Читаем без скачивания Европейская конвенция по правам человека - Микеле де Сальвиа

В самом общем смысле об этом говорится в статье 1 Устава Организации Объединенных Наций, в котором этой организации доверена задача

«осуществлять международное сотрудничество, в поощрении и развитии уважения к правам человека и основным свободам».

В рамках Европы осуществлялась та же политика, нашедшая свое выражение в Уставе Совета Европы. Она направлена на то, чтобы создать более тесный союз между европейскими государствами на основе уважения прав человека.

Деятельность этих международных организаций способствовала возникновению нового международного права или, по крайней мере, международного права, которое следует схемам jus gentium, в котором личность является не только объектом правовых норм, но, хотя и с некоторыми ограничениями, субъектом их развития. Если поиск решений, направленных на то, чтобы установить бесконфликтные отношения между государствами все еще остается главной задачей международного сотрудничества, поддержание прочного мира предполагает, естественно, существование политических режимов, которые проповедуют одинаковые ценности, которые должны быть положены в основу нового международного порядка.

Благодаря такому подходу, многочисленным юридическим документам, а также международной практике, личность вышла на наднациональную юридическую сцену. Это засвидетельствовало и продолжает свидетельствовать об определенной, пусть даже и медленной эволюции международного права. Это право, бесстрастный перечень прав и обязанностей государств, переживает долгожданную гуманизацию, которая еще не достигла высшей точки своего развития.

Международный Суд в постановлении от 5 февраля 1970 года по делу Barcelona Traction (Recueil, 1970, p. 32) уточнил природу и минимальное количество обязанностей государства в отношении лиц, находящихся под его юрисдикцией. Согласно этому постановлению, подобные обязанности приобретают полностью объективный характер и свободны от любых соображений целесообразности, связанных с осуществлением, например, дипломатической защиты, которую государство может предоставить в целях охраны интересов собственных граждан, права которых нарушены третьим государством в нарушение международных норм.

Согласно мнению Суда «основное различие нужно провести, в особенности, между обязанностями государства по отношению к международному сообществу в целом и обязанностями, которые возникают по отношению к другому государству в рамках дипломатической защиты. По самой их природе первые касаются всех государств. Принимая во внимание важность рассматриваемых прав, все государства могут считаться имеющими юридические обязательства по отношению к этим правам; обязанности, о которых здесь идет речь, являются обязанностями erga omnes» (постановление, параграф 33). Суд уточняет, что «подобные обязанности происходят в современном международном праве, например, из запрета на акты агрессии и геноцида, а также из принципов и норм, касающихся основных прав личности (…). Некоторые соответствующие права защиты уже вошли во всеобщее международное право (…), другие считаются международными документами всеобщего характера или почти всеобщего» (постановление, параграф 34). Признание со стороны верховной мировой судебной инстанции существования в международном праве норм, касающихся основных прав личности, вписывается, таким образом, в общую картину общественного сознания, которое придает понятию верховенства права (rule of law) существенное значение в сохранении всеобщего правопорядка, основанного на мирных взаимоотношениях между народами.

II. Национальный суверенитет, верховенство государства и уважение прав человека. Современные международные организации создали картину мира, на которой по-новому строятся отношения национальных государств. Зародилась новая динамика, которая вынуждает правительства оказаться по личным мотивам от устаревшего менталитета. Так например, такие принципы, как принцип суверенитета и верховенства государств потеряли свое прежнее значение, даже если и необходимо признать, что речь идет скорее об уступках и самоограничении со стороны государств, чем о полном отказе от их прерогатив. Даже там, где сотрудничество, объективно и неизбежно, представляется достаточно трудным (например, в случае противоречий связанных с этническими конфликтами), расширяется поле так называемой «гуманитарной деятельности», поскольку развитие событий постоянно подталкивает к этому.

