Читаем без скачивания Покаянные сны Михаила Афанасьевича - Владимир Колганов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О чем вы?
Вот те раз! Так Кира это или же не Кира?
— Неужели забыли про Карачев? Там где-то имение вашего отца.
Не помнит или все же притворяется? Зачем?
— Я и рада бы вспомнить, если мы встречались. Но где?
— Да здесь, в Обуховом! — Я уже начинаю сомневаться. — Впрочем, какая разница! Вы помните или же успели все забыть?
— Допустим, помню, — то ли решила уступить, то ли намерена и дальше продолжать жестокую игру. — Так что же между нами было?
Я чувствую, что еле сдерживает смех. Ах, как же они любят подразнить влюбленного мужчину!
— Мне как-то неудобно вам напоминать?
— Ах так! — Чувствую, что снова улыбается.
Пожалуй, стоит еще раз попробовать.
— Как вы прекрасны, Кира!
— Ах, что вы… — Я знаю, что легкий румянец появился на ее щеках.
— Вот только сейчас я шел по переулку мимо дома, но шторы были закрыты… — чуть слукавил.
— Я не люблю дневного света, вечерний сумрак успокаивает меня. — В голосе появляются печальные, волнующие меня нотки…
— Не знаю почему, но каждый раз, как выхожу на улицу, какая-то неведомая сила влечет меня туда, к вашему дому, и я невольно поворачиваю голову и жду, что хоть на мгновение мелькнет в окне знакомое лицо…
— Не говорите так…
— Я, впрочем, понимаю, как надоел вам рой поклонников с бездарными, много раз повторенными комплиментами.
— О ком вы?.. О ком вы говорите? Все не так.
— Но почему же вы одна?
Она ответила как-то напряженно и словно бы отводя глаза от телефонного аппарата в сторону. Да и ответ был немного невпопад:
— Моего мужа сейчас нет. Он вернулся с фронта и опять уехал. И матери его тоже нет.
— Так, значит, мы можем быть вместе, как тогда?
— Михаил! Вы сознаете опасность, которой меня подвергаете? На что вы рассчитывали, когда позвонили мне?
— Я вас люблю, я звоню только для того, чтобы это вам сказать! Я люблю вас, Кира! Все эти долгие месяцы я мечтал о вас.
— Ради бога, Миша, что вы делаете! Не говорите так, вас могут услышать.
— Я не могу говорить иначе…
— Оставьте меня. Я больше ничего не желаю знать!
— Не вещайте трубку, умоляю!
— Замолчите, ради всего святого… У меня темно в глазах, что со мной будет!
— Успокойтесь, ничего с вами не случится. А вот меня скоро положат на телегу и вывезут прямо на погост. Долго ли от больных подцепить заразу? И в этом будете виновны вы.
— Миша! Заклинаю вас всем, что у вас есть дорогого, оставьте меня.
— У меня нет ничего дороже вас на этом свете, Кира.
— Я вешаю трубку!
— Нет! Вы причина того, что я готов даже на безумство. Скажите мне только одно слово — и мы бежим.
— И это вы говорите замужней даме? Вы и преступны, и безумны!
— Кира! Я бросил все, пациентов, близких мне людей, ненавистную больницу. Я приехал сюда с одной лишь целью — быть ближе к вам. Да, я готов на преступление. Бежим!
— У меня дети.
— Забудьте.
— Ни за что!
— Я приду к вам этой ночью.
— Не смейте! Неужели вам нужна моя погибель? Зачем только вы появились здесь? Вы хотите заставить меня лгать и вечно трепетать… Боже мой, замолчите, Миша!
— Если вы не позволите мне прийти к вам, я устрою под вашими окнами скандал. Сегодня же! Ах, Кира, дайте же мне шанс!..
Она испугана. Мне кажется, что у меня наконец-то получилось. И потому говорю уже более спокойным голосом:
— Кира, нам необходимо поговорить.
— Ну так и быть… Приходите в полночь, когда все уснут.
Можно представить, что было после того, как я закончил разговор. Я так кричал, что все, наверное, слышали. Однако вот представить можно, но ничего ужасного на самом деле не случилось. Тася закрылась в дальней комнате, не открывает дверь. Дядьев дома нет. Мне только их увещеваний не хватало!
Но что это было? Неужели Кира назначила свидание? Неужели победил? Я плюхаюсь на диван, закидываю руки за голову… Я весь в мечтах… Я снова с моей Кирой! Скорей, скорей бы! Заснуть бы и не просыпаться до полуночи…
И вот сидим в гостиной у нее дома. На столе чашки с нежными цветочками снаружи и золотые внутри. Скатерть белая и накрахмаленная. Узорчатый паркет сияет, отражая свет зажженных свечей. Мы пьем чай с домашними пирожками, надо заметить, очень вкусными. Что ж, самая подходящая обстановка для задушевной, лирической беседы. Только вот как можно о чем-то говорить, когда все мысли о другом?..
