Читаем без скачивания Арьергардные бои марксизма - Игорь Шафаревич

V

      Вторая задача, на которой "марксистский научный метод" мог бы себя проявить - это прогноз будущего. И этот вопрос даже более интересен, так как с ним, очевидно, связано реальное значение всей литературной деятельности Р. А. Медведева. По-видимому, основная аудитория, к которой он обращается - это левоориентированная западная интеллигенция, желающая почерпнуть в его работах уверенность, что она смело может добиваться осуществления марксистских принципов, что ее не ждет в будущем опыт, аналогичный пережитому нашей страной. (По крайней мере я узнал о всех последних работах Р. А. Медведева по западному радио, и мне стоило большого труда достать некоторые из них здесь, в Самиздате).       Не обнаружив "научного" и "классового" анализа истории нашей страны, мы вряд ли можем надеяться встретить "научное" обоснование того, что эта история не повторится на Западе, если он пойдет по пути, который предлагает ему марксизм и социализм. И действительно, единственный аргумент, который мне удалось обнаружить в работах Р. А. Медведева, не основан ни на анализе "соотношений классовых сил", ни на "логике производства": "Однако история, вопреки известному афоризму, все же многому учит и отдельных людей, и целые классы. Поэтому великие исторические трагедии, пережитые одним народом, очень редко повторяются в жизни других стран и народов" ("Международное положение СССР и пути разрядки"). Некогда Энгельс, с высоты "единственно научного метода", иронизировал над бакунистами, говоря, что они выдвигают "свое нетерпение в качестве теоретического аргумента". Но ведь и благоразумие западных коммунистов аргумент, не на много более теоретический. Да и сам исторический факт, на который ссылается автор, весьма сомнителен. Хотя аналогия с Французской революцией не сходила во времена Русской революции с языка, русские революционеры не научились на этом примере даже тому, что люди понимают обычно яснее всего, - как удержать на шее собственные головы: они развязали революцию, в которой - в точном соответствии с французским прецедентом погибли почти поголовно. И общая тенденция здесь как раз не в сторону смягчения: Французская революция была куда более жестокой, чем Английская, а Русская - далеко превзошла Французскую. Поэтому можно думать, что Американская или Западноевропейская революция будущего по размаху кровопролития превзойдет все до сих пор виденное.       Дальше мы не встречаем не только "научного марксистского анализа", но и вообще никаких аргументов: "Не развивая здесь подробно этой темы, нужно тем не менее со всей определенностью сказать, что западные страны обладают иными традициями, иной социальной, экономической и политической структурой, чем царская Россия 1917 года. Поэтому коммунистические и социалистические движения Запада имеют возможность найти собственный путь создания справедливого социалистического порядка, избегнув и гражданских войн и террористической диктатуры, но напротив, сохранив привычные для Запада институты и политический плюрализм" ("Международное положение СССР и пути разрядки").       Признаться, трудно понять, как в таком ответственном вопросе можно что-то утверждать, да еще "со всей определенностью", притом "не развивая подробно эту тему". Западные левые жадно прислушиваются к Р. А. Медведеву как к своему единомышленнику, который может помочь им понять загадочный для них опыт России, ибо сам был ему причастен. И он с легким сердцем советует им идти вперед, не заботиться о последствиях и верить, что у них все обязательно кончится хорошо, - не имея в то же время для этого никаких аргументов (или по какой-то загадочной причине не желая их обнародовать). Добросовестно ли это?       Конечно, современный Запад во многом отличается от дореволюционной России. Но для того-то и надо было бы "подробно развить эту тему", чтобы выяснить, в к а к у ю с т о р о н у будут влиять эти различия. На Западе имеется старая традиция участия в политической жизни, основанной на многопартийной системе, почти полностью отсутствовавшая в России. Но зато там разработана и несравненная техника манипулирования психикой человека при помощи средств информации, рекламы и приманок материального изобилия. И в предреволюционной России свирепствовал терроризм, но не в такой степени, как сейчас на Западе, - по крайней мере, правительство не вступало в переговоры и соглашения с террористами. Слова Столыпина "Не запугаете!" вряд ли мог бы повторить кто-либо из современных западных политиков. Та степень отрицания всего существующего общества, его культуры и морали, от которой существенно зависит размах и радикализм революции, - на Западе сейчас гораздо выше, чем в предреволюционной России. Мысль Ж.-П. Сартра, что Джоконду было бы не жалко сжечь, в России мог высказать разыскиваемый полицией заговорщик вроде Бакунина (и говорил очень похожее), - но в устах почтенного философа она была бы невозможна. А сексуальная или "психоделическая" революция, "суинг" или Берлинские коммуны шокировали бы русских нигилистов больше, чем современных благонамеренных буржуа.       Не кажется столь уж фантастической гипотеза, что ряд факторов, в том числе большой вес консервативного крестьянства и влияние христианства в народном мировоззрении и интеллигентской культуре, - сильно смягчили характер революции в России, так что она является не у с и л е н н ы м, а о с л а б л е н н ы м вариантом того, что может проявиться на Западе. Несколько приведенных выше замечаний, конечно, не являются попыткой доказательства такой гипотезы: мы хотели лишь указать, насколько сложным и неочевидным является этот вопрос. Он требует тщательных и объективных исследований, которых скорее всего и можно было бы ждать от историка, предлагающего нам вместо этого голословные утверждения, сделанные "со всей определенностью".

VI

      Как действовали бы близкие по взглядам Р. А. Медведеву левые круги Запада (например, так называемые "еврокоммунисты"), если бы власть оказалась в их руках? Как они на деле отнеслись бы к инакомыслию и оппозиции? Вопрос этот, быть может, будет проверен экспериментально, если власть к ним в руки попадет, однако жизнь показала, что такой эксперимент может дорого обойтись. Безопаснее попробовать извлечь какую-то информацию из модели, которая находится перед нами, - понять, как чуждые и несимпатичные автору точки зрения воспринимаются, например, в работах Р. А. Медведева.       Прежде всего бросается в глаза, что любое мнение, отличное от того, которого придерживается сам автор, встречается предельно враждебно и подозрительно. Так, говоря о течении "западников", автор пишет: "Есть среди "западников" и крайние группы, которые д о х о д я т до апологии капитализма, о т к р ы т о восхищаясь его достоинствами" ("Социализм и демократия". Подчеркнуто мною. - И. Ш.). Очевидно, такая точка зрения представляется ему какими-то геркулесовыми столбами, до которых д о х о д я т только отчаянные люди. Ее надо было бы скрывать, как тайный порок, а они, пренебрегая приличиями, высказывают ее о т к р ы т о!       Издатели журнала "Вече" характеризуются как "группа в о и н с т в у ю щ и х религиозных националистов" (Там же. Подчеркнуто опять много). Интересно, что это значит - воинствующие? Считает ли, например, Р. А. Медведев себя в о и н с т в у ю щ и м марксистом?       Вот какими эпитетами награждает автор своих оппонентов. Об А. Д. Сахарове: "Беспомощность теоретических рассуждений" ("О книге А. Д. Сахарова "О стране и мире"). Об "Инициативной группе прав человека": "Некоторая неразборчивость в суждениях, действиях и связях" ("Социализм и демократия"). Об А. И. Солженицыне: "Вздорный тезис" ("Вопросы, которые волнуют каждого", журнал "XX век"). П. Г. Григоренко характеризуется как "анархист" и "экстремист", не владеющий марксизмом ("Социализм и демократия") - и это в то время, как Григоренко содержался для принудительного лечения в психиатрической больнице "особого типа"! Оппоненту сплошь да рядом предъявляется обвинение в жульничестве, подлоге причем ничем не аргументированное. Так, по поводу А. И. Солженицына автор говорит: "Сознательная фальсификация" ("Международное положение СССР и пути разрядки"). Даже советский закон в понятие "заведомо ложных измышлений" включает не только фактическую неверность распространяемых сведений, но и уверенность в том, что распространявшее лицо знало об их неверности. Если Р. А. Медведев предполагает, что А. И. Солженицын неправ, - откуда же происходит уверенность в сознательной фальсификации? Почему не предположить, что он просто ошибся? Это было бы так естественно, - ведь он не владеет единственно научным методом, доступным Р. А. Медведеву! Уж казалось бы, можно предположить, что дочь может и с к р е н н е заблуждаться в оценке родного отца. Но дочь Сталина высказывает мысль, что Сталин арестовал родственников ее матери под влиянием Берии, и наш автор заявляет: "Но это, конечно, сознательная ложь" ("К суду истории" с. 385). И все, и больше никаких аргументов!       А вот несколько полемических приемов, используемых Р. А. Медведевым. В одном своем выступлении А. И. Солженицын привел некоторые высказывания Маркса и Энгельса против демократии (например, "демократия хуже монархии и аристократии"). Р. А. Медведев видит в этом ф а л ь с и ф и к а ц и ю, так как цитаты "вырваны из контекста" и - это ранние статьи Энгельса, написанные за год до встречи с Марксом. При этом он не приводит этих цитат и не объясняет, почему они "вырваны из контекста" (да это и невозможно объяснить). Читатель не может проверить и утверждения автора о том, что эти