Читаем без скачивания Битва колдуньи. Сага о мечах - Елизавета Дворецкая

Подойдя к младшему камню, Ингвиль приветливо погладила его черный бок, нагретый солнечным теплом. Ведь говорят же, что каждая человеческая душа живет сначала в камне, потом в растении, потом в животном, пока наконец не переселяется в человека, чтобы оттуда, после нескольких жизней, перейти еще выше – в такие дали, о которых имеют представление только боги. При виде черной глыбы ей всегда приходило в голову, что и ее собственная душа когда-то жила в таком же камне. А может, и сейчас в нем действительно живет душа, ждущая нового воплощения. В детстве Ингвиль всегда здоровалась с камнем и с замиранием сердца ждала, что он ответит. Голос у него, должно быть, низкий, гулкий… Взрослой девушке разговаривать с камнем вслух было неловко, но Ингвиль мысленно произнесла, улыбаясь и снова чувствуя себя маленькой: «Здравствуй, камень!» Да и разве не была она ребенком по сравнению с ним?

Солнечный луч, упавший меж сосновых ветвей, ласково скользнул по ее маленькой руке, чуть тронутой первым легким загаром, заблестел на светлых золотистых волосах. Черты лица Ингвиль были правильными и мягкими, но красоту портило замкнутое высокомерное выражение, из-за чего девушка казалась угрюмой. В округе дочь Фрейвида хёвдинга считали гордячкой, хотя все признавали, что гордиться собой у нее есть все основания. На самом деле она была скорее застенчивой и никому не доверяла по-настоящему. В этом она была истинной дочерью своего отца, который тоже никому не доверял. Но сердце у Ингвиль было доброе, она мечтала о семье, как всякая девушка, но никто из тех женихов, кто сватался к дочери Фрейвида хёвдинга, не нравился ей. Чего же она хотела? О своих мечтах она никогда не болтала с другими девушками, и поэтому ее считали холодной. Однако несмотря на эту сдержанность, в ней чувствовалась большая внутренняя сила, и даже Хёрдис в глубине души уважала сводную сестру.

Сзади послышались торопливые шаги, скрип мелких камешков под чьими-то башмаками. Обернувшись, Ингвиль увидела Виги – сына конунга квиттов Стюра. Он воспитывался в доме Фрейвида[7], но прошлой зимой ему исполнилось семнадцать лет, и отец вот-вот должен был вызвать его к себе, в усадьбу Конунгагорд, что на озере Фрейра.

А Виги совсем не хотелось покидать семью, в которой он прожил восемь лет, со времени смерти матери, и к которой привык больше, чем к собственному отцу и мачехе. Срок отъезда еще не был назначен, но гонцов от конунга ждали, и Виги ходил с таким унылым видом, словно ему предстояло уехать из родной семьи в чужую, а не наоборот. Но свои страдания Виги тщательно скрывал от посторонних глаз – Фрейвид сумел внушить ему, что мужчине, а тем более конунгу, не пристало слабодушие.

– Вот ты где! – воскликнул Виги, подойдя к Ингвиль и как бы случайно накрыв ладонью ее руку, лежавшую на камне. – Я так и знал, что ты пошла сюда!

Ингвиль улыбнулась и убрала руку. Она ничуть не сомневалась, что Виги искал ее. Поиски не составляли ему труда, поскольку все ее любимые местечки он знал наперечет. Стройный худощавый Виги возвышался над ней больше чем на голову. Его продолговатое лицо с тонким носом и узкими зеленоватыми глазами еще хранило почти детскую свежесть и нежность кожи, но развитые плечи и сильные руки говорили о том, что он не зря провел эти годы у своего воспитателя и вполне готов встать на носу собственного боевого корабля.

– Посмотри! – Ингвиль показала на небо. – Видишь, солнце уже не так далеко от старшего камня. До Середины Лета осталось меньше месяца.

Виги с обидой нахмурился.

– Зачем ты так говоришь? – упрекнул он Ингвиль. – Как будто радуешься, что я скоро уеду от вас!

– А ты разве не радуешься, Виги ярл?[8] Подумай, меньше месяца пройдет, как у тебя будет своя дружина, боевой корабль с позолоченным штевнем, красивый парус… Помнишь парус, тот, красно-синий, что я ткала зимой? Отец решил подарить его тебе на удачу. Ты поплывешь в чужие страны, победишь там врагов, добудешь много богатства и славы. И со временем тебя станут называть Виги конунг. Разве ты не рад?

– Я-то рад, – уныло ответил Виги, которому внушили, что именно об этом он и должен мечтать. – Но я бы хотел, честно говоря, получить иной подарок… кроме паруса… Более драгоценный и желанный для меня, – несколько неловко закончил он.

– Вот уж не знаю, что еще мы могли бы тебе предложить! – Ингвиль развела руками, хотя на самом деле догадывалась, что он имеет в виду.

