Читаем без скачивания Соперница королевы - Элизабет Фримантл

– А, Констебль. Когда-то он работал на меня. Поэты слетаются к этой даме, как мухи к компостной куче. Сие для меня загадка. Вероятно, Констебль пошел на риск ради любви. – Сесил не скрывает отвращения; любовь ему чужда. Впрочем, он не вполне искренен: помимо выдающейся красоты, есть в леди Рич нечто такое, что не оставляет его равнодушным. Он долгие годы наблюдал за ней; они ровесники и прибыли ко двору одновременно. Эта женщина обладает даром оказываться в нужное время в нужном месте, а также холодным расчетливым умом, скорее подобающим мужчине. Не будь у нее брата, Эссекса, она была бы само совершенство.

От одного воспоминания об Эссексе в душе Сесила вскипает гнев. После смерти отца мