Читаем без скачивания Необоримая стена - Лариса Черногорец

— Простите ради бога, я причинила вам столько беспокойства. Что же теперь делать?

Он видел тоску и мольбу в её глазах. Они сражали его наповал. Он не мог прогнать её, не мог отказать ей:

— Ложитесь спать!

— А он? — Она кивнула на мертвого, — что с ним?

— Я справлюсь!

Взвалив тело на плечо, Аника взял саквояж с деньгами и вышел из комнаты.

Не решившись раздеться, Настя легла на кровать, укрыв ноги цветастым одеялом. Сверток с образом остался лежать на столе.

Настя почти уснула, когда в предрассветной тишине послышались шаги. Аника вошел в дверь, и устало опустился на кресло. Молчание повисло стеной. Настя не решалась задавать вопросы и, не отрываясь, смотрела на его лицо, усталое, с закрытыми глазами и плотно сжатыми губами. Казалось, он засыпал. Настя любовалась его чертами лица, в нем все было так гармонично. Она тихонько встала и, подойдя к нему, прикоснулась к его плечу. Он вздрогнул:

— А… это вы…

— Простите, я только хотела предложить вам лечь на кровать. Вас не было почти всю ночь.

— Вам больше ничего не угрожает.

— Что? Но как…

— Я положил труп и саквояж на улице и вызвал околоточного. В результате деньги возвращены хозяину, а объявления о вашем розыске снимут со столбов уже утром.

— Вы! — у Насти не было слов, — вы волшебник. Как же вам удалось?!

— Жена околоточного обожает цирк и, как оказалось, моя горячая поклонница. Бедняге ничего не оставалось делать, она зашла вечером к нему, когда шел допрос, и увидела меня. Ох, и досталось бедолаге. Он готов был на все, лишь бы угодить жене и избавиться от меня. А это, — он кинул на стол пачку червонцев, — щедрая благодарность вашего хозяина за найденный капитал. Думаю, вы заслуживаете компенсацию от этого подонка. — Он вымучено улыбнулся и лег на кровать. — Простите. Я просто умираю от усталости. Кстати, можно у вас поинтересоваться, что вы собираетесь делать?

Настя опустила голову и вполголоса произнесла:

— Идти в Тобольск.

Аника сел на кровати и уставился на неё.

— Идти куда?

— В Тобольск. Вы же слышали слова того человека, — она взяла в руки сверток с образом, — её надо вернуть.

— Вы рехнулись?! Отнесите её в какой-нибудь храм, и пусть люди, которым положено этим заниматься её возвращают.

— Вы не поняли! — Она горячо возразила, — это не шутки, вы видели, что случилось с человеком, который её украл, — он умер!

— Да, но причем здесь вы!

— Он дал её мне, понимаете, мне! И я должна её вернуть на место, искупить его грех, тогда он будет прощен, я не могу отказать в последней просьбе умирающему, именно я должна её вернуть, — она развернула сверток и посмотрела на образ, — и она это знает. У меня просто нет другого выхода.

— Но как вы собираетесь это сделать? У вас ни денег, ни документов, вы даже не знаете, куда именно вам надо идти.

— У каждого свой крест. И, — она улыбнулась, — я думаю, она сама меня приведет.

— Возьмите, — он кивнул на пачку червонцев, — они вам пригодятся.

— Спасибо вам, — Настя завернула образ в полотно и направилась к выходу. Аника встал и подошел к окну. Настя тихо проговорила:

— Спасибо вам, правда, большое спасибо, но от этого человека денег я не возьму. Она откинула косу за плечо и, открыв входную дверь, обернувшись, проронила:

— Прощайте!

Аника глядел в окно. Внизу, на противоположной стороне тротуара, он увидел того самого бородатого мужичонку, который сидел с Акакием Петровичем. Он внимательно следил за домом и выходом. Из-за сапога виднелась рукоятка кинжала. Аника кинулся вслед за Настей и ухватил её за руку как раз в тот момент, когда она собиралась, было открыть дверь на улицу:

— Вы должны вернуться!

Настя испуганно замотала головой:

— Нет, прошу вас, не надо…

— Это я прошу вас, вы должны это увидеть.

Она неохотно поднялась за ним назад в комнату. Аника подвел её к окну:

— Видите того типа?

— Да, обыкновенный человек…

— Это Лука.

Аника слово в слово передал ей разговор, состоявшийся в трактире, которому он стал случайным свидетелем.

— Так значит, — Настя начинала понимать, что случилось, — значит, именно за ней они охотятся. — Она прижала сверток к груди, — они хотят продать её, вывезти из страны…

— Именно так!

— Но как он узнал, что икона здесь?

— Думаю, за мной следили от самого участка. Ведь при мертвеце иконы не было найдено, а ваш хозяин знает, что саквояж с деньгами был у вас. Они думают, что и вы, и икона у меня.

— Втянула я вас в историю…

— Да уж!

— И что же мне теперь делать?

— Ждать. Ждать, пока я не придумаю, как нам выбраться отсюда незамеченными.

— Нам?

— Ну, — Аника смущенно кашлянул, — если вы конечно не против. И потом, ну не могу же я позволить вам одной пересечь страну, с таким ценным грузом… — он осекся, — я навязываюсь…

— Я очень, очень вам благодарна! — Настя кинулась, было, ему на шею, — я даже не могла на это надеяться. — Засмущавшись своего порыва, она отошла от Аники, и стала теребить свою косу. — Я доставила вам столько хлопот.

— Признаться, мне нужна была небольшая встряска, — после закрытия цирка мне этого очень не хватало. Давайте дождемся вечера, потом я попробую что-нибудь придумать.

Аника лег на кровать. Настя свернулась клубочков в кресле.

— Вы давно в цирке?

— С детства. Мои родители были цирковыми.

— И вы с детства выступали?

— Я помню свое детство на манеже. Мы много колесили по России матушке. Мои родители были акробатами. Жилось нам тогда совсем несладко. Днем мы, все артисты, репетировали и дежурили у дверей директора в ожидании причитающихся денег. Я был совсем мальчишкой. Он не разрешал работникам цирка входить к нему, пока он сам не смилостивится и не вышлет спасительный полтинник, которому мы всегда были рады. Так ежедневно выклянчивали мы заработанные деньги. Кормились у бедного еврея, содержащего погребок напротив цирка. Он варил нам картошку и разрезал одну селедку на десять частей — ему с этого дела нужно было еще самому кормиться с огромной семьей. После представления мы отправлялись спать в большом ковре, — том самом ковре, который раскладывали на арене во время спектакля. Спали мы вместе с кучерами, билетерами, и униформистами, закутавшись в ковер, где кишмя кишели вши. Потом наш директор начал задерживать и те жалкие полтинники. Тогда мои родители во время представления влезли на штамберт и подняли крик, что если им не уплатят заработанных денег, то они не слезут со штамберта, да еще бросятся вниз головой на глазах у почетной публики. Скандал был огромный. Вмешался пристав. На следующий день полиция выслала родителей прочь за «учинение скандала в общественном месте». Я остался с дядькой — он был коверным клоуном. Мне было пятнадцать, я больше никогда их не видел. Директор держал около себя особых подхалимов — костоломов и особо подкармливал их для того, чтобы они, по его указанию, «считали ребра» «непокорным». На моих глазах кучера и конюхи избили в кровь одного билетера, который в сердцах обругал директора, требуя, чтобы он уплатил ему заработанные деньги. Работник ни от кого не мог ждать защиты от произвола хозяина цирка. Если пойдешь жаловаться к уряднику или приставу, то он же на тебя и ополчится, ибо он обеспечен бесплатными билетами в цирк, обедом, ужином и водкой от хозяина. А если блюститель порядка впал в меланхолию, то хозяин бесплатно пристраивал ему на ночь приглянувшуюся хористку. Вот так.