Читаем без скачивания Белая ласточка - Ольга Коренева

— Как нет, я раньше звонила, через Газли. Он в том районе, на стройке... Говорят, прервана связь-то?..

— Волноваться рано, — как можно спокойнее, самым будничным тоном ответила Света. — Ничего страшного. Мы бы знали... И зачем вам начальник?

— Да ведь сын у меня там. Один он у меня, Сережа... Вот, поглядите, девушка, голубушка моя, поглядите...

Женщина достала из большой хозяйственной сумки пакетик в целлофановой обертке, бережно вынула из него, положила на стол перед Светой фотографию. Со снимка глядел обычный русский хороший паренек — дерзковатые глаза, задорное серьезное лицо, из-под бушлата — край тельняшки... да вот еще родинка справа на лбу.

Женщина всхлипнула, вытерла глаза уголком платка.

— Без отца рОстила. Один у меня... Говорила, не гонись за рублем. Монтажники и в Москве нужны. Мне бы к начальнику, справиться.

— Не волнуйтесь, — утешала Света. — А начальник тут ни при чем. У нас ведь данных нет о рабочем составе, мы — другой отдел... Я вам напишу сейчас, куда обратиться. — Света стала было писать адрес нужного управления. — Да вы не тревожьтесь. Все будет хорошо.

— Вы уж помогите, девушка, — удрученно упрашивала женщина. — Вы такая славная, вижу, чуткая. Хоть не русская, а сердечная... Уж помогите...

— Я сама из Газли, — сказала Света. — Какое еще землетрясение!

И вдруг не смогла дальше писать: пальцы как онемели, ручка из них выпала. Комната поплыла в глазах... Ей стало дурно.

С вертолета — вся картина землетрясения здесь не была уже такой дикой... Не то что в Газли. Только дым и дым! Хотя — это Виктор знал точно — тряхнуло и здесь основательно, разрушено все, что можно разрушить: здание подстанции, бараки. Покорежены трубы, заполыхали скважины, весь песок, все пространство, казалось, горит, внизу ходят волны огня. И все же — какая удача, что компрессоры удалось отключить!

Дым, тугой горячий ветер жгутом лупит снизу, отжимает вертолет вбок и вверх, не дает снизиться.

— Седой! На войне был? Гляди... — в ухо ему кричит радист или штурман, сидящий рядом с пилотом.

Виктор не знает в точности, кто он, знает лишь, что его роль обеспечивать радиосвязь — именно с

вертолета — между Газли и Бухарой; другой возможности для связи с центром сейчас нет. На груди радиста передатчик, в перерыве между работой он оборачивается к Виктору и бросает одну-две загадочные фразы; разговор — по Викторовым старым понятиям — глупейший, но здесь он кажется естественным. Во-первых — прозвище, данное ему радистом: Седой. Когда Виктор сбрасывает каску, чтобы обтереть пот, его белесая башка и впрямь как оловянная: от песка, от влаги. «Был на войне?» — не глупо ли спрашивать у человека, родившегося в сорок четвертом? Но уже следующие слова показывают — радист и не ждет ответа, он, собственно, говорит о себе, а не о Викторе.

— Я пацаном видал такую заваруху, на Курской дуге...

— На какой? — кричит Виктор, пригибаясь к уху радиста; ему послышалось: «на узкой дуге».

Кругом свист вихря, гул, ни черта не разберешь.

— На Ку-урск... Я оттуда. Глянь, Седой...

Радист окидывает рукой на миг открывшееся в дымовых клочьях пространство. Это в самом деле напоминает пожарище после танковой битвы. Обломки, островки пламени около трубопровода по всему полю, а между завалившейся набок подстанцией и местом, где вертолет должен сесть — бетонной площадочкой на старом такыре, — еще не улеглась полоса огня. Гасить некому, хотя кто-то внизу еще есть. Пожар обхватывает обломки подстанции. «А вдруг под обломками люди?..» Об этом подумали все трое: вертолетчики и Виктор.

— Мать твою, — выругался радист. — Неужели не сядем?

Целые полчаса длились трудные заходы на бетонную площадку. Когда все же сели на бетон, выбрались и, разминая ноги, отдуваясь, скинули каски, — шибануло в лицо, как из печи обжига, гарью, вонью горелого металла и нефти, устоявшимся жаром горящей почвы.

Подошли двое — серые лица под касками, серые от пепла противопожарные робы. Один — прорабского вида, сухопарый, сутулый, со старым, с бывалым прищуром, в резких морщинах, лицом, почти старик, представился:

— Кравцов.

Второй — молодой, по-спортивному крепкий, молча поприветствовал всех ладонью. Кравцов сказал:

— Придется забрать раненых — и назад. Мы пока подождем...

— Разве так много? — испуганно спросил пилот. — Приказано вас доставить...

