Читаем без скачивания Развилка - Василий Сахаров

– Уроки прошлой Мировой войны даром не прошли, господин генерал. Мы все помним. Поэтому я здесь, беседую с вами, а не в Берлине, где меня ждут дела. Вашу мотивацию я понимаю. Но каким вы видите наше сотрудничество в дальнейшем?

– Рано или поздно вам понадобятся солдаты. Не только для охраны коммуникаций и подконтрольных областей, но и полноценные боевые соединения: полки, бригады, дивизии и корпуса; которые смогут сражаться на фронте. Вы начнете искать резервы, и таким резервом можем стать мы – русские патриоты и представители других народов СССР, которые ненавидят большевиков. Мы поможем вам разгромить Сталина и заплатим за это кровью. А взамен, когда СССР капитулирует или окажется на грани краха, вы возьмете, что вам нужно, а остальную Россию оставите нам. Разумеется, как верным союзникам.

– А потом вы попробуете взять реванш? – немец усмехнулся.

– Вряд ли. Слишком много сил и времени придется потратить на восстановление того, что окажется под нами, а затем появятся новые враги.

Лейббранд задумался…

Война с Советской Россией была неизбежна, и покорение восточных народов являлось краеугольным камнем политики Адольфа Гитлера. Поэтому спустя три месяца после его прихода к власти, 1 апреля 1933 года, по личному распоряжению фюрера было создано Внешнеполитическое бюро НСДАП под руководством Розенберга. При нем Восточный отдел. А при отделе РОНД – Российское объединенное национально-социалистическое движение. Его руководителями стали балтийский немец Светозаров (Пельхау), полковник Герштельманн и князь Оболенский. А затем к нему стали присоединяться белогвардейские организации. Не все. Конечно же, не все, ибо часть была ориентирована на Англию. И в 1937 году председатель РОВС (Российского Общевойскового Союза) генерал Миллер даже издал приказ, в котором было сказано: «Мы, члены РОВС, являемся идейными фашистами». А помимо русских в РОНД вошли украинцы, которые создали «Особый Украинский Отдел РОНД».

Война началась, и немало русских белоэмигрантов вступили в Вермахт или отправились попытать счастья в оккупированных районах. НО! Это было совсем не то, чего хотели и ждали лидеры белой эмиграции. Они мечтали, что им разрешат создать собственную армию. Боевую. Самостоятельную. И если часть немецких генералов (прагматики) под негласным лидерством Браухича соглашалась дать добровольным помощникам оружие и относительную свободу, другая (нацисты) во главе с Кейтелем была категорически против. Фюрер поддерживал Кейтеля. «Славяне – будущие рабы арийской расы!» – заявлял Гитлер. И равными он признавал только часть северокавказских народов и казаков. При этом казаки должны были согласиться, что по роду-племени являются остготами, и обязаны служить под командованием немецких офицеров.

Так было в самом начале войны, когда Вермахт еще не понес огромных потерь и не наступили холода. Однако фюрер погиб. Его кресло занял Мартин Борман. Не идеолог и оратор, а хитрый, жесткий и циничный управленец. Для него на первом месте эффективность. Поэтому речи оголтелых нацистов слегка стихли и отношение к народам СССР, а так же к военнопленным, изменилось в лучшую сторону. Пока незначительно. Но чиновники Имперского министерства оккупированных восточных территорий и лояльные к русским германские генералы надеялись, что-то с этого выгадать – получить дармовую рабочую силу и дополнительных солдат на фронте. Вот потому Лейббранд прибыл в Хаммельбург и разговаривал с Трухиным. Не с белоэмигрантом, который жаждал реванша (что думают белогвардейские генералы он уже знал), а с кадровым советским офицером и русским дворянином…

– Господин генерал, – решив, что Трухин ему подходит, прервал свое молчание Лейббрандт, – не все, что вы сказали, мне нравится. Однако в ваших словах есть здравое зерно, и я приглашаю вас отправиться со мной в Берлин.

– И что я там буду делать?

– Вы поможете мне подготовить документ, который определит отношение Германии к добровольцам из числа русских военнопленных, готовых служить на благо Третьего Рейха.

Трухин поднялся, машинально оправил гимнастерку без знаков различия и кивнул:

– Я готов. Когда отправляемся?

Лейббранд тоже встал и ответил:

– Немедленно.

3.

Смоленская область. 17.08.1941.

Седьмой день пробираемся к своим. Группа небольшая, всего девять человек. Оружие и документы сохранили – это главное. Боеприпасов почти не осталось, у меня три обоймы на карабин, нож и граната, а у остальных хуже. Провиант закончился еще вчера. Так что тоска. Сидим в лесу и не можем перейти дорогу, которая буквально забита немецкими войсками. Фрицы прорвали оборону нашей дивизии, расчленили ее и рвутся на восток. А мы чувствуем свое бессилие, скрипим зубами и ждем наступления темноты. Если удача улыбнется, пересечем дорогу и двинемся дальше. Сил осталось немного, но они еще есть, на один рывок хватит.

