Читаем без скачивания Слаще меда - Мишель Смарт

Лука был вовсе не глуп, напротив, Грейс не встречала человека умнее его. А потому он был гораздо опаснее своих прислужников и перехитрить его было намного труднее.

Уже несколько недель шестое чувство подсказывало ей, что пора сниматься с места. Ну почему она не прислушалась к своей интуиции?

Перед Грейс замаячил призрак тюрьмы. Но не обычной, с решетчатой дверью и крохотным оконцем. Нет, тюрьмой для нее станет башня из розового песчаника, которая преследовала ее в ночных кошмарах.

Лили наконец перестала плакать. Она успокоилась и, удобно устроившись на руках у матери, доверчиво смотрела на нее темно-синими глазками.

Она – мать, напомнила себе Грейс. И дело даже не в ней самой, а в ее невинной, беззащитной дочурке. В первый раз взяв ее на руки, Грейс обещала дочери беречь и защищать ее.

И поклялась, что никогда не отдаст Лили опасному гангстеру, каковым является ее отец.

Грейс сама удивилась, что ей удалось предельно затянуть процесс умывания и переодевания в джинсы и джемпер. А пока она меняла Лили подгузник и просто возилась с ней, и вовсе прошел целый час. Она не спускалась бы вниз и дольше, но Лили проголодалась и начала хныкать, требуя свою бутылочку.

Собравшись с духом, Грейс выпрямила спину и понесла дочку в кухню.

– Ты определенно не спешила, – заметил сидящий у стола Лука.

Он снял рубашку, и плотный, коренастый человек занимался его плечом. Грейс узнала Джанкарло Бреску, семейного врача семьи Мастранджело. Впрочем, в его присутствии не было ничего странного. Лука редко отправлялся куда-либо без врача – неудивительно, при его-то способе заработка.

– Странно, что ты не отправил наверх следить за мной одного из своих громил, – бросила она, стараясь не встречаться с ним взглядом.

Грейс сама не понимала, что ее взволновало сильнее – обнаженный торс Луки или кровь на его гладкой коже. Капельки крови запутались в черных завитках, покрывавших грудь мужчины. Она вспомнила долгие счастливые часы, которые провела в его объятиях, вдыхая мускусный запах кожи, погружая пальцы в эти шелковистые волосы. Когда-то ее нельзя было оторвать от Луки никакими силами.

– Ты все равно никуда теперь не денешься, можешь мне поверить, – произнес он холодно.

– Это ты так думаешь.

Он засмеялся. Только в этом смехе не было ни капли веселья.

– Неужели ты надеешься, что я, узнав о ребенке, позволю тебе снова исчезнуть?

– А почему ты решил, что это твой ребенок?

Лука громко фыркнул, но не двинулся с места:

врач как раз работал иглой, и всякое резкое движение было рискованным.

– Полагаешь, я не узнаю свою плоть и кровь?

Грейс с нарочитым равнодушием пожала плечами и прошла с Лили на руках к холодильнику. Краем глаза она увидела окровавленную пулю, небрежно брошенную на стол, и вздрогнула. И снова вздрогнула, увидев, как врач умело зашивает разорванную оливковую кожу Луки.

Лука проследил за ее взглядом и раздул ноздри:

– Пуля наткнулась на кость. И не причинила особого вреда.

– Это хорошо.

Грейс пыталась справиться с потрясением, которое испытала при виде его раны. Слава богу, она не успела позавтракать: ее наверняка стошнило бы. А сейчас необходимо сохранять ясность рассудка. Держать себя в руках. Нельзя допустить, чтобы чувство вины взяло верх, а что касается сострадания… разве Лука когда-нибудь проявлял сострадание к своим жертвам?

Повернувшись к нему спиной, она достала из холодильника бутылочку молочной смеси и сунула ее в микроволновку. Глубоко вздохнув, включила таймер.

– Жаль тебя разочаровывать, но это не твоя дочь.

Последовала тягостная пауза. Ее ложь словно вытеснила весь воздух из помещения, грудь сдавило, легкие настоятельно требовали кислорода. Грейс почувствовала, как взгляд Луки прожег ей затылок, и по спине побежали мурашки.

Микроволновка зазвенела, напугав ее. Неужели она всегда звенит так громко? Грейс вынула бутылочку и взболтала ее. Лили, должно быть, почувствовала запах еды, потому что снова захныкала.

– Т-ш-ш, – прошептала Грейс. – Сейчас будем кушать. Сначала мамочке надо устроиться.

Она больше не могла выносить напряжение и оглянулась. Лука пристально смотрел на нее. Его взгляд был ледяным и пылающим одновременно. Врач закончил зашивать рану и теперь смывал кровь с его плеча. Подавив приступ тошноты, Грейс втянула в себя воздух, чтобы успокоить сжавшийся желудок.

– Тебя не мучает совесть? – насмешливо вскинул бровь Лука.

– Нисколько. – Она отвернулась, и краска стыда за новую ложь залила ей щеки.

– Нет? А должна бы.

– Если кого-то и должна мучить совесть, так это тебя! – Грейс схватила бутылочку. – Я иду в гостиную кормить мою дочь. Когда будешь уходить, закрой за собой дверь.

Не оборачиваясь, она решительными шагами вышла из кухни. В маленькой гостиной Грейс включила телевизор и устроилась на мягком диване. После рождения Лили она привыкла смотреть телевизор днем. А также вечером и ночью. И чем глупее передачи, тем лучше. Сосредоточиться на чем-то серьезном молодая женщина не могла.

Она выбрала канал, где на ток-шоу показывали неблагополучную семью, которая перетряхивала свое грязное белье перед крикливой публикой и снисходительным ведущим. Грейс попыталась представить, что она сама оказалась на сцене и рассказывает, как выстрелила в собственного мужа. Пытается оправдаться в содеянном и во многих других вещах. Например, долго закрывала глаза на свидетельства того, что ее любимый человек не кто иной, как гангстер.

Но ее ослепила любовь. Или, может быть, вожделение? Сочетание того и другого не напугало ее своей интенсивностью, а напротив, было принято с восторгом. Не раздумывая Грейс распахнула свое сердце и позволила Луке прочно обосноваться в нем.

Она только что окончила художественную школу и смотрела на все, что предлагала жизнь, с радостным изумлением. Со своей лучшей подругой, Карой, Грейс путешествовала по Европе, любуясь архитектурными шедеврами. Сицилия показалась ей сказкой. Грейс влюбилась в остров и его общительных жителей. Темное прошлое Сицилии только добавляло романтики идеальному образу, который она создала в своих мыслях.

Кара, большая любительница пеших прогулок, потащила ее в горы недалеко от Палермо. Они долго шли вдоль забора, который сочли самым длинным в мире. Забор не позволял посторонним вволю насладиться зрелищем прекраснейших в Европе виноградников. Наткнувшись на дыру в заборе, девушки ошибочно сочли, что она дает им право на вход. Проникнув за ограду, они оказались на поляне, откуда открывался волшебный вид. Кара загорелась желанием запечатлеть его. Они расстелили пледы и устроились: Кара – с акварелью, Грейс – с этюдником и карандашами. Но не успели они сделать первые штрихи, как около них со скрежетом затормозил черный джип.