Читаем без скачивания Моё живое сновидение - Алина Блинова

И мы оба вновь рассмеялись.

1963 год

После того дня, между нами, что-то поменялось. Будто была разрушена ещё одна тонкая стена. Мы стали делится тайнами, страхами, сомнениями. И хоть мы избегали прикосновений, но часто лежали на расстоянии десятка сантиметра и просто разговаривали или улыбались. От бабушки я знала, что мальчикам и девочкам нельзя находится так близко, но нас никто не видел, так что это было нечто, о чём мы никогда не разговаривали и не спрашивали. Тем более это было самое запретное, что мы делали из того, о чём шептались в школе или рассказывала по ночам Джо. Так что моя совесть была спокойна. А вот сердце стало творить странные вещи. И чем дальше — тем хуже.

Всё началось спустя год после открытия имён. Мы всё также называли друг друга Рейка и Ёжик, переходя на имена лишь в спорах или когда нужно было привлечь внимание. И вот однажды настал такой момент. Мы с другом шли по степи, где он недавно был проездом с дядей, и спорили о каком-то фильме. Я разошлась настолько, что стала кричать, затем замолчала на секунды, чтоб перевести дыхание, и вдруг за моей спиной прозвучало хриплым голосом: «Марианна». В тот же момент обернувшись, я едва не коснулась его носа своим кончиком носа, настолько близко он стоял. Не знаю каким чудом мы не соприкоснулись рукой или другими частями тела, но замерев, мы не посмели шевелиться. Весь мир сузился до зелёных, будто весенняя трава, глаз и нашего дыхания. Тогда я впервые за шесть лет знакомства заметила, что они у него действительно зелёные, а не серые или ещё какие-то. А ещё что на его остром носу появились первые ямки от прыщей, а на скулах темный пушок. Только в тот момент мне захотелось назвать своего товарища по снам «юношей» или даже «парнем», но я лишь смогла выдавить:

— Что ты хотел, Роман?

Несмотря на то, что фраза была произнесена едва не шёпотом, она ударила по ушам обоим и мы тут же очнулись, сделав несколько шагов назад.

— Я? Да… да так, ничего. Просто… — парень замялся и спрятал глаза, а после и вовсе стал смотреть куда угодно, но не на меня, — В общем неправа ты насчёт фильма. Вот.

Его поведение и ответ вернули меня в прежнее раздражённое настроение и я, гордо взмахнув каштановой косой, обиженно бросила.

— Ну и пожалуйста.

После я специально коснулась его руки выше локтя, чтобы прервать сон и всё что успела понять перед пробуждением — он вздрогнул едва ли не всем телом.

***

Следующие несколько снов наше общение стало напряжённым. Рей постоянно выглядел потерянным и старался не смотреть на меня, а однажды вдруг обнаглел спросил, почему я ношу такую короткую сорочку. На это замечание к своему ночному гардеробу я обиделась окончательно, и следующие несколько ночей надевала сорочку сестры, которая была мне очень велика и едва ли не тащилась по полу. В общих сновидениях я теперь просто показательно молчала, глядя на своего друга исподлобья, и гадала что случилось с моим вечно весёлым и уверенным в себе Ромой. Теперь я стала чаще называть его по имени, пока как на Рейку он походил всё меньше. Однако недели в сорочке до пола и моего холода хватило, чтоб юноша не смог сдержаться и вновь стал собой, начав с шуток из какой уральской сказки я украла это платье. Так мы и договорились. Я попросила у бабушки с дедушкой новую сорочку, а Рома снова стал Реем, хоть уже и не Рейкой. Я же стала «Ежовым Величеством», «Колючей Марианной» и многим другим. Язвительные шутки и подколы теперь ссыпались едва ли не в три раза чаще прежнего, но это меня полностью устраивало. Так мы и общались ещё два года. Два года построенные на дружбе, шутках, но уже без дурачества, шалостей, непосредственности. В наших отношениях будто впервые появились границы, за которые нельзя было заходить и которые мы не обсуждали. Хоть сейчас я и понимаю, что если не обсуждать заряжённое оружие посреди комнаты, то рано или поздно оно выстрелит, но тогда я решила пренебречь советом великого. Однако через два года, шестого мая, именно это и произошло. Этот день я запомнила раз… и навсегда.

6 мая 1965 года

Это была напряжённая неделя, точнее её окончание. Ещё в понедельник Джоселин рассказала мне, а затем и бабушке с дедушкой, что она уезжает по распределению в Москву. Это обозначало, что я не увижу сестру, единственного по-настоящему родного человека, следующие три года. Естественно, моей первой реакцией был шок, ведь я думала, что благодаря прописке в Свердловске, довольно крупном городе, она останется здесь. Но позже, уже в нашей комнате, Джо пояснила, что сама попросилась не в Свердловск, а в Москву, чтобы наконец начать жить самостоятельно. Тем более, Москва город возможностей, и на реставрацию там много всего, а Джоселин как раз на реставратора и выучилась. Потому я поняла её, поддержала, покивала, но в душе всё равно расстроилась. Всё-таки сестра играла в моей жизни слишком большую роль. Однако прикусив губу изнутри, в четверг я проводила её на вокзал и молчала всю обратную дорогу, а потом ушла в свою комнату и долго плакала в кровати. Так я и уснула на мокрой подушке, свернувшись калачиком.

Мне успел приснится какой-то странный сон как я лечу на крыльях вместе с Джо, а потом она приземляется на старинный поезд прошлого века, машет мне, а меня уносит ветром к разрушенному замку, где стоят молодой принц и принцесса, которые с грустью наблюдают за моим полётом. После этот сон мягко перетёк в другой, где я сидела на поле жёлтых тюльпанов и рядом, как всегда из лёгкой дымки, появился Рей. Парень вновь выглядел задумчиво, но как только он увидел меня и мои припухшие глаза, то его лицо стало обеспокоенным.

— Ёжик, что случилось?

Я помотала головой, пытаясь придумать язвительную шутку, но при воспоминаниях об отъезде Джоселин, мои глаза вновь стали наполняться слезами, и я лишь просипела:

— Ничего.

Зная меня в разных состояниях, Рома подошёл ближе и, стараясь заглянуть мне в глаза, улыбнулся:

— Ну раз ничего, тогда у меня видимо сильные галлюцинации. Интересно это цветы так влияют или солнце? А может это у тебя аллергия на тюльпаны? Если так, то давай я выкошу это поле к Чертовой бабушке.

Я всё же не выдержала и улыбнулась. А затем рассмеялась. А затем наконец разревелась.