Читаем без скачивания Виктор Васнецов - Владислав Бахревский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Витя улыбается, встает… Но что это – на пустующей Колиной кровати спит человек. Витя поднимается на носки – Коля! Это Коля!
Руки и ноги сами собой сгибаются и выпрямляются, и Витя вылетает в соседнюю комнату в длинной ночной рубахе, встрепанный, пляшущий невероятную пляску радостного дикаря.
– Коля! Коля! Коля!
Все домашние собираются поглядеть на счастливое, такое непривычное в Вите буйство. Батюшка, матушка, дедушка Кибардин, стряпуха, вставший спозаранок Петяша, даже Киря и пробудившийся наконец Коля.
А потом голодный, сладко томительный день. Не только дети, но и взрослые чаще обычного подходят к окнам, смотрят – темнеет ли?
– Это еще дни короткие! – говорит стряпуха. – А вот коли бы в июне звезды ждали, живот набок бы съехал.
Петяша украдкой проверяет свой живот. Ему, как маленькому, давали сухарик, но он тоже голоден и тоже ждет не дождется первой звезды. Наконец терпения уже ни у кого не осталось. Слюнки текут, у стряпухи напечено, напарено, наварено, мазюней[1] пахнет. Все выходят на улицу.
Ели совсем уже черные, а снег синий, небо же, наоборот, серебряное, четко очерченное с двух сторон лесом, похоже на поднос для осетра.
– Горит! – воздев руки, радостно вскрикивает Михаил Васильевич, и все крутят головами и спрашивают: «Где? Где? Ну, где же?»
И находят вдруг, и замирают.
– А вон! – кричит Витя.
– А вон! – тычет в небо кулаком Петяша. Никто не торопится за столы, за еду. Один Коля вдруг убегает в дом и скоро возвращается. Но что это? Из рук его сыплются острые сверкающие звездочки, целый вихрь звездочек.
– Ах! – говорит Петяша.
И все смотрят на это диво, и брат, любимый, жданный, становится для Вити существом необычайным. Он – маг, житель чудесного места, зовомого Город.
Расплескав все огни, волшебная палочка в руках Коли гаснет, и Коля бросает ее в снег.
– Дети, дети, – радостно волнуясь, говорит Михаил Васильевич, – посмотрите же на небо! Вы посмотрите только, какие миры, какие светы смотрят на нас. Это ведь все – солнца! Каждая пылинка небесная – это солнце! Ах, разума не хватает объять величие сих просторов, но, слава богу, человеку дано – радоваться. Смотрите же! Смотрите! Нет зрелища более достойного и прекрасного, чем небо, полное звезд. И помните, что бы с вами ни случилось в жизни, вы – счастливцы, потому что видели это лучшее из чудес: паше небо.
Витя смотрит, смотрит на звезды во все глаза, и ему чудится, что он напитывается их таинственным, их тревожащим душу светом.
И тут из дома выходит стряпуха и кличет:
– Разговляться!
– Раз! Говляться! – кричит Петяша, мчится к дому, падает в снег, вскакивает и опять бежит. – Раз! Говляться!
Их маленькая Батариха бушует. Ночами морозы успевают сковать землю, застеклить лужи. Тут только не проспать, чтобы первому промчаться по Рябову, круша льды, а потом замереть над заспавшимся на дороге ручьем, разглядывая белые пузыри воздуха на черной остановившейся воде. Снег в лесу поднялся дыбом, как шерсть на разъяренном медведе. Деревья не шелохнутся, ночью колдунья зима очаровала их, приморозила к месту, но перед разошедшейся Батарихой – никакие чары не сильны… Несет, переворачивает, заливает. А тут и солнце на подмогу. Начинается пиршество Весны.
Оттаивает крыльцо, оживает ручеек на дороге, проносятся стайки птиц. Ветер раскачивает вершины деревьев. И к обеду всё, всё – в движении: льется, мчится, гудит, звенит, грохочет!
Льдины, как белуги, высигивают из омутов Батарихи. Дальше их путь в речку Рябовку, из Рябовки в Кардягу, в Чепцу, в Вятку, в Каму, в Волгу. Весна!
Грязь такая, что о езде думать забыли, на месяц, а то и на два. Дожди моют избы, леса, землю, залежавшиеся сугробы растут книзу. И с каждым днем прибывает птиц.
Однажды, весь в свету, пропитанный запахами утреннего воздуха, приходит батюшка, лицо как у заговорщика, а губы сжаты, вот-вот рассмеется.
– Ребята! – говорит он. – Скорее одевайтесь! Да скорее же вы! Скорее! Листочки! Зеленехонькие!
И сам весь в нетерпении, словно листочки вспорхнут и улетят.
А тут и пасха. Сладкий творог, крашеные яйца. Все друг у друга просят прощения за обиды, скопившиеся за год.
На пасху ополченцы, ходившие «на турку», надели мундиры.
– Как в Петербурге! – удивленно качал головою конюх Киря. – Всё военные, военные!
Ополченцы успели дойти до Владимира, откуда и возвратились за ненадобностью на войне. Не повоевали, а все – герои, да еще в мундирах.
Весна, весна!
А за весною – лето, лето окунается в осень, осень в зиму, зима оборачивается весной…
И вот уже Киря увозит в далекую Вятку и Колю, и Витю. Пришла пора учиться.
Священником был прадед, дед, отец, отец матери… Родовая дорога натоптанная. Старший брат в лучших учениках, и Витя уж заранее слово себе дал – учиться никак не хуже. Нельзя хуже. Нельзя опозорить любимого брата.
До Вятки девяносто верст. Все больше лесом, но чем дальше, тем все чаще деревни, села, церкви. И птицы. Столько птиц, оказывается, на белом свете! Поднимись они все в небо – получились бы облака. Поющие облака. Вот чудо-то!
Но чудо это придуманное, а впереди – город… Господи, да какой же он? Да когда же он? Это ведь и сердце не выдержит, ожидаючи!
Сердце выдерживает. Ему жить и жить. Ему столько еще всего – любви, волнений, недоумений, обарыванья, напора, но и немощи. Бессильной перед вечным, горькой перед человеческим, преходящим…
* * *Итак, в 1858 году десятилетний Виктор Михайлович Васнецов, второй сын сельского священника Михаила Васнецова, отправился на учебу торной дорогой своих дедов и прадедов – в Вятское духовное училище.
У Виктора Михайловича, родившегося 3(15) мая 1848 года, в отличие от отца и предков, был хотя бы правовой выбор. Император Николай I законом 1850 года освободил детей духовенства от обязательного обучения в духовных школах.
Строгости начались еще с Петра Великого. Предписав в 1714 году завести при архиерейских домах и знатных монастырях цифирные школы, Петр, как всегда, взял круто: учение для детей духовенства – обязательно, не желающих учиться – в солдаты, негодным в солдаты запрещено жениться.
Впрочем, угроза попасть в солдаты оставалась и при Николае I. По распоряжению 1829 года безместные служители и дети духовенства, не попавшие в училища или исключенные, увольнялись из духовного звания и как «праздные» забирались в солдатскую службу.
Надо помнить, что духовенство и церковь понятия далеко не тождественные… Церковь была опорой самодержавия испокон века, оправдывая и благословляя произвол власти. Высшие иерархи церкви соперничали в роскоши с царским двором, монастыри владели тысячами крепостных душ.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});