Читаем без скачивания Шкура льва - Рафаэль Сабатини
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это глас вашей матери, взывающей к вам из могилы, — твердил одержимый старик с таким упорством, что изрядная доля его чувства в конце концов передалась и Жюстену, зеленые глаза которого загорелись каким-то сверхъестественным огнем. Выражение бледного лица сделалось язвительно-насмешливым.
— Вы в это верите? — спросил он, и пылкие нотки в голосе выдали его истинное настроение.
— Клянусь спасением души, — повторил сэр Ричард.
— Тогда я с радостью приложу руку к нашему общему делу, — Жюстен уже пылал праведным гневом. — Мне тут подумалось… всего лишь фантазия, но она повергла меня в трепет. Вы доказали мне свою правоту. Я поплыву с вами в Англию, сэр Ричард, и посмотрю, достоин ли милорд Остермор имени, которое носит. А я, человек, не имеющий права ни на какое имя, избираю своим именем Правосудие!
Внезапно охватившее Жюстена воодушевление так же быстро покинуло его. Он упал в кресло, вновь погрузившись в раздумья и немного устыдившись своего неожиданного порыва.
Сэр Ричард с мрачной радостью взирал на своего воспитанника.
За окнами в небе Парижа грохотал гром, резкий, пронзительный и трескучий, как хохот сатаны.
Глава 2
В «Адаме и Еве»
Солнечным майским днем мистер Кэрилл вылез из кареты во дворе гостиницы «Адам и Ева» в Мэйдстоуне. Высадившись накануне вечером в Дувре, он рано поутру расстался с сэром Ричардом Эверардом; приемный отец Жюстена отправился в Рочестер, чтобы уладить дела короля с епископом Эттербери, который плел нить заговора, а молодой человек должен был ехать в Лондон в качестве посланника короля Якова к графу Остермору, уже предупрежденному о прибытии Жюстена и ожидавшему его.
В Мэйдстоуне мистер Кэрилл намеревался отобедать и возобновить путешествие, воспользовавшись вечерней прохладой. Сегодня он надеялся добраться хотя бы до Фарнборо и заночевать там.
Навстречу знатному господину вышли хозяйка гостиницы, управляющий, конюх и его помощник. Мистеру Кэриллу отвели отдельную комнату наверху, но, прежде чем подняться к себе, он заглянул в буфет осушить бокал вина и подробно обсудить с хозяйкой предстоящий обед. Жюстен был дотошен по натуре и считал, что всяк, кто поручает заказ яств слугам, уподобляется животным, для которых еда — лишь средство насыщения. Такие вопросы, по его мнению, нельзя было решать походя. Выбирать блюда следовало вдумчиво и без спешки.
Мистер Кэрилл потягивал рейнвейн[7], слушал хозяйку, перечислявшую яства, и вносил поправки, а иногда — и встречные предложения. Тем временем на постоялый двор вбежала иноходью маленькая коренастая лошадка, несшая на спине всадника в видавшем виды одеянии табачного цвета, тоже маленького и коренастого. Вновь прибывший бросил уздечку подручному конюха, которого сочли вполне достойным встретить такого захудалого гостя, легко соскочил с лошади, достал огромный пестрый носовой платок, и сняв треуголку, стал отирать пот со лба и свежих, почти по-детски розовых щек. Пока он приводил себя в порядок, его крошечные блестящие голубые глазки внимательно разглядывали экипаж мистера Кэрилла, из которого его слуга Ледюк как раз извлекал дорожный сундучок. Подвижные губы незнакомца сложились в удовлетворенную ухмылку.
Продолжая промокать лицо, он вошел в гостиницу и направился к буфету, ориентируясь на доносившийся оттуда разговор. При виде мистера Кэрилла, стоявшего в вальяжной позе, глазки его сверкнули. Так блестят глаза человека, повстречавшего приятеля, или, скорее, глаза охотника, заметившего дичь.
Человек приблизился к стойке, заискивающе поклонился мистеру Кэриллу, отвесил виноватый поклон хозяйке и попросил плеснуть ему эля — очистить горло от дорожной пыли.
Хозяйка велела буфетчику обслужить коротышку и отправилась отдавать важные распоряжения касательно трапезы мистера Кэрилла.
— Жаркий нынче денек, сэр, — заметил круглолицый незнакомец.
Мистер Кэрилл вежливо согласился и, пока тот прихлебывал эль, осушил свой бокал.
— Прекрасное пиво, сэр, — сказал круглолицый. — На диво доброе пиво! Со всем уважением, сэр, советую вашей милости отведать освежающего английского эля.
Мистер Кэрилл поставил свой бокал и покосился на незнакомца.
— Что заставляет вас думать, сэр, будто я чужак среди людей, придумавших этот напиток? — осведомился он.
