Читаем без скачивания Белая ласточка - Ольга Коренева

— Эх, Свет, — вздохнул Виктор, — ничего ты не знаешь.

Уточнять Виктор не стал... После работы шли рядом, дурачились, весело смотрели на встречных. Разглядывали прохожих, все прохожие сейчас казались им какими-то смешными, милыми и нелепыми. То и дело, обменявшись взглядами, Света с Виктором хохотали. Сильный ветер бил в лица, лицо у Светы горело, и от иголок вихря остужались щеки, отдувались назад черные пряди. Сдернула шапочку, отдала их целиком ветру: ей было приятно идти без шапки...

Вошли в здание. Елизавета Петровна открыла им дверь:

— Витя! Светочка! Здравствуйте, — обрадовалась она. — Проходите, проходите в дом! Вот хорошо, что пришли. Как раз к ужину.

— Здравствуйте, Елизавета Петровна. Я ненадолго. Виктор вот затащил.

— И правильно сделал, — ответила ласково Елизавета Петровна. — Как это «ненадолго»! Нет уж, будем ужинать, пить чай. Проходите вот сюда, мойте руки... Отдыхайте... Я сейчас. — Она поспешно удалилась на кухню. Там что-то шипело, жарилось.

Света, выйдя из ванной, прошлась по квартире. Две комнаты, поменьше — видимо, кабинет Виктора. В обеих — тот особый, с тонким вкусом созданный уют, чистая, изысканная, хотя и не очень модная, «со старинкой», обстановка — по которым в доме чувствуется заботливая хозяйка. В кабинете у Виктора — многоступенчатая «стенка» с техническими книгами. А на террасках «стенки» — набор каких-то причудливых стеклянных фигурок и вещиц, разного размера, синих, розовых... Виктор, облаченный уже по-домашнему — замшевый долгополый пиджачок-пижама, вельветовые брючки, тапки с меховой оторочкой, — брал в руки то одну, то другую стеклянную финтифлюшку.

— Чудо стеклодувного искусства, — пояснял, пошучивая. — Глянь, какая белочка!.. А вот аист, ишь ты — как стоит! Это конаковская работа. Конаково на Волге... А вот персонажи русских сказок. Это орехово-зуевское. Стекло-то какое, а?.. Грешен, интересуюсь...

Из кухни слышались плеск струи, стук ножа. Елизавета Петровна поглощена была стряпаньем, спешила.

— Виктор, может, помочь?..

— Ничего... Мама справится.

— Вить... Она и так ведь устала. — Света обвела глазами до лоска начищенный, блистающий паркет, мебель. — А тут еще мы...

— Ты-ы в гостях, — Виктор назидательно погрозил пальцем. — И цыц!.. А уж кто устал, так это я, — с улыбкой, томным баритоном добавил он и потянулся. — Уж так уста-ал...

Сел, вольно развалился в кресле, руку — за голову, другую — наотмашь за край кресла.

— Ну и денек был сегодня...

— Ребятки-и!.. — послышалось из большой комнаты. — Сейчас дам команду: «К столу...» Готовьтесь!

Елизавета Петровна хлопотала уже около серванта, доставала парадную посуду, хрусталь, накрывала на стол.

Света поглядела на томно расслабившегося Виктора. И вдруг кощунственно возразила ему в мыслях: «С чего бы тебе так уставать?! Дров вроде не колол, полов не мыл, землю не копал...» Это вспомнилось ей обычное мамино — там, в кишлаке, — так она вразумляла порой кого-нибудь из старшеклассников, если тот хныкал и жаловался на усталость. «Дров не колол, не пахал, не копал. Даже как мы, женщины, не стирал и полов не мыл. А устал... Устал сидеть на стуле и слушать? Нет, брат, это не ты устал... а другие...» Светка, впрочем, никогда с ней в этом не соглашалась, учиться ведь тоже трудно. Или слишком уж буквально понимала мамины слова... И все же...

— Молодежь!.. Готовьтесь, — повторила, позвала Елизавета Петровна.

— К труду и обороне! — подхватил Виктор и бодро вскочил. — Ну, пойдем питаться, Свет! — Подошел, ласково приобнял ее за плечи. — Сейчас мать нам удружит, бутылочку особого выставит, вот увидишь..

Свете стало вдруг скучновато. И даже как-то не очень уж интересно в этой квартире, с Виктором. Сама даже не поняла, почему. Может, потому, что все тут показалось ей слишком уж — как на безотказных Викторовых «аппаратцах» — отлаженным, расчисленным, рассчитанным. Повела резко плечом, сбрасывая Викторову руку.

— Какой ты!.. — сказала шепотом. — Очень уж ты...

А что дальше — не знала, нужных слов не нашлось..

— Ладно, ладно, Светик, — понял он по-своему. — Ты устала, я устал, все устали... Пойдем лучше выпьем!

