Читаем без скачивания На советской службе (Записки спеца) - Максим Ларсонс

— Господин котелок, господин котелок, остановись. Знаешь ли ты, что я могу пристрелить тебя как собаку и ничего мне за это не будет?

— Да, я это знаю.

— Ну так живи. Знай душу русского матроса.

И они поплыли дальше. Через несколько минут я был дома и имел повод погрузиться в размышления о бренности человеческой жизни. После этого, выходя вечером на улицу, я имел всегда при себе заряженный револьвер и проходя через отдаленное или уединенное место всегда шел посредине улицы, а не по троттуару.

Пришел январь 1918 года и с ним исчезли последние надежды на демократическое развитие страны. Подготовленное в течение полугода и в январе 1918 года наконец собравшееся Учредительное Собрание было насильственно распущено и разогнано новой властью. В стране начались повсюду демонстрации в пользу Учредит. Собрания, но демонстранты разгонялись военной силой и движение это было грубо подавлено. В Петербурге демократически настроенные народные слои организовали в начале января грандиозную демонстрацию в честь Учредительного Собрания. Многими тысячами манифестанты проходили через главные улицы города к Таврическому Дворцу, местопребывание Учредительного Собрания. В демонстрации участвовали представители всех районных дум Петербурга.

Я принимал участие в этой демонстрации с двумя другими членами Адмиралтейской Думы. Когда мы уже были недалеко от Таврического Дворца и проходили через Фурштадтскую улицу, манифестанты внезапно остановились, так как войска заградили доступ к улице, ведшей к Таврическому Дворцу. Против места, на коем столпились манифестанты, находилась казарма саперов. Солдаты появились в окнах и разразились ругательствами как по адресу Учредительного Собрания, которое презрительно называлось «Учредилкой», так и по адресу манифестантов и проклятых «буржуев».

Я почуял недоброе, но вернуться уже было невозможно. Началось препирательство между солдатами и некоторыми манифестантами, соответственно отвечавшими им на их ругательства. Вдруг раздались выстрелы из казарм и манифестанты рассыпались по всем сторонам. Я бросился со многими другими во двор противолежащего дома. Выстрелы продолжались. Мы все побросались на землю, и я лежал в снегу с разбитыми очками среди других. Когда выстрелы прекратились, мы стали пытаться как нибудь спастись. Мы были твердо убеждены, что если мы останемся во дворе, то будем пристрелены каждый в отдельности разнузданной солдатчиной. Многие выбежали вновь на улицу, потому что они себя там чувствовали все таки лучше, чем в закрытом дворе. Другие бросились на черную лестницу дома и искали спасения в квартирах. Но несмотря на отчаянный стук, никто нам не отворял. Только в одной квартире отперли дверь, и когда увидели в чем дело, сейчас же ее захлопнули. Я бросился вниз по лестнице, сильным ударом ноги распахнул дверь подвала и оказался вдруг в молочной. Когда владелец пинками хотел меня выгнать, то я показал ему кулак и заявил, что во всяком случае останусь здесь. Несмотря на его энергичный протест, я привел в молочную всех других. Передние окна подвала, в котором находилась молочная, выходили на улицу. Мы изредка выглядывали в окно, чтобы видеть, что происходит на улице. Выстрелы раздавались все реже и в конце концов стало тихо.

Для меня было ясно, что теперь «спасайся — кто может». Необходимо было уйти из молочной незамеченным. Я вышел на двор, где не встретил никого и через ворота вышел на улицу. Как только я оказался на улице, то увидел пятерых мужчин, которые с возбужденными лицами размахивали древками от флагов. Это были трофеи, которые они захватили у манифестантов. Флаги были сорваны, растоптаны в грязи, а древки достались победителям. Я был одет в длинное пальто с черным меховым воротником. Как только они меня увидели, один из них закричал:

— Ах ты, проклятый буржуй. Ты вероятно тоже демократ. Проваливай, сволочь.

Я ничего не ответил, поднял воротник и пошел по улице. За моей спиной были эти люди. Я знал совершенно определенно, что если побегу, то буду расстрелян. Я вообще не сомневался в том, что не дойду живым до следующего угла, но все же напряг всю силу воли, чтобы дойти до этого следующего угла спокойным и размеренным шагом. Я не поворачивался, так как твердо знал, что они следят за мною. Я был единственным человеком на всей улице. Никого кроме меня не было ни на троттуаре, ни на панели. Я думала только об одном: «куда попадет пуля — если в затылок, тогда конец немедленный». Я дошел до угла, повернул направо и облегченно вздохнул. Но я все еще не бежал, так как я опасался, что они за мной следят. За вторым углом я повернулся, увидел, что никто не следует за мною, но тогда и моей выдержка наступил конец. Я побежал за извозчиком, проезжавшим полной рысью, впрыгнул в коляску и когда он меня спросил, куда поехать, я ответил:

— Поезжай к черту, поезжай куда ты хочешь, только прочь отсюда.

После получаса бесцельной езды, я опять пришел в себя. Я остановил извозчика у дома моего приятеля и поднялся туда. Мои знакомые были потрясены. Демонстрация прошла через их улицу и они видели из своего окна, как стреляли в манифестантов и как они падали.

Манифестация имела в результате много раненых, но мало убитых. Учредительное Собрание было разогнано и этим актом новое правительство устранило главное препятствие для утверждения своей власти.

Глава вторая

Мой уход с должности — Забастовка банковских служащих — Совещание при Государственном банке — Национализация банков и торговли

В январе 1916 года я был назначен директором торгового отдела Шуваловского Общества в Петербурге, имевшего свои рудники (железо, платина) и заводы на Урале. После октябрьской революции, мне пришлось прилагать большие усилия к тому, чтобы те многие тысячи рабочих, которые работали у нас на Урале, получали своевременно свою заработную плату. В рудниках и на заводах нашего Общества работало около 29.000 человек. В Лысьвенском Горном Округе, принадлежавшем Обществу, проживало население около 106.000 человек, включая в том числе всех членов семей рабочих и служащих.

Правление Шуваловского Общества фактически более не существовало. Директор-распорядитель, инж. Ф. Ф. Фосс, отправился уже в июне 1917 года по государственному поручению, в Вашингтон, в качестве коммерческого советника при Российском чрезвычайном после Бахметьеве. Второй член Правления, инж. П. И. Пальчинский, был брошен в тюрьму новым правительством, в качестве члена Временного Правительства. Члены Совета отсутствовали. Технический директор, инж. Г., человек пожилой, также исчез, так что я остался в Петербурге единственным членом администрации.