На круглой физиономии появилось выражение удивления:
— Так вы англичанин, сэр! Бог мой! А я-то думал, француз.
— То, что вы вообще думали обо мне, — большая честь для меня, сэр.
Незнакомец смутился.
— Черт возьми, я просто брякнул наобум! Надеюсь, ваша милость извинит меня за это.
Он снова улыбнулся, и его маленькие глазки весело блеснули.
— Осмелюсь утверждать, что ваша милость простит меня, если отведает эля. Я знаю в нем толк, Богом клянусь. Сам пивовар. Меня зовут Грин, сэр, Том Грин, ваш покорный слуга.
Сказав это, он испил эля с таким видом, будто поднимал бокал за всех пивоваров на свете. Мистер Кэрилл взирал на него совершенно невозмутимо и чуть пренебрежительно.
— Похоже, вы твердо намерены воздать мне почести, — проговорил он. — Должен признать, что ваши рассуждения об освежающих напитках весьма грамотны, но я не любитель эля, сэр, и не смогу пристраститься к нему, доколе во Франции не засохнет виноградная лоза.
— О! — восхищенно выдохнул мистер Грин. — Франция — великая страна, не правда ли, сэр?
— Сейчас здесь мало кто так думает, но не сомневаюсь, что Франция вполне заслуживает вашего лестного мнения.
— А Париж! — не унимался мистер Грин. — Говорят, это роскошный город, чудо всех веков. Кое-кто, черт возьми, даже считает, что Лондон — горстка лачуг в сравнении с ним.
— Неужели? — безразличным тоном отозвался мистер Кэрилл.
— Так вы не согласны? — с жаром спросил мистер Грин.
— Фи! Чего только не болтают люди, — проворчал мистер Кэрилл и вышел из питейного зала, мурлыча себе под нос какую-то французскую песенку.
Мистер Грин угрюмо посмотрел ему вслед, потом повернулся к стоявшему неподалеку буфетчику.
— Какой неразговорчивый человек, — заметил он. — Бирюк, да и только.
— Может, ему просто не по нраву ваше общество? — простодушно предположил буфетчик.
Мистер Грин смерил его взглядом.
— Похоже на то, — прошипел он. — Долго ли он здесь пробудет?
— Вы упустили прекрасную возможность узнать это от него самого, — ответил буфетчик.
Круглая физиономия мистера Грина слегка вытянулась, и он задал свой следующий вопрос:
— Когда вы намерены жениться на хозяйке?
Буфетчик вытаращил глаза.
— Господи! — вскричал он. — Жениться на… Вы что, спятили?
Мистер Грин скорчил удивленную мину.
— Наверное, я что-то путаю. Вы сбили меня с толку своей дерзостью. Налейте-ка еще кружечку.
Мистер Кэрилл, между тем, поднялся в отведенную ему комнату. Он с удовольствием отобедал, а потом развалился в кресле, уперев ноги в подставку и расстегнув кафтан. В одной руке он держал трубку, в другой — томик стихов Гея[8], рядом на столе стоял графин с вишневой наливкой. Но в неге и спокойствии пребывало только тело, о чем свидетельствовали и потухшая трубка, и почти непочатый графин, и полное невнимание к изящным рифмам и причудливым образам мистера Гея. Легкий игривый нрав, которым наградили молодого человека природа и его несчастная мать и который он сумел сохранить, несмотря на суровое воспитание, данное приемным отцом, сейчас был скован, будто путами.
Легкая усталость после жаркого дня, проведенного в дороге, навела мистера Кэрилла на мысль, что неплохо бы понежиться часок после обеда в блаженной праздности, с трубочкой, книгой и бокалом вина. Но когда этот час настал, предаться праздности он не мог и блаженства не испытывал. При мысли о том, что предстояло ему совершить, Жюстен начинал загодя терзаться раскаянием. Оно довлело над его душой, как кошмар над разумом больного, назойливо вторгалось в непрерывные размышления, и чем больше молодой человек ломал голову, тем хуже он себя чувствовал.
Три недели назад в Париже Жюстен на какое-то время заразился лихорадочной одержимостью приемного, отца и в угаре страстного воодушевления взялся за выполнение своей нелегкой задачи. Но вскоре душевный подъем сошел на нет, и молодой человек впал в хандру. Тем не менее» у него недостало духу пойти на попятный: слишком долго и усердно приучал его Эверард считать месть за мать своим долгом. Уверовав, что это и впрямь его предназначение, Жюстен, с одной стороны, жаждал исполнить его, но в то же время содрогался от ужаса при мысли о том, что человек, на которого он должен был обрушить карающую десницу судьбы — его отец, — пусть они и не знакомы, пусть ни разу в жизни не встречались, пусть он даже не подозревает о существований своего сына.