За столом Света чувствовала себя скованно. Общая беседа не клеилась. Но Виктора это вроде не смущало. С удовольствием, со вкусом ел блюда, хорошо приготовленные Елизаветой Петровной, подкладывал Свете, галантно подливал всем токай из импортной длинногорлой сосудинки. Пил сам в душу, других не подгоняя, не упрашивая. Было видно — человек просто отдыхает после трудового дня, ему хорошо... Света всмотрелась в лицо Елизаветы Петровны: все еще миловидное, бледновато-меловое — уж не болеет ли? — в сетке мелких морщинок около глаз, с отсветом мягкой, утонченной доброты интеллигентного, глубоко усталого от жизни человека... И что-то дрогнуло в ее душе. Она вспомнила вдруг о своей матери. Чем-то они похожи и, конечно, непохожи, обе эти пожилые преподавательницы, русская и узбечка, одна в кишлаке, другая в столице; но что-то общее, единое есть в них обеих, есть!.. Что же это — общее?.. Света не могла определить...

Может, доброта вот эта, да и сама судьба? — такая трудная жизнь за плечами, самоотречение ради семьи? Свет на их лицах?.. Елизавета Петровна была раньше, об этом Света знала уже, преподавательницей музыки, оставила работу еще до пенсии — ради всех домашних дел, мужа, скончавшегося лет десять назад, и любимого сына, тогда еще только поступавшего в институт.

Елизавета Петровна потчевала гостью, вела беседу веселым, слегка мажорным голосом с устоявшимися интонациями влиятельного педагога и светской дамы-хозяйки... но Свете в них как-то не верилось, в эти интонации; наигрыш какой-то в них чудился, что ли... Глядя на белое в морщинках лицо матери Виктора, она жалела ее невольно и думала о своей матери. На Виктора ей смотреть не хотелось.

Вскоре она засобиралась домой.

— Скромность вещь похвальная, — пробурчал Виктор недовольно. — Узбекские девушки, увы, уж так созданы.

Света поморщилась:

— А тебе бы хотелось... этакую?..

— Мне бы хотелось вообще тебя сейчас не отпускать А, например, попить вместе кофейку, посидеть рядышком...

— У телевизора, — подхватила Света. — А потом — бай-бай... Так?.. А мне бы сейчас хотелось книжку интересную почитать: Моэма, Оутс. Пусть даже и не рядышком. А хоть бы и одной, в общежитии. — Света дерзко тряхнула кудрями.

— Гм!.. — буркнул Виктор. — Я тоже за культурный досуг. Мне, правда, читать-то не приходится... в последнее время. Ну, провожу вашу светлость. Вот шубка, — он подал Свете ее синтетическую, узкую в талии шубку... — Шапочку не забудьте... Поехали, сани поданы!

Света попрощалась с Елизаветой Петровной, вышли.

На лестнице им навстречу поднимался крепкий, военного кроя, мужчина в короткой поролоновой куртке, круглолицый, пожилой. Обе руки были заняты дачными пожитками: в одной — мешок с округло выпирающими, как боеприпасы, овощами; в другой — брезентовая сумка с садовыми орудиями. То, что мужчина — военный, отставник, определялось сразу, несмотря на штатскую одежду: по бодрому взбеганью без одышки и полной безликости заурядного смекалистого лица.

— Привет научной интеллигенции! — тенорком гаркнул сосед, приостанавливаясь, чтобы разминуться со встречной парой на лестнице, — Как настроение?

— Порядок, Мит Митыч, — в тон ответил Виктор, — С дачи?

— Так точно. Желаю здравствовать!

Сосед с любопытством кольнул бывалым взглядом белесых глазенок Светино лицо и протопал по площадке к своей квартире. Света с Виктором вышли на улицу. У подъезда стояла машина. Женщина, такая же плотная и кургузенькая, как и сосед, в такой же синей, словно вздутой, курточке как раз запирала дверцу своего автомобиля.

— А где же обещанные сани? — спросила Света. — Саней что-то не видно, одни личные машины... У вас тут что, сплошь отставные полковники живут?

— Нет, — засмеялся Виктор. — Это лишь сосед мой полковник, ты верно угадала. Хороший дядька вообще-то, Дмитрий Дмитриевич. Мы с ним на досуге...

— Не продолжай, — перебила Света, — на рыбалку ездим, футбол смотрим, то, се... А рыбок не разводите? Аквариум — тоже хобби неплохое. Вместе — за мотылем, за рыбьим кормом...

— Какой там аквариум, Свет, — миролюбиво отбивался Виктор. — На это время нужно.

— Ах да, совсем забыла. Ты же грешен по части, этих... как их там, финтифлюшечек из хрусталя. У Дмитрия Дмитриевича оно тоже имеется? Меняетесь на досуге. «Махнем, мол, Виктор! Конаковскую на орехово-зуевскую...» Да нет, куда ему. У него вкус попроще.

Виктор расхохотался от души.

— Ну, Свет, ты в ударе сегодня. — Токай действует. А насчет «попроще» — тут ты не права. Дмитрий Дмитриевич человек с понятием... А знаешь, — Виктор замедлил шаг, под резким порывом вихря критически оглядел Светину одежду, поправил ей у горла воротник шубки, — я сейчас тебя удивлю. Этот самый Дмитрий Дмитриевич, кадровый военный в прошлом, не то интендант, не то начальник какого-то АХО, приходил к маме брать уроки музыки. Самолично! Да, да, не смейся...