От рук, от губ ее пахнет дивными духами, слегка напудрено лицо. Изящные пальцы держат чашку, как диковинный цветок. Глаза прикрыты ресницами, как кружевами. Вот о чем-то задумалась…
— Ах, Миша! Я так несчастна. Мой постылый супруг… Я вышла замуж только потому, что могла сойти с ума от одиночества. Если бы не дети…
— Не огорчайте меня такими грустными словами. Вы удивительно красивы. Вы добрая, чудесная… Вы одна на свете. Других таких прекрасных нет.
— Вы искренни? Да! Да! Разве можете вы лгать? Я благодарна вам за эти слова, только вы нашли их для меня… Так хочется верить, что вы желаете доб ра. Но одно всегда страшит, стоит взглянуть на вас…
— Что же это?
— Ваши глаза. О, как они опасны!
— Верьте мне, Кира, я говорю с чистой душой, с открытым сердцем.
— Достойна ли я такой любви?.. Ах, я пропала…
Я вижу откинутую назад голову и шелковистую волну волос, пронизанную огнем свечи. И брови угольные. И огромные карие глаза. Мне не понять — красив ли ее профиль, этот нос с горбинкой. Так и не разобрал, что у нее в глазах. Вот кажется, испуг, тревога… А может быть, порок?..
По-детски бантиком сложила губы и смотрит в темное окно, словно бы чего-то ожидает. Когда она вот так сидит, она представляется мне чудесной, лучше всех на свете.
— Иди ко мне, — сказал я.
Она повернулась, глаза ее испуганно насторожились. Я обнял ее и поцеловал.
— Нет! Так нельзя, — пытается оттолкнуть меня.
Я снова привлек ее к себе. На этот раз она не сопротивлялась. Я потянул ее за собой на диван. И так притягивал до тех пор, пока она совсем не склонилась. И только тут я ощутил живую и ясную теплоту желанного, волнующего меня тела.
— Лежите и не шевелитесь, — прошептала она.
Она легла рядом со мной, и я почувствовал прикосновение ее коленей…
— Ты чудо как хороша!
— Знаешь, какая в юности я была худышка?
— Знаю. Изящная, грациозная…
— Говорят, с тех пор немного пополнела.
— Это бывает после родов. Но у тебя это заметно лишь чуть-чуть. Тебе даже идет. Во всяком случае, мне нравится.
— Как жаль, что мы тогда не встретились!
— Ну как ты это представляешь? Дочь камергера и бедный, застенчивый студент…
Тут я немножечко слукавил. Так можно. Почему бы нет?
— А я вообразила себе… Да-да! Ужасно наивно этого желать.
— Но вот теперь я дипломированный врач. Скоро займусь непременно частной практикой. У меня будет много пациентов, появятся деньги. И все можно было бы еще поправить!
— Что? Как? У меня муж и две дочери. Ты тоже, видимо, женат.
— Нет, Кира! Нет! Я верен только тебе!
— Ах, милый! Я без ума от тебя, даже когда ты говоришь неправду!
— Но почему ты мне не веришь?
— Иди ко мне!
Объятия… Объятиям нет числа. Я сбился со счета. Да и кому какое дело… Словно бы стараемся наверстать то, что прежде не сбылось… Или насытиться любовью впрок? Однако странные у меня возникают мысли… Пророчество? Ах, не дай бог!
— Ты знаешь, муж недавно мне прислал письмо из Гельсингфорса, будто бы купил участок на золотоносной речке.
— Где? — Я чувствую, как у меня загораются глаза.
— Там где-то, на севере, в Финляндии.
— А ты говорила, он на войне.
— Он в Петербург по делам поехал и вдруг встречает старого приятеля. А тот знает место, но у него нет денег, чтобы приобрести право на добычу… ну, все как следует устроить.
— И много золота на этой речке?
— Говорит, что жуть!
— Ах, интересно было бы… — Тут я мечтательно закатываю глаза…
Увы, кому везет в любви, тому обычно не везет в делах. Мне предстоит еще не раз в этом убедиться. Но как удержать любимую, не имея приличного достатка? Рай с милым в шалаше?
Мы снова обнимаемся…
— С тех пор как муж уехал, здесь немыслимая скука. Недавно сосед является ко мне с цветами и с такой красочно оформленной коробкой. Я от незнакомых людей подарков не принимаю, но тут… Сосед все-таки. Зачем портить отношения?
— А что в коробке?
— Набор дамского белья, — смеется.
— Я его убью!
— От дома я ему отказала. Ну и подарок конечно же пришлось вернуть.
— Да кто он такой?
— Известный фабрикант, из нуворишей. Рубашечки, бюстгальтеры, пеньюары, панталоны…
Ну вот опять! Словно бы нарочно намекает, что не судьба. Зачем ей бедный врач, если отвергает даже фабриканта?