Инновационный элемент международного права, которое формируется и в практической деятельности, и в теории, составляет утверждение ценностей и принципов демократии, прав человека и основных свобод, какими бы ни были сопутствующие обстоятельства. Несмотря на объективные трудности, вызванные, в особенности в Центральной и Восточной Европе переходом от старой к новой системе ценностей, формулировки, содержащиеся в международных актах, относящихся к правам человека, стремятся соединить внутреннюю и внешнюю политику государств в нечто, что можно определить как вынужденное сотрудничество, в расчете на то, что со временем оно превратиться в добровольное.

Таким образом, существует очень тесная связь между международным сотрудничеством и уважением прав человека. От признания и уважения неотъемлемых прав человеческой личности мы перешли к утверждению, как это сделал Институт международного права еще в 1947 году в своей резолюции, принятой в Лозанне, об «основных правах человека как основе возрождения международного права», что «эффективное юридическое взаимодействие между государствами неотделимо от уважения личности внутри каждого государства». Однако необходимо решить проблемы, связанные с верховенством государства в вопросах, которые подлежат международной компетенции или контролю.

По мнению Б. Конфорти, под выражением верховенство государства понимается «ограничение сфер, в которых международное право, как традиционное, так и определенное рамками соглашений, не участвует, и в отношении которых государство, следовательно, свободно от договорных обязательств». Этот автор считает, что это понятие, хотя и может быть еще использовано в традиционном правовом контексте, уже утратило свое значение в сферах, обусловленных соглашениями (Diritto internazionale, p. 239). Необходимо отметить, все же, что в силу принципа, сформулированного Международным Судом в постановлении Barcelona Traction, упомянутом выше, внутренняя компетенция государства ограничена и в традиционном международном праве, когда речь идет о действиях, ограничивающих основные права личности. Это утверждение находит подтверждение в другой резолюции Института международного права, принятой в 1989 году в Сантьяго Ди Кампостелла «О защите прав человека и принципе невмешательства во внутренние дела государств». В условиях сложной для прав человека ситуации, Институт заявил, что «права человека являются прямым выражением достоинства личности. Обязанность государств обеспечить его уважение проистекает из признания такового достоинства, что уже отмечено в Уставе Объединенных Наций и во Всеобщей декларации прав человека». Следовательно, государство, которое нарушает вышеозначенные обязательства «не может уйти от международной ответственности, даже утверждая, что в данном случае речь идет о верховенстве государства».

В любом случае, какими бы ни были аргументы в пользу существования или отсутствия jus cogens в области прав человека в международном традиционном праве, можно утверждать, что государство, которое подписало и добровольно ратифицировало правовой документ, который охраняет отдельные права человека и основные свободы, как например ЕКПЧ, не может прибегать к так называемому принципу верховенства государства, чтобы препятствовать вмешательству судебных органов, контролирующих выполнение обязательств, которые приняли на себя государства, ратифицировав эти соглашения. Европейский Суд по правам человека отверг, таким образом, протест на некомпетентность, поданную бельгийским правительством со ссылкой на принцип верховенства государства по вопросу о несовместимости с ЕКПЧ документов лингвистического характера, связанных с преподаванием в школах. Это правительство утверждало, что проблемы, затронутые заявителями, относятся по принципу верховенства к бельгийской юрисдикции в той мере, в которой законодательство в области языка и образования является частью политического и социального устройства государства, и что ЕКПЧ не имеет отношения к государственному устройству. Суд не счел этот протест, со ссылкой на так называемый принцип верховенства, протестом на некомпетентность. Суд заявил, что «Конвенция и дополнительный протокол имеют своим предметом сферы деятельности, которые обычно относятся к внутренней компетенции государств, подписавших конвенцию, однако, они являются международными инструментами, имеющими основной целью установить международные нормы, которые должны соблюдать все государства-участники в своих отношениях с лицами, находящимися под их юрисдикцией (статья 1 Конвенции) (постановление по делу Affaire linguistique belge. Раздел «Предварительные возражения», p. 19, § 3).