Читаем без скачивания Присвоенная - Нина Бархат

— Зачем тебе это?

Машина выехала на главную дорогу, где мы начали набирать скорость, и лишь тогда он соизволил отозваться.

— Что?

— О, пожалуйста, не думай, что все вокруг — дураки! — я, вошедшая в клетку с тигром, сама поражалась своей безумной наглости. — Да когда она к тебе прикасается, ты готов ее убить! По глазам видно.

— Никогда не думал, что ты так хорошо читаешь по моим глазам, — мрачно заметил Кристоф.

— У меня было достаточно практики, чтобы… — зло продолжила я — и осеклась, увидев его взгляд. Вдруг страх за Дашку снова напомнил о себе душной волной, и, собрав всю волю, я снова обратилась к нему. На тон ниже.

— Ну… найди себе другую — взрослую, зрелую, которая подойдет тебе… по статусу, — хотелось бы мне верить, что его интерес состоял только в этом!

— А какой у меня статус? — хлестнула неприкрытая насмешка.

И тут я почувствовала жуткую усталость: ничто не поможет. Если столько лет он по — хозяйски распоряжается моей жизнью, невзирая на родных, на законы, на здравый смысл, то с чего я взяла, что могу как-то защитить Дашку?

— Отвези меня домой, Кристоф. У меня нет желания видеть тебя чаще, чем два раза в год. Я хочу и дальше верить, что, уезжая от меня, ты растворяешься в воздухе, перестаешь существовать… Умираешь.

Но этого я, конечно же, не сказала вслух.

— Надеюсь, ты и сама понимаешь, что это вздор.

Мы подъехали к дому, и он открыл мне дверь — нажал кнопку. Судя по всему, я не была достойна проявления галантности. В отличие от Дашки.

Вдогонку он самодовольно бросил:

— Я так же реален, как и другие. И даже больше.

И это было правдой.

Через неделю Дашка сообщила всем, что скоро уедет учиться за границу. Но чрезмерно радостное щебетание не могло скрыть в ее глазах нечто, понятное только мне: страх.

Я уверилась в своих ощущениях, когда однажды, выйдя из лицея, заметила знакомую ядовито — желтую машину. Дашка как раз захлопывала дверцу за собой. А после послушно… нет, покорно повернулась к Кристофу, и он тут же обнял ее уверенным движением. Как собственность. Не удостоив взглядом ее безжизненного, бледного лица…

На следующий день я подстерегла ее в раздевалке и прямо спросила о причинах отъезда. Она молча глядела мимо меня куда-то в пустоту, столь явно погруженная в мысли, далекие от этого мира… И я поняла, что не услышу ответа. Все так же в полусне она двинулась к выходу, но у порога с видимым усилием заставила себя обернуться.

— Берегись его, Диана. Он опасен.

— Знаю, Дашка! Я и тебе пыталась это сказать столько раз, но ты не слушала!

Мой лихорадочный тон не оживил ее и на миг. Она придержала дверь, собираясь с силами. Казалось, каждое движение дается ей с трудом, такой медлительной и усталой она была.

— Теперь я это понимаю. Но он представлялся мне таким идеальным… вначале… Мы встретились на улице, он предложил подвезти, букет подарил — красные розы.

— И ты согласилась. — Конечно, она была не первой и не последней дурой в этом мире, но все же я не могла избавиться от ощущения вины: приволокла свое чудовище в ее жизнь!

— Не знаю, как объяснить… Но отказать ему было невозможно. Вначале я даже была уверена, что влюблена. Вот только он — такой чужой, Диана. И я не думаю… — и без того тихий, голос Дашки почти исчез, — я не думаю, что он вообще умеет любить.

Подсознательно чувствуя, что вряд ли мне еще выпадет шанс задать этот мучительный вопрос, я быстро придвинулась к ней и шепнула:

— Дашка, что он тебе сделал? Почему ты так напугана?

Она побледнела еще больше и метнулась из раздевалки, сбив кого-то с ног.

Уже на следующий день она не появилась в лицее, хоть должна была уехать только через две недели. И больше я никогда не видела мою подругу, красивую и наивную Дашку… Но из многих навсегда запомнила именно ее.

С каждым годом своей ущербной жизни я задавала себе все больше вопросов. Еще ребенком я осознала: подобное не происходит больше ни с кем из знакомых мне людей. Это лишь моя маленькая грязная тайна.

Что со мной было не так? Что такого ужасного в детстве я могла совершить, чтобы быть вынужденной терпеть это столько лет? Или все случилось еще в младенчестве, ведь Кристоф был в моей жизни, сколько я себя помню? Бред! И почему, черт возьми, стоит только завести об этом разговор, меня наказывают самым жестоким образом?

С каждым днем взросления мое терпение иссякало, моя покорность растворялась в ненависти ко всем, кто меня окружал.

— Почему ты позволяешь ему так со мной поступать? — зло спросила я однажды у матери, толком не понимая, что же такого со мной делает Кристоф, но чувствуя, что после этих встреч я будто умираю изнутри.

— Это не твое дело, — ровно, хоть и несколько напряженно, ответила моя ласковая с другими мать. Моя мать, которая за всю жизнь мне ни разу даже не улыбнулась. Невероятно!

— Не мое?! В своем ли ты уме, мама?! — меня всю трясло. — О ком мы тут говорим? Обо мне! Это именно мое дело, поскольку мои проблемы больше некому решать! Тебе на меня наплевать и отцу наплевать. Для вас я будто не существую! Можно подумать, я — пустое место. Но я есть! Поймите же, я хочу всего лишь… — но я не могла найти слов, чтобы объяснить самому родному человеку, как я близка к ненависти. Что я уже ненавижу ее за равнодушие, за нелюбовь, за пустые, холодные фразы!

Я была еще очень слаба после вчерашнего (Кристоф приходил снова). Вместо облегчения каждый последующий вдох усиливал муку внутри, и вскоре я сползла по стене на пол, рыдая. На какой-то миг показалось, что руки матери потянулись ко мне для утешения… Но она тут же вышла, оставляя мою сотрясающуюся от боли душу в одиночестве.

С каждым мгновением мне становилось все тяжелее жить дома. Да и был ли это дом — теплое, светлое, полное любви место? Нет, не был! Как и эти люди не были моей семьей.

Что угодно, лишь бы не находиться рядом с ними! И я искала любой повод, чтобы сбежать. Цеплялась за любую компанию, шатавшуюся за полночь. Или просто бродила по городу до утра…

Странно, почему не нашлось на мою непутевую голову приключений, которые могли бы стать последними, — я, нетрезвая, часто бывала одна ночью в совершенно безумных местах!

Подобный образ жизни не мог пройти бесследно. Я стала значительно хуже учиться. С моими новыми «друзьями» попробовала крепкий алкоголь, стала покуривать, и не только обычные сигареты. В семнадцать лет впервые познала близость — не вполне трезвая и не совсем по своему желанию. Это было паршиво! Но даже после этого, вытирая бесполезные слезы, даже тогда я знала, что в моей жизни есть кое-что еще более скверное…