Читаем без скачивания Венки Обимура - Елена Грушко

-- Ну, касатка,-- молвил сладко,-- чем горю помочь? Приворотных зелий множество! Иль ворожба тебе милее? Хошь -- на зеркало, на соль, на хлеб, на мыло заговор скажу? "Сколь скоро мыло к лицу льнет, столь бы скоро молодец девицу полюбил!"

-- Да крепким ли такое слово будет? -- усомнилась Наталья.

-- Крепкое слово -- оно и ценится крепче,-- уклончиво ответил Ерема.

-- Сережки с самоцветами, запястья серебряные -- не пожалею! -посулила Наталья. Ох, зазнобчивое, разгарчивое сердце девичье!

Ерема довольно улыбнулся:

-- Змеиные чары крепкий приворот дают.

-- Змеиные?! -- перепугалась Наталья.

-- А то! Разыщи перво-наперво гадюку, голову ее прижми к землице рогулькой, продень сквозь злобные глаза иголку с ниткой, да не забудь при этом молвить таковы слова: "Змея, змея! Как тебе жалко своих глаз, так чтоб имя рек меня жалел и любил!" Ну а как домой воротишься, поскорее кафтан или какое другое платье доброго молодца той иглой прошей, само собой, втайне от всех -- и любовь приворожена навеки!

-- Боюсь я змей, дяденька,-- призналась Наталья.-- Из куста шипуля, за ногу, тяпуля! Да и жалко ее...

-- Эка ты! -- надулся Ерема.-- Ну ладно. Хошь, научу, как корень Симтарин-травы добыть?

-- А верное ли средство?

-- Верней не сыскать! У Симтарина первый лист синь, второй багров, третий желт, а четвертый червлен. Вся сила травы в том, что под корнем у нее человек. Человека надобно взять, разрезать ему грудь, вынуть сердце. Если кому дать сердце того человека -- иссохнет по тебе!..

Думал Ерема, в ноги ему девка за такой совет кинется, а она, неразумная, побелела вся--да и прочь из избы. Ишь, привередливая! Чтобы не обидеть никого да еще и выгоду свою взять -- такое только в сказках бывает!

А Наталья бежала -- слезы лила. Ведь к Ереме люди не от радости -- от беды идут, а у него, стало быть, про те беды душа не болит, коли он даже сердечную маяту норовит через злодейство исцелить. Нет, не нужна Наталье такая лечьба -- невинной кровью, живой болью! Люди говорят, добр Ерема,-что ж он зло творит? Может статься, тот, кого лиходеем прозвали, про добрые снадобья ведает? Кто их разберет, ворожбитов, злые они или добрые. На то они и знахари, чтоб их никто не понимал!

И вот волховит-зелейщик, колдун лесной, пред Натальей. Смотрит с печалью, да слова его еще печальнее:

-- Мыслимое ли дело, девица, небесную любовь в сердце побороть, на земную ее сменять? Коли стал твой мил-друг на ту стезю, не свернуть его.

Наталья пуще прежнего заплакала:

-- Ох, не надобна ему та стезя! Нет в его сердце небесной любови! Батюшкин обет он исполнил. Тяжко захворал родитель его, а как в глаза смертушка глянула, так посулился, коли жив останется, Богу сына младшего отдать. А младший-то...

---- Вон что! -- Колдун погладил девицу по голове.-- Дитятко ты мое горькое, бесталанное! Никакое приворотное зелье тебе не надобно. Такая потребна трава, чтоб клятвы разрешала, обеты снимала. Посуди сама -- кабы твой Иванушка мог, давно бы из монастыря к тебе вырвался. Но как ему такой грех взять на душу? Как батюшку на бесчестье обречь? Доброе сердце у него, доброе -- да чересчур мягкое.

Пала Наталья на колени:

--. Помилосердствуй, дай тогда отсушки какой ни есть, отврати меня от этой сухоты! Правдиво твое слово, а от него пуще прежнего сердце болит, в Обимур броситься впору!

