Читаем без скачивания Война: ускоренная жизнь - Константин Сомов

— Боюсь, что вы составили совершенно превратное представление об этом замечательном парне. Он действительно большой болтун, не спорю, но к ордену действительно представлен. Не за самолет, которого не сбивал, а за то, что три ночи подряд пробирался с термосами к отрезанной роте.

«Так вот в чем дело! — восклицает Бялик. — Термосы с кашей и супом показались ему слишком прозаическими предметами, чтобы рассказывать о них».

Завтрак или обед перед атакой. Вот как вспоминают его фронтовики.

Иван Карнаев — в 70-е годы житель Бийска, в августе 1942 года — боец Ленинградского фронта: «Все траншеи заполнены солдатами. Где-то в стороне рвутся мины. Никто ни с кем не разговаривает, что будет дальше — как-то не думается, пока тихо. Последовала негромкая команда — приготовиться к завтраку. Принесли бачки, мешки с хлебом. В котелки накладывали плов, рис со свежей свининой, тут же сладкий чай и свежий хлеб. Это был праздничный обед. Почти год нас кормили не досыта, мучной заваркой, без капельки жиров, а под осень щами, и только из зеленой капусты.

Наелись до отвала. Не зная, что произойдет с нами через несколько минут, этот роскошный завтрак можно было бы назвать поминальным обедом самим себе, потому что для большинства из нас это был последний обед в жизни, так как через несколько минут началась кровавая бойня».

Семен Соболев, офицер-пехотинец: «Еще до рассвета подъехала наша кухня. Нас накормили. Надо сказать, что у меня перед боем всегда был отменный аппетит, и я удовлетворял его чем только можно. Бой требовал много физических сил, а относительно возможных ранений в живот я думал так: не все ли равно, какое дерьмо будет вываливаться оттуда — сегодняшнее или вчерашнее. Раненый в живот в любом случае уже не жилец».

Бывало, однако, и по-другому, особенно когда к атаке готовились солдаты, для которых этот бой был первым.

«В траншее, по которой прохожу, тишина. Если разговаривают, то неторопливо, — вспоминал в своих записках о войне Семен Соболев. — Раздают завтрак — где-то позади окопов, в лощинке, остановилась кухня. Пахнет пшенной кашей и разваренным мясом, но аппетита это не возбуждает. Солдаты, отсутствием аппетита обычно не страдающие, безучастно берут котелки, пышущие вкусным паром, лениво ковыряют в них ложками. Иные попросту отставляют в сторону, в окопные ниши или на берму — узкую полоску дернины перед бруствером, не засыпанную землей при его сооружении.

На бровке бруствера рядком стоят котелки с нетронутым завтраком, суп подернулся светло-коричневой пленкой, из которой в некоторых котелках торчат ложки, — видно, очень взволнованы были их хозяева, коли забыли столь важный солдатский инструмент. Прислоненные к земляной стенке траншеи стоят аккуратно увязанные шинельные скатки, лежат, сиротливо поникнув лямками, вещевые мешки: в атаку приказано было идти, чтоб ловчее было, только с самыми необходимым.

На повозке — шинельные скатки, вещмешки, котелки.

Вспоминаю: на рассвете, когда мы проходили траншеей, уже покинутой ушедшей вперед пехотой, там стояли котелки с нетронутым завтраком, лежали скатки. Почему все это старшина везет с передовой, от солдат, а не к ним? Очевидно, поняв мое недоумение, старшина говорит:

— Я давно это погрузил, чтоб на новые позиции отвезть, как стемнеет. Повез. Да мало кому осталось свое взять. Вон сколько обратно везу»

Не попавшие после атаки ни в «наркомзем», ни в «наркомздрав» (на фронтовом сленге в могилу или госпиталь. — Авт.) солдаты шли дальше на Запад, и порой делали это так быстро, что полевые кухни за ними не поспевали и старшины тоже. Тогда приходилось переходить исключительно на

«Бабкин аттестат»

Питание за счет местного населения, либо банального мелкого воровства называли еще жизнью на «подножном корме», и «специалисты» по его добыванию имелись в каждой части. Особенно предприимчивой в этом плане приходилось быть матушке-пехоте. Обмоточному Ване частенько жилось на войне потруднее армейской интеллигенции — летчиков, артиллеристов, танкистов, а уж голоднее практически всегда. Стрелкам, автоматчикам, пулеметчикам, особенно в наступлении, нередко приходилось довольствоваться 800 г пайкового хлеба с утра пораньше и до конца дня только ремень потуже подтягивать.