Да и трудно было бы не догадаться. Они восемь лет прожили в одном доме, а скрывать свои истинные чувства Виги умел гораздо хуже, чем бы ему хотелось.

– А тебе совсем не жаль со мной расставаться? – спросил он, стараясь с высоты своего роста заглянуть ей в глаза.

– Ты так говоришь, как будто собираешься в первом же походе завоевать какую-нибудь далекую землю и остаться там навсегда! – Ингвиль усмехнулась, отведя глаза. – Мы же расстаемся не навек. Ты будешь приезжать к нам в гости, и на тингах мы не раз увидимся. Отец же говорил, что всегда рад тебе, что для тебя и твоих людей в любое время найдется место в нашем доме, и здесь, и в Кремнистом Склоне. На осенний тинг мы обязательно поедем. Так что мы даже не успеем как следует соскучиться, как снова увидимся на Остром мысу.

– Осенний тинг… – с досадой начал Виги. Несколько месяцев, оставшихся до этого события, представлялись ему вечностью.

– И я уверена, что ты будешь далеко не так рад этой встрече, как тебе кажется сейчас.

– Не рад? Почему? – Виги даже возмутился. – Я буду не рад? Да я буду ждать этого, как… как… как ничего другого на свете!

– Это ты сейчас так думаешь. Но в первом же походе тебе откроется совершенно новый мир, – мечтательно произнесла Ингвиль. Ее-то никакой новый мир не ждал ни через месяц, ни через год. Самый главный «поход» ее грядущего состоял в переезде в дом мужа, где ей предстояло, несмотря на ум, красоту и знатность, провести жизнь между очагом и кладовками, точно так же, как и любой из рабынь, некрасивых и глупых. – Ты наберешься совершенно новых впечатлений, узнаешь новых людей, увидишь, как живут люди в совсем-совсем других странах. И все привычное покажется таким мелким и скучным…

– Я не хочу никаких других стран и людей! – крикнул Виги, почти в отчаянии, что она не понимает его. – Я хочу навсегда остаться… с тобой, – тихо закончил он и снова взял ее за руку.

Но Ингвиль тут же вынула пальцы из его горячей, влажной от волнения ладони.

– Хватит, Виги сын Стюра, ты уже не маленький! – сказала она и строго взглянула ему в глаза. – Ты родился конунгом, и тут уже ничего не переменишь, нравится тебе твоя доля или нет. Лучшая участь для конунга в том, чтобы побеждать своих врагов, а лучшая смерть для него – на поле битвы. И я не смогу тобой гордиться, если ты будешь думать только о том, как бы увильнуть от походов и посидеть подольше возле моей прялки.

Виги смотрел ей в глаза как зачарованный и почти не слышал, что она говорит. Стоящая возле черного камня, освещенная солнечным лучом, светловолосая девушка казалась по-волшебному прекрасной и загадочной, как светлый альв, и Виги любовался ею, едва вникая в смысл слов. Сильнее власти конунга и славы воина его влекла она, Ингвиль дочь Фрейвида, и ее любовь была желаннее самой богатой добычи.

Но этой-то любви вовсе не было в ее голубых глазах, и Виги со стыдом опустил голову.

– А если я… – торопливо заговорил он, вдохновленный новой мыслью, – если я сделаю все это, пойду в походы, одолею много врагов, возьму добычу, ты тогда…

Ингвиль взмахнула руками, пытаясь заставить его замолчать, но он схватил ее за оба запястья и поспешно продолжил, пока не покинула его смелость:

– Когда я стану конунгом, ты будешь моей женой?

– Замолчи! – воскликнула Ингвиль. – Не смей об этом говорить! Ты еще ничего не сделал, чтобы замышлять женитьбу. У твоего отца могут быть совсем другие задумки на этот счет. И незачем зря сотрясать воздух такими словами.

– Но я на все готов ради тебя!

– Ты должен быть готов на все ради себя и своей славы, ради того, чтобы твои потомки могли гордиться твоими подвигами и брать с них пример. Понимаешь?

– Понимаю, – со стыдом ответил Виги, но на самом деле не понимал.

Ингвиль относилась к его пылким чувствам как к безделице – ведь любовь между воспитанником и дочерью воспитателя (или наоборот) возникает сплошь и рядом, но в большинстве случаев быстро забывается в разлуке. Она была уверена, что впечатлительный и немного легкомысленный Виги забудет ее в первом же походе. И не собиралась об этом жалеть. Нет, не таким был образ возлюбленного, таившийся где-то в душе, так глубоко, что она и сама не могла толком его разглядеть. В одном Ингвиль была уверена – будущего господина своей судьбы она еще не встретила.

Вот только когда же он наконец появится? Она не отвечала на любовь Виги, однако его пылкость рождала в ней тоску и томление. Она красива и достойна любви, а некому подарить это счастье, некого согреть этим огнем, что горит в груди и жжет, не находя применения! Кругом лето, везде зелень и цветы, солнце блестит на волнах, и кажется, что счастье так близко – только оглянись, а оно стоит за плечом…