Я покосился на старшину Захарова, который расположился неподалеку, закутался в кусок брезента и дремал. Если бы не он, пропали бы мы – все бойцы нашей группы. Признаюсь, когда мы отошли от подбитого танка и немцы ворвались в траншеи, я растерялся. Поэтому, скорее всего, отстреливался бы до последнего патрона и погиб «смертью храбрых». Но погибнуть дело не хитрое – говорит старшина, – нужно выжить и продолжать бой, чтобы убивать врагов. Такая позиция мне нравится гораздо больше, чем «стоять насмерть и ни шагу назад». Ведь что я видел в своей жизни? Кроме детдома и завода ничего. Даже девушки не было. Целоваться с девчонками целовался, но дальше этого дело не шло, хотя на лицо не рябой и статью вышел. Просто ждал чистой и светлой любви, как в книгах, да и некогда было. За день у станка так намаешься, что к вечеру еле ноги передвигаешь, и вместо отдыха идешь на дополнительные занятия, чтобы получить новые знания, или на комсомольское собрание. Ладно. Это уже в прошлом. Вот закончится война, все наладится. Конечно, если я ее переживу…

Прерывая мои размышления, из кустарника буквально вывалился взволнованный Жора Садчиков, минометчик, который стоял в дозоре.

– Там… – он указал в сторону дороги и задохнулся.

Старшина моментально вскочил, подхватил автомат, подошел к Садчикову и поторопил его:

– Говори! Что случилось?!

Жора набрал полную грудь воздуха и ответил:

– Авдеев с Исмаиловым ушли!

– Как?! – старшина оскалился, словно волк.

– Я за дорогой наблюдал… Они мимо прошли… Окликнул их… А они убежали… Смотрю… Дальше на дорогу выскочили, оружие бросили и руки подняли… Немцы их окружили и они в нашу сторону стали указывать…

– Суки! – Захаров ногой откинул в сторону крупный сучок, который валялся на траве, и прошипел: – Предатели!

Остальные бойцы нашей группы сгрудились вокруг старшины и Садчикова.

– Что делать? – спросил кто-то.

– Уйдем в болото, – Захаров указал на север. – Там спрячемся. До наступления темноты три-четыре часа осталось, продержимся.

В болото, так в болото. С опытным Иванычем никто не спорил и, путая следы, мы двинулись к болоту.

Погони не было. Мы немцев пока не интересовали или они собирали поисковую группу. И пока шли, я размышлял о причинах, которые побудили Исмаилова и Авдеева сдаться.

Кавказца я не знал, он из другого батальона, прибился к нам уже в лесу. А вот Серега Авдеев… Как же так? Мы же с ним полгода бок о бок. Крепкий парень, комсомолец, потомственный рабочий из Тулы. Мне казалось, что я его знаю, а выходит, что нет. С гнильцой оказался Авдеев, предал Родину и переметнулся к врагу.

До болота добрались быстро. Выломали несколько длинных крепких палок и вошли в воду. Впереди старшина. Я замыкающий.

Раздвигая болотные заросли и петляя между редкими чахлыми кривыми деревьями, мы отмахали от берега метров двести. Набрели на крохотный островок, который едва нас вместил, и остановились. Только устроились, как послышались голоса. Они приближались, и вскоре стало понятно, что это немцы. Фрицы прочесывали лес, дошли по нашим следам до болота и раздался крик Авдеева:

– Ребята!!! Эге-ге-й!!! Выходите!!!

Разумеется, мы промолчали. Все посмотрели на старшину, и он приложил к губам указательный палец – тихо!

– Не надо прятаться! – продолжал надрываться Серега. – Немцы тоже люди! Пожрать дали и обещают отпустить! Хватит бегать! Отвоевались – штыки в землю! Скоро германцы Киев возьмут, а потом Москву, скинут усатого кровопийцу Сталина и заживем! Иваныч! Андрюха! Семен! Демьян!

Он звал нас, а мы продолжали молчать. Но вскоре немцам надоело ждать, когда мы выйдем, и они стали стрелять. Высоко над головой прошло несколько очередей, а потом грохнули два взрыва. Немцы бросили в заросли пару гранат и успокоились.

Тишина. Враги затаились или ушли. Проверять не стали, слишком рискованно, и мы просидели на островке до наступления темноты.

Ночь опустилась на землю и болото ожило. Тысячи лягушек стали петь свои песни, и старшина решил рискнуть. Он вывел нас обратно в лес, не к тому месту, где мы входили в болото, а немного левее. После чего группа двинулась на восток и через час уперлась в дорогу.