Поднял ее колдун:

-- Не плачь, милая. Нету у меня нынче такой травы. При-ходи после Иванова дня, помогу твоему горю, освобожу душеньку-страдалицу. Теперь же ступай домой. Не то к Ульяне сходи, ворожейке, что у истока Обимура живет. А меня прости...

Девушка как во сне пошла из избы, и долго, долго бродила меж стен тишина. Уже когда темноту к себе в гости позвала, вымолвил Михаила:

-- Засвети лучинку, Егорушка.

Слабый огонек задрожал в светце. Что-то трещит лучина, дрожит и мечет искры -- не к дождю, не к ненастью ли?

-- Ох, тяжко мне, сынок! -- простонал колдун.-- В кои-то веки человек с добром ко мне пришел, а я отпустил его горе мыкати.

-- Что ж ты не дал ей какой-нибудь присушки, батюшка?

-- Молод еще ты, Егор, сердце у тебя неученое. Я-то с травами множество лет дружен. Каждой голос слышу, каждой взор ловлю. Верю я в их силу чудодейную, как в свой зрак, однако знаю: никакой травой из сердца не вынешь -- ив сердце не вложишь. Нет таких трав, чтоб изменить чужой нрав! И судьбы не изменишь, Егорушка. Знаешь, как народ судил: кто с дерева убился? -бортник; кто утонул? -- рыболов; в поле лежит -- служивый человек... У каждого, стало быть, своя дорога на земле, своя звезда в небе.

-- Звезда! -- эхом откликнулся Егор, и в это время на крылечке вновь зазвучали осторожные шаги. Не успел он спросить колдуна, кто же такая Ульяна!

-- Что это нынче к нам, словно в храм Божий, народ повалил? -воскликнул Михаила.

Егор тоже дивился: да уж, сколько живет он здесь, никого, кроме филина, да волков, да Лешего, окрест не видывал, а тут сразу два гостя рода человеческого! Он знал, что люд посельский полагал Михаилу злым колдуном и боялся его так, что лишь самая крайняя беда могла привести к нему. Егор и сам, коли насмелился, попросил бы у Михаилы какого ни на есть зелья, чтобы память свою пробудить. Кикиморка или нет, а растет и впрямь не по дням, а по часам, за месяц вымахал что твой двадцатилетний, и чем больше становится, тем сильнее болит головушка, туманит тоска по чему-то давно и накрепко забытому... Забыто, а крушит сердце!

Между тем колдун зажег еще лучину, в избе посветлело, и Егор замер в своем углу. В дверях показался невысокого роста мужичок, худой, чернявый, с быстрыми, блестящими глазами. Знахарь Ерема! Колдун молча смотрел на него, но Егор чуял, что они испытывают равное отвращение к гостю.

-- Здоров будь, Михаила! -- заискивающе молвил Ерема и невольно вздрогнул при виде Егора:-- Жилец у тебя?

-- Родня, -- буркнул колдун.-- Ты поди думал, один волк лесной мне сродник, ан нет.

-- Ладный молодец! А где же кикиморка? -- При этих словах гость быстро перекрестился.

-- Сгинула кикиморка. Нету ее.

-- Как так сгинула? -- растерялся быстроглазый.-- Почему? Я же сам ее тебе принес!

-- Надо было себе и оставить, коли так надобна. Ну, говори, зачем пришел?

Ерема протянул хозяину узелок:

-- Прими хлебушка свежего, холста беленого.

-- За что платишь? Аль от щедростей душевных решил поддержать живота моего? -- насмешливо спросил Михаила.

-- За помощью пришел,-- послышался смиренный шепоток.

-- Ну?..

-- Скоро Купала,

-- Поболе месяца еще до того дня.

-- Чья пташка раньше проснулась, та и корму скорее нашла. Нижайшая к тебе просьба: как пойдешь в Иванову ночь травы брать, меня с собой взял бы!

-- Иль сам неучен? Слышал, пользуешь хворости зельями.

-- У всякой пташки свои замашки. Да и не в лечбе дело. Вот скажу тебе, что со мной о прошлый год приключилось, в немногое время после, того, как видение огненное над Семижоновкой пронеслось.