Читаем без скачивания Книга воздуха и теней - Майкл Грубер

Я опять ушел в сторону, хотя просто пытался воспроизвести атмосферу моего офиса в тот знаменательный, совершенно обыденно протекавший день. На утреннем совещании мы обсуждали увеличение пиратского производства китайских маек с изображениями рок-альбомов. Спокойная встреча, назначение экспертизы и вежливый намек, что тяжбы в таком деле — пустая трата времени, поскольку китайские пиратские майки — неизбежная цена за занятие бизнесом в нашем падшем мире.

После встречи я вернулся к себе в офис. Было уже минут двадцать двенадцатого, я предвкушал ланч, но секретарша остановила меня. Моя секретарша — мисс Оливия Малдонадо, женщина одновременно эффектная и компетентная. Многие в офисе не прочь переспать с ней, и я в том числе. Однако в «Геллер, Линц, Гроссбат и Мишкин» придерживаются железного правила: никаких интрижек с персоналом; что я полностью поддерживаю. С моей стороны это почти единственный пример воздержания, чем я по-дурацки гордился.

Помню, на Оливии был наряд, который мне особенно нравился: серая обтягивающая юбка и темно-розовый кардиган с двумя расстегнутыми верхними пуговицами. Перламутровыми пуговицами. Блестящие темные волосы высоко подобраны и схвачены янтарным гребнем, оставляя на виду прелестное маленькое коричневое родимое пятно у основания шеи. От нее исходил слабый запах ириса.

Она сообщила, что меня ждет какой-то человек, он не значится в моем расписании. Могу ли я принять его? Некий мистер Булстроуд. К нам редко приходят с улицы — мы же не поручительством занимаемся — и я был заинтригован.

Я вошел в кабинет, уселся за письменный стол, и вскоре мисс М. ввела человека: дородная фигура в потертой твидовой «тройке», портфель в руках, на маленьком остром носу — очки в черепаховой оправе. Через руку перекинут поношенный, но дорогой плащ, на ногах хорошие туфли цвета бычьей крови, из нагрудного кармана торчит носовой платок. Жидкие волосы табачного цвета, умеренной длины аккуратно расчесаны, чтобы прикрыть лысину; в этом проглядывало что-то тщеславное. Его лицо залилось краской от шеи и вверх по щекам, когда он протянул мне руку (мягкую, слегка влажную), мигая бесцветными ресницами. Я подумал: наверняка профессор. И оказался прав.

Посетитель представился. Эндрю Булстроуд, профессор из Оксфорда, С. К.,[6] сейчас читает цикл лекций в Колумбийском университете. Профессор Хаас был столь любезен, что назвал мне ваше имя…

Я усадил его и после обычной вступительной болтовни спросил, чем обязан. Он сказал, что ему нужен совет специалиста по интеллектуальной собственности. Я сказал, что он попал по адресу. Может, спросил я себя, профессор пришел ко мне с какой-то гипотезой? Не люблю гипотез; когда клиент ударяется в гипотезы, это обычно означает, что он не склонен прямо смотреть в глаза реальности.

Предположим, сказал он, я обнаружил рукопись литературного произведения, забытого литературного произведения. Кто может предъявить на него права? Я сказал, что это зависит от целого ряда обстоятельств. Автор умер? Да. До 1933 года? Да. Есть наследники или правопреемники? Нет. Я сказал, что, согласно последней редакции Акта по защите авторских прав США от 1978 года, неопубликованная рукопись, созданная до 1 января 1978 года, авторы которой умерли до 1933 года, с 1 января 2003 года становится всеобщим достоянием.

От этого сообщения физиономия у него вытянулась, из чего я заключил, что он рассчитывал на другой ответ: к примеру, что он может получить авторские права на то, что нашел. Он спросил, известно ли мне, как действует аналогичный закон в Соединенном Королевстве, и я ответил, что да, это мне известно, поскольку наша фирма занимается консультированием и по ту сторону Атлантики. Я сказал ему, что Британия более дружелюбна к творцам, нежели США, а именно: автор имеет неограниченные авторские права на неопубликованную работу, а если она опубликована или иным способом представлена общественности, авторские права сохраняются на протяжении пятидесяти лет с момента первой публикации или представления. В нашем случае автор мертв, продолжал я, и авторские права будут сохраняться в течение пятидесяти лет, считая от календарного года, когда Акт об авторских правах 1988 года вступил в силу — то есть пятьдесят лет от 1 января 1990 года.