— Хватает. Рассуждать некогда, — скрипуче отрезал Кравцов. — Тяжелые травмы, контузии, у женщины вон перелом ноги. Еле перетащили всех к складу, подальше от огня, — он указал на глинобитное строение, вроде дувала, в стороне. — Того и жди, тряханет опять и всех завалит.

— Одного раза с них достаточно, — подхватил молодой. — Забирайте раненых, ребята. Нас потом.

— Нельзя ли подрулить к людям? — спросил Кравцов.

— Сложно, — ответил пилот.

— Перенесем, ладно, — ответил молодой. — Нас тут трое, со сторожем. Кто цел остался. С вами шестеро, справимся...

Кравцов с вертолетчиками пошел к глиняному строению. Виктор и молодой чуть отстали, закуривая.

— А я думал - это прораб, — сказал Виктор, тыча сигаретой вслед ушедшим. — На вид простой работяга. А это сам Кравцов!

— Потому и я при нем, — попросту ответил парень. — Умереть, но сберечь. А старик упрям. Ну, сам видишь, сначала - раненых, потом за ним.

— А вдруг уже не сядем?

— Сядете! — пообещал парень. — А что делать! Не могу же я силой - сгрести его и в вертолет... А ты радист, что ли? — спросил он. — Больно вас много.

— Тут участок мой, — Виктор оглянулся на развалины, на пламя... Я же все это ставил. Подстанцию эту, скважины... А теперь... Черт-те что!

— Восстановим. Людей надо спасать, сам понимаешь...

— А там, — Виктор показал на подстанцию, скрытую за языками огня, — вдруг кто еще остался?

— И я боюсь, — сказал парень. — Отправим вертолет, проверим. Но при старике молчи.

Лишь к полудню удалось перенести раненых и разместить всех в кабине, рассчитанной на одиннадцать человек... Перегруженный вертолет взлетел, сделал широкую дугу в обход горящих участков, взял курс на Газли и — далее — на Ташкент... Внизу остался академик Кравцов, человек, нужный стране, — в момент землетрясения он оказался как раз на этом объекте газопровода, — остался с ним его помощник, остался сторож-узбек и Виктор Векшин. Радист остаться не мог, связь прерывать нельзя ни на минуту. Виктор и кравцовский помощник подошли по бетонированной полосе, выложенной от подстанции к складу, к самому краю — насколько можно было — нестерпимо жаркого полыханья; за ним проглядывались закопченные осевшие стены здания. В руке у парня еще был свернутый брезент, на котором переносили раненых.

— Ей-богу, там кто-то кричит, — сказал помощник. — Может, справа обойдем?

— Не выйдет, — ответил Виктор. Четким инженерским умом он уже оценил и расчислил все варианты. — А срежем угол - увязнем...

Песок кругом был как лава, кое-где чернели трещины.

— Ну что делать? Вон старик прет, давай скорей решай.

— Чего ж тут решать...

Виктор видел - выхода нет. Либо отступить, либо...

Парень вдруг сунул Виктору свой брезент, накрыл лицо и голову полой робы и рванул через огонь, к подстанции. Виктор правильно его понял: человек отдал ему лучшую защиту, а сам — безо всего — пошел... И, набросив на себя брезент, Виктор побежал следом.

Даже под брезентом ощутил — как враз загудело, обдало, будто упал на какое-то черное дно... И в самом деле, он споткнулся и упал, но уже около здания; дальше — мрак, бред, какие-то миги. Вот они уже бегут, перескакивают через глыбы, через торчащие ребром плиты, парень сбивает рукавицей со своих колен огневые космы, ищут, натыкаются на тела: мертвый, мертвый, еще труп, а, вот он, кто еще жив, это парнишка, в спецовке и резиновых сапогах, стонет между обломками... Ему повезло — он заслонен какой-то плитой от огня, но придавило... «Где брезент?» — орет помощник на Виктора, ничуть не удивляясь, что Виктор рядом с ним. Брезента нет, потерял... А, вон брезент, за балку зацепился. Когда спасенного тащили сквозь багровый дым, уже в обход — черт с ним, с оплавленным под ногами песком, все равно уже обгорели, обожжены, — когда волокли его на брезенте, рука паренька бессильно свесилась и болталась, задевая за землю, он был уже почти готов, без сознания... Виктор лишь заметил — каска задралась, стриженый, родинка справа на лбу, подросток почти, пацан. Вроде того Славика дурацкого, Светкиного, и жалостью сжало где-то под горлом...

Через два часа снова сел вертолет, вылезли пилот, радист, врач, — видно, учли: могут найтись новые раненые, — все трое быстро пошли к глиняному строению.

— Давайте, товарищ Кравцов, — крикнул пилот издали. — В Газли отмечено колебание! Скорее...

— Поднимайте раненого, — сказал Кравцов, когда группа подошла. — А, врач, хорошо. У него открытый перелом. Кое-как я наложил повязку, но...