Даже разжившись по какому-либо случаю продуктами, пехотинец или такой же пеший путешественник-сапер могли лишь порубать от души да взять в дорогу малость, сколько места в солдатском заплечном мешке — «сидоре» найдется. Танкисты, как правило, имели в боевой машине запас продуктов и порой попросту «нанимали» за них пехотинцев, когда требовалось вырыть укрытие для танка. О летчиках и говорить не приходится. Лучше всех на той войне обихаживали именно их да еще подводников. Специалисты, ничего не попишешь.

Герой Советского Союза летчик-истребитель Сергей Горелов вспоминал: «И под Москвой, и где бы мы ни были, питание у летчиков было отличным. Мы, когда попадали в тыл, скорее стремились на фронт, потому что в тылу очень плохо кормили. А там все ели сполна»

Окопникам же в бытовом плане приходилось похуже.

Так, скажем, как бойцу 154-го отдельного саперного батальона 3-й гвардейской танковой армии Григорию Богушу осенью 1944 года под Шауляем.

«Только на тягачах да «тридцатьчетверках» (другая техника застревала намертво) привозили к передовой необходимое: боеприпасы, сухари, гороховый концентрат, чикагскую тушенку в высоких четырехугольных банках и американские консервы «второй фронт» — в небольших круглых банках запрессованные молотые кости. На них мы варили бульон. Выковырнешь штыком в котелок и кипятишь на костре до тех пор, пока на поверхности появятся редкие блестки жира. Пили такой бульон, обжигаясь, чтобы согреться. Вкус у варева, как ныне злословят шутники, был специфический, век бы его не знать».

Здесь стоит сказать лишь несколько слов об истории появления иностранных продуктов к нашему солдатскому столу во время той войны.

Поставки в СССР продовольствия по ленд-лизу — знаменитой американской тушенки, яичного порошка, жиров, муки и других продуктов — сыграли действительно ощутимую роль в обеспечении питанием сражающейся Красной армии и частично тружеников тыла. 7 октября 1942 года глава советского правительства Иосиф Сталин направляет президенту США Франклину Д. Рузвельту послание, в котором высказывает пожелание о поставке в СССР самолетов-истребителей, алюминия, грузовиков и взрывчатки, а также пишет: «Кроме того, важно обеспечить поставку в течение 12 месяцев 2 миллионов тонн зерна (пшеницы), а также возможное количество жиров, концентратов, мясных консервов. Мы смогли бы значительную часть продовольствия завезти через Владивосток советским флотом, если бы США согласились уступить СССР для пополнения нашего флота хотя бы 2–3 десятка судов».

Уже 12 октября Рузвельт сообщает Сталину о предоставлении Советскому Союзу для использования на Тихом океане 20 торговых судов, а 16 октября 1942 года (в дни ожесточенных боев в Сталинграде. — Авт.) глава советского правительства получает следующее послание:

Ф. Рузвельт И. Сталину

«В ответ на Вашу просьбу я рад сообщить Вам, что предметы, о которых идет речь, могут быть выделены для поставок, как указано ниже:

Пшеница 2 миллиона коротких тонн[1] в течение оставшегося периода протокольного года приблизительно равными частями ежемесячно.

Грузовики 8000-10 000 в месяц

Взрывчатые вещества 4000 коротких тонн

в ноябре и по 5000 тонн в последующие месяцы.

Мясо 15 000 тонн в месяц.

Консервированное мясо 10 000 тонн в месяц.

Свиное сало 12 000 тонн в месяц.

Мыльная основа 5000 тонн в месяц.

Растительное масло 10 000 тонн в месяц.

В ближайшее время я сообщу Вам о поставках алюминия, которые я еще изучаю.

Я отдал распоряжение не щадить никаких усилий в целях полного обеспечения наших маршрутов судами и грузами и в соответствии с Вашими пожеланиями соблюдать приоритет по обязательствам, которые мы дали Вам».

Всего по ленд-лизу в военное время в СССР было поставлено 5 млн тонн продовольствия.

Был у нас в то трудное время и еще один союзник-помощник. Пусть и далеко не такой мощный, как Североамериканские Соединенные Штаты, но на добро памятливый и бескорыстный. К апрелю 1943 года из небогатой Монголии было направлено в СССР восемь эшелонов с продуктами и обмундированием. В начале победного 45 года пришел состоящий из 128 вагонов эшелон с подарками. Кроме того, монгольское правительство закупило и переправило в Советский Союз 500 тысяч лошадей, о которых фронтовики и после войны вспоминали добрым словом.

Но бывали моменты, когда и «специфическое варево» казалось солдату манной небесной, и тогда главным героем на фронтовой «сцене» становился тот самый «бабкин аттестат».