Он кивнул и спросил насчет права собственности — кому принадлежат авторские права на неопубликованное произведение покойного автора? Я объяснил, что по британскому закону, если право собственности не передано по завещанию, авторские права отходят к короне. Мне нравится говорить это — «отходят к короне». В воображении возникает картина: Елизавета II радостно потирает руки при мысли о растущих барышах, а вокруг — груды сверкающих гиней, и на них громко тявкают корги.[7]

Такой ответ его тоже не порадовал. А как же права тех, кто нашел рукопись, спросил он? Разве им не причитается девять десятых ее стоимости?

На что я ответил, что эти байки в какой-то степени соответствуют действительности. Но если он решится опубликовать произведение, то должен быть готов к судебному преследованию со стороны короны; если же он опубликует рукопись в США, ему придется приложить немало усилий, чтобы защитить свои авторские права от прямого пиратства. А теперь не будет ли он любезен оставить гипотетические рассуждения и рассказать мне, что имеет в виду на самом деле?

Мой тон означал, что я готов распрощаться с ним, если он не собирается быть более откровенен. Какое-то время он в молчании обдумывал мои слова, и я заметил, что на лбу и на верхней губе у него выступили капли пота, хотя в офисе было прохладно. У меня мелькнула мысль: может, он болен? Мне и в голову не приходило, что он страшно напуган.

Я достаточно давно в этом бизнесе, чтобы определить, когда клиент искренен, а когда лжет. Профессор Булстроуд определенно относился ко второй категории. Он сказал, что вступил во владение (эта фраза всегда бесит меня) документальным свидетельством, рукописью семнадцатого столетия — личным письмом человека по имени Ричард Брейсгедл к его жене. Профессор считает рукопись подлинной, и из нее становится ясно, что существует некий литературный Труд огромной научной значимости, о котором никто никогда не подозревал. Одна эта рукопись дает богатый материал для исследований, но иметь сам Труд…

Когда он произносил «Труд», я отчетливо слышал прописную букву, поэтому так и пишу.

Что за Труд, спросил я?

Тут он замялся и вместо ответа спросил, как у нас обстоит дело с конфиденциальностью. Я объяснил, что обычный гонорар составляет двадцать пять долларов, и, как только чек окажется у меня в руках, ничто на земле не заставит меня разгласить содержание нашей беседы, если только клиент не выскажет намерение совершить уголовное преступление. После чего профессор достал чековую книжку в кожаной обложке, выписал чек и вручил его мне. Он спросил, есть ли у нас надежное хранилище. Я ответил, что у нас есть закрытый бронированный несгораемый архив. Его это не устроило. Я сказал, что мы заключили соглашение с расположенным в том же здании Сити-банком и арендуем большой сейф. Профессор открыл свой портфель и вручил мне обвязанный тесьмой конверт. Могу ли я принять его на хранение, временно?

Снова слышен шум двигателя. Нужно пойти взглянуть, что там.

Банбери, 25 октября, год 1642

Моя дорогая добрая жена, да благословит Господь всемогущий тебя и нашего сына. Ну, Нэн, я погиб, как ты и предсказывала. Умоляю, будь осторожнее со своими предсказаниями, самое меньшее, тебя объявят ведьмой. У меня в спине застряла пуля или так говорит здешний врач; его зовут Толсон, и он добрый христианин. Том Кромер, мой матрос, ты помнишь его, хороший преданный парень, хотя он сбежал с поля боя, но потом вернулся, нашел меня среди павших, нашел коня и привез меня сюда, в город Банбери. Мистер Толсон приютил меня за 2 пенса в день, все считают, это хорошая цена в нынешние времена, но он говорит, мой случай такой, что я не заплачу больше шиллинга. Вот я и пишу напоследок, прежде чем буду взят на Небеса, как я надеюсь, или (что больше похоже на правду) поглощен геенной огненной, как я уверен, поскольку не заслужил быть избранным. Но все в руках Божьих, и я отдаюсь на его милость.

Теперь как все было. Ты знаешь, поздним летом мы вышли из Лондона, я был с артиллеристами лорда моего Эссекса, когда король отверг права парламента и повел свои войска против собственных людей, чтобы подавить их свободы. В Нортгемптоне мы услышали, что король движется на Вустер по южной дороге, и мы тайно поспешили, чтобы наша армия оказалась между ним и Лондоном. Мы потерпели неудачу через то, что слишком поторопились и наши войска оказались разбросаны по стране: однако услышав, что король собирается напасть на Банбери, мы собрались на севере около города Кинтона, и король повернул нам навстречу.