высказывания опубликованы за год до встречи Энгельса с Марксом. А это утверждение просто не верно. Маркс познакомился с Энгельсом лично в августе 1844 г. Одна из цитат, о которых идет речь, относится к 1866 г., другая - к сентябрю-октябрю 1844-го и лишь третья - к 1843-му, что свидетельствует об устойчивости взглядов классиков марксизма по этому вопросу. Я не буду возвращать Р. А. Медведеву обвинения в фальсификации, но с истиной он обходится донельзя вольно. Но, пожалуй, замечательнее всего то, что сам Р. А. Медведев за несколько лет до Солженицына несколько раз ссылался на статьи Маркса о свободе печати, написанные в 1842 г., то есть на год раньше, чем самая ранняя из цитированных Солженицыным статей Энгельса, - как на выражение подлинных взглядов Маркса ("Социализм и демократия", "К суду истории", с. 717). В этом он не видел фальсификации.       О моей работе "Социализм" в сборнике "Из-под глыб" Р. А. Медведев пишет, например: "В "Подготовительных работах" к "Святому семейству" К. Маркс делает ряд выписок из статей своих оппонентов и предшественников из лагеря так называемого мелкобуржуазного, буржуазного и феодального социализма. Выписывая из черновиков Маркса те же цитаты, Шафаревич называет "автором этих ярких мыслей" самого Маркса. Какая уж тут может быть основа для полемики!" ("Вопросы, которые волнуют каждого" в журнале "XX век"). Но, даже не заглядывая в Маркса, естественно было бы усомниться, что "оппоненты и предшественники К. Маркса" излагали с в о и взгляды такими словами (приведенными в моей статье): "...это движение... выражается в совершенно животной форме, когда оно противопоставляет браку ...общность женщин..." Ведь это только в русских пьесах XVIII в. магометане говорили: "Клянусь лжепророком!" На самом же деле, прочитав это место из знаменитых "Экономико-философских рукописей 1844" Маркса (раньше был известен лишь отрывок их, считавшийся подготовительным черновиком к "Святому семейству"), легко убедиться, что там нет никаких "выписок из статей", но содержится систематическая критика коммунистического учения, которое Маркс называет "грубым коммунизмом". Эта (действительно яркая) критика и представляется мне интересной, причем в двух отношениях. Во-первых, Маркс выступает здесь в роли, столь часто встречающейся в истории социалистических идей. Он говорит, что предшествующие коммунистические теории были несовершенны, они приводили к таким чудовищным выводам, как устранение талантов или общность женщин. Но они были "не научными" или "не революционными", а вот он, Маркс, укажет путь, минующий эти ужасы. То есть в области теории он говорит: "У нас все будет по-другому" - совершенно так же, как в области практической реализации марксизма говорят современные западные марксисты (и с ними Р. А. Медведев), обсуждая русский или китайский опыт. С другой же стороны, эта работа Маркса выдержана в духе гегелевского параллелизма между развитием идеи и развитием ее "эмпирического бытия". Поэтому логично предполагать, что последовательность: "грубый коммунизм" - "истинный коммунизм" Маркс переносил также и в историческую реальность, предвидя неизбежное наступление, в качестве первой фазы, - эпохи, соответствующей духу "грубого коммунизма". Впоследствии этот взгляд трансформировался у него в идею "диктатуры пролетариата".       Я нисколько не сомневаюсь, что в других случаях Р. А. Медведев не объявляет "фальсификацией" цитаты, которыми сам пользуется. И что он не думает, будто кто-то, излагая свои взгляды, может сам называть их "совершенно животными". По-видимому, в этом конкретном вопросе проявляется крайнее нежелание понять неприемлемую из априорных соображений мысль, или, вернее, твердая решимость ее не понять, отгородиться от нее первым попавшимся аргументом.