Читаем без скачивания Пожиратель сюжетов - Леонид Зайцев

– Дожил, – пробормотал Валера, – собственное подсознание мне мораль читает.

– Древняя Греция, само собой напрашивается в ассоциации при слове «муза», – не обращая внимания на бурчание автора, продолжал менторским тоном грек, – поэтому не «подвальный поросятка», не папа римский и не космический пришелец. Кстати, девяносто процентов тех, кто утверждает, что встречал инопланетян, видели материализованный плод своего подсознания. Оставшиеся десять просто врут, из желания получить свои «пятнадцать минут славы». Однако я отвлёкся.

Да уж, согласился про себя Валера, скатываться в пространные попутные рассуждения он мастер. А если он, как утверждает, представляет собой, в некотором роде, проекцию моей личности… Дальше развивать свою мысль он побоялся. Ведь тогда получалось, что он сейчас, можно сказать, смотрит на себя со стороны. Он передал абстракции свои качества. В том числе и многословие, и склонность к глубоким рассуждениям на отвлечённые темы.

– Теперь о внешней, скажем так, неопрятности, – продолжал тем временем разглагольствовать Муз. – Я не могу видеть, каким представляюсь тебе. Но из твоих слов уяснил, что зрелище это малопривлекательное.

– Уж поверь мне.

– Ты тоже не розами сейчас пахнешь.

– За себя говори, – огрызнулся Валера.

– А что я? – развёл руками грек. – Всё по той же схеме.

– Таким грязным я представляю своё вдохновение?

– Вспомни, как ещё час назад ты рассуждал об отсутствии у тебя таланта, как проклинал своё пьянство и лишнюю рюмку «бехеровки». Правда, вернее станет проклинать шесть «лишних» рюмок. А бардак в квартире? А эти макароны, пригоревшие к сковородке? Кстати, её теперь придётся выкинуть, а другой у тебя нет. А липкие пятна на ламинате? Ого! Да ты не только в себя опрокидывал, оказывается!

– Прекрати! – взмолился Козорезов.

– Но, ты же хотел знать, от чего твоя муза выглядит грязным оборванцем. Между прочим, чтоб ты знал, я у тебя не первый! Предыдущая муза по вышеупомянутым причинам от тебя сбежала.

– Как сбежала?

– Ножки отрастила и сбежала, – Муз был безжалостен. – Помнишь, как ты год не мог даже захудалого рассказика накропать?

Он помнил. Жуткий год. Бесплодные попытки написать хоть что-то, оканчивавшиеся очередной кучей смятой и изорванной бумаги, а следом очередным запоем. Чтобы хоть как-то выжить, он сочинял тогда идиотские четверостишия для одной фирмы, выпускавшей поздравительные открытки: «С Днём Рожденья поздравляем, жить тебе сто двадцать лет, и здоровья пожелаем… тра-та-та…» и полный бред. Работу эту ему из жалости подбросил редактор одного журнала, где когда-то он начинал печататься. Платили пятьдесят долларов за стишок, но заказов было немного – четыре-пять в месяц. Чтобы хватало хотя бы на заварную китайскую лапшу и дешёвую водку, он тогда перестал платить комуналку, и всё равно залез в долги по самые уши. Пришлось брать кредит в банке под кошмарные проценты, по которому, надо заметить, он выплачивал до сих пор.

А теперь ещё и сюжет, обещавший под пером Козорезова превратиться в шедевр, стать бестселлером и мгновенно вывести своего создателя из нищеты снова в люди, исчез, сбежал, как соседские римляне со своим гладиатором. Валера чуть не заплакал от обиды на судьбу, снявшую его дуплетом прямо на взлёте.

– Вопросы по внешнему виду ещё остались? – поинтересовался Муз.

– Мне бы самому в душ, – промямлил в ответ писатель, – и побриться.

– Это дело, – одобрил грек. – И не раскисай. Хватит бить себя ушами по щекам. Подумай о том, что не ты один обворован. Через день-два слезами авторов можно будет Мёртвое море заполнить обратно до уровня мирового океана. Жаль только, что они не знают, на кого им теперь надо молиться.

– На кого?

– Да на тебя!

Это прозвучало столь неожиданно, что Валера как-то даже забыл про душ. Не то, чтобы он передумал мыться, но и торопиться с этим не стал. Он уже не первый раз обратил внимание, что гость своими многословными монологами и неожиданными репликами постоянно, как говорится, выбивает его из седла, едва он снова в это самое седло забирается.

– Что, не ожидал? – подмигнул ему Муз.

– А с чего им такими глупостями заниматься? – в ожидании какого-то подвоха осторожно поинтересовался Валера.

– Ты же согласен со мной, что надо что-то делать? – вопросом на вопрос ответил несносный грек.

– Разумеется, надо. А что я могу?

– Да в том-то всё и дело, что только ты и можешь!

– Почему только я?

Муз посмотрел на своего автора с явным подозрением. Так смотрит на вас приятель, решая, а не разыгрываете ли вы его, изображая из себя идиота.

– Значит так, – решительно заявил он, придя, судя по всему, к определённому выводу на счёт мыслительного процесса писателя, – с этого дня и до победы больше ни одной рюмки! А то у тебя явное размягчение мозга наблюдается. Как ты вообще можешь индуцировать гениальные сюжетные повороты, если вокруг себя ни Аида не видишь, Персефону твою за ногу!

– Чего? Чего я не вижу? – резко переходя от полного отчаянья к гневу, почти прокричал в лицо греку Козорезов.

Тот выдержал вспышку автора совершенно спокойно, только головой покачал с нескрываемым разочарованием.

– Дело даже скорее в том, что ты видишь, но в теперешнем своём состоянии не можешь проанализировать, – он изо всех сил старался говорить помягче, как доктор с возбуждённым пациентом, – Ну, подумай, как следует, чем ты сегодня отличаешься от всех прочих писателей, лишившихся своих сюжетов?

– Чем? Тем, что и раньше был неудачником?

– Тем, что, в отличие от остальных, ты способен их видеть, дубина! – Муз выразительно постучал себя кулаком по лбу. – А раз ты видишь беглецов, то значит, можешь за ними последовать и выяснить, куда их всех разом понесло!

Глава 3. Без женщины никуда.

– Но, ведь, и ты можешь. Ты же тоже их видишь, – возразил Валерий. – Сам говорил, как пробирался сквозь толпы беглецов идя ко мне.

Дело в том, что Козорезов, как и многие люди творческие, от рождения был лентяем во всём, что требовало каких-либо физических усилий. Его рабочим местом являлся диван, а средством производства – не самый новый ноутбук. А вот куда-то идти, возможно, даже с опасностью для здоровья, что-то искать – это ему было не по нраву. В молодости он никогда не ходил с друзьями в походы, не понимая удовольствия два часа ехать электричкой, затем пол дня шастать по полям-лесам, чтобы в итоге вечером, поставив на полянке палатки, элементарно напиться у костра под звуки расстроенной гитары. Выпить можно и дома, если без костра, или в овраге через дорогу, если так нужен костёр. И главное, утром с больной похмельной головой не надо проделывать столь длинный обратный путь домой. Достаточно просто войти в комнату и рухнуть на кровать.

Разумеется, Муз всё это знал. Он и сам удивлялся, по какой такой злой иронии судьбы именно его непутёвому автору досталась уникальная способность видеть и воспринимать идеальное, как объект материального мира. Однако пути зевсовы неисповедимы. Этот дар достался Козорезову, и с этим приходится смириться. Как говорят скульпторы: нет глины – ваяй из навоза. Про необходимые качественные характеристики самого навоза при этом нигде ни словом не упоминалось.

И вот теперь надо отвечать, надо объяснять этому человеку, по явному недосмотру богов ставшему избранным, элементарные истины, понятные в мире идеального любой даже самой бестолковой абстракции.

– Естественно, я их тоже вижу, – терпеливо начал Муз, – не так, как ты, но вижу. Загвоздка в том, что я принадлежу их миру, миру идеального. А значит, мне угрожают те же опасности, которые грозят им. Очень вероятно, поэтому, что та сила или злая воля, теперь притягивающая их, может завладеть и мной. Хотя, самое главное не в этом даже. Я – муза. Муза и автор – симбионты! Пока отношения симбиоза между нами не разрушены, как случилось у вас с твоей прежней музой, мы зависим друг от друга.

Не смотря на то, что Валера мало чего понял из рассуждений о всяком там идеальном-материальном, а слово «симбионт» и вовсе отнёс к изощрённым древнегреческим ругательствам, общий смысл сказанного он всё же уловил. Без всякого на то желания с его стороны, его подписывали на весьма рискованное, вне всякого сомнения, предприятие. Кстати, пусть и косвенно, но это признавал и сам грек, говоря об опасности для себя со стороны какой-то злобной силы воли.

– Проще говоря, – уже теряя терпение в поисках наиболее простых для понимания формулировок, – нам придётся отправиться вместе. Я не смогу этого сделать без тебя, а ты не справишься без меня. Так понятно?

Козорезов кивнул.

– Понятно. А может, всё-таки ещё есть кто, который пойти может? Писателей-то вон сколько! А я, к тому же, не здоров сегодня, сам знаешь.

– Нет больше никого! – уже не сдерживаясь, рявкнул Муз. – Ты, помнится, в классики метил с этим сюжетом. Так пошевели ради этого задом хоть немного!