свадебный подарок, чтобы жили вы с этим и сами себя ненавидели… Я и ненавижу, – заговорил он после долгого молчания. – Не было дня, Федя, чтобы я себя, язык свой без костей не ненавидел.

– Он не пьет с тех пор, – заметила Евдокия, словно таким вот нехитрым способом пыталась оправдать предательство. Да и предательство ли? Август такой, какой есть. И всегда таким был – пьяницей и балаболом. А то, что не сберег чужую тайну, так с него молчания никто и не требовал. Но если бы он тогда промолчал, вышло бы сейчас все по-другому? Федору очень хотелось верить, что да, но где-то глубоко в душе он знал: их с Айви счастье не могло длиться долго. Слишком уж ярким оно было, слишком уж кололо людям глаза. Злотников нашел бы способ…

– Я не прошу у тебя прощения, Федя.

Август не смотрел на него, разглядывал свои сложенные на коленях руки, а подошедшая Евдокия положила ладонь ему на плечо, успокаивая и поддерживая. Жена… Августу повезло, у него есть жена. А Федорова пропала, заблудилась между мирами, и никто не хочет рассказать ему, как это произошло. Тянут время, каются. А времени мало, ему нужно отправляться на поиски…

– Где Айви? – снова повторил он, отмахиваясь от ненужных извинений. – Что с ней стало? Где мне ее искать?

– Федя, ты не готов, – вдруг произнесла Евдокия неожиданно твердо. – Ты не отдаешь себе отчет в том, что происходит. Ты не понимаешь, а мы пытаемся тебе объяснить.

– У меня мало времени, моя жена пропала. – Евдокию в этот момент он почти ненавидел за это ее упрямство, за нежелание слушать. – Мне нужно что-то делать.

– И ты сделаешь. – Женщина бросила беспомощный взгляд на Кайсы, словно ища у него поддержки, но тот лишь равнодушно пожал плечами. И какой он после всего этого отец? Да и отец ли, если ушел, бросил единственную дочь еще в младенчестве? – Но сначала ты должен узнать всю правду.

– Ее нет уже почти пять лет, – снова заговорил отец Айви. – И лишние несколько часов ничего не изменят. Твоя жена пропала, Игнат. И ты, тот, кто обещал любить ее и защищать, ничего не сделал. Так же, как и я.

Это была правда. Такая страшная правда, от которой хотелось выть волком и рвать глотки. Правда толкнула Федора вперед, к Кайсы, чтобы заставить того замолчать. Если получится дотянуться, то навсегда…

У него не получилось. С тихим, каким-то бабьим оханьем на него навалился Август, вдавил в тюфяк всем своим немалым весом, зашептал на ухо:

– Не надо, Федя. Ему тоже больно, он просто не может по-другому. Он не виноват. И ты не виноват.

Дышать было нечем, то ли от веса Августа, то ли от душившей его ярости, и Федор захрипел.

– Рана, – вскрикнула Евдокия испуганно. – Август, ты делаешь ему больно!

Никто не мог сделать Федору больнее, чем есть. Любая физическая боль казалась теперь ничтожной по сравнению с болью души, но они не понимали этого. Август отпрянул, засопел растерянно и испуганно.

– А кто виноват? – просипел Федор сквозь стиснутые зубы.

– Я…

– Вы. Я. Кайсы. Кто еще? Мне нужны все имена.

– Всех убьешь? – усмехнулся Кайсы. – Вот только не было веселья в его усмешке, только боль, какую иным не выразить и криком. В этот момент Федор его понял. Или хотя бы начал понимать. Кайсы тоже убьет любого за Айви, но право это он предоставил Федору. Сделал подарок, цены которому нет.

– Спасибо, – сказал Федор одними губами, и Кайсы кивнул, принимая и неловкое извинение, и благодарность.

– Убьешь, Игнат. – В голосе его слышалось уважение, словно он тоже понял о Федоре что-то очень важное. – Придет время, всех накажешь, но перед тем как вершить суд, ты должен узнать все. Чтобы не ошибиться, чтобы не пострадали невиновные. Оно ведь легко – сгоряча и безвинную душу, и свою собственную загубить. Так что сейчас просто слушай. Будет больно. Я знаю, я все это уже слышал, но во второй раз не легче, Игнат. Поверь.

Он верил. Вот только сил и смирения в себе не находил.

– Рассказывай, – велел Кайсы, и Август вздрогнул. Не хотел Берг рассказывать, боялся. Не Федора боялся, а собственных воспоминаний. Но заговорил срывающимся, проседающим до шепота голосом.

– Когда тебя арестовали, у нас у всех тяжелая жизнь началась. Ты же беглый преступник, а мы тебе вроде как помогали. Ты только не думай, Федя, я не жалуюсь, я просто, чтобы ты знал, понимал, каково нам было.

– Аким Петрович все уладил, – заговорила Евдокия. – Да и Кутасов помог. Человеком он оказался не совсем конченым. Полиция меня довольно быстро оставила в покое, а что до людишек, то мне до них дела нет.

– Плевали в спину, камнями бросали… – Август сжал кулаки. Боль и обиду Евдокии он ощущал, как собственную. Это и правильно, так и должно быть между мужем и женой. И у Федора с Айви так было бы, если бы не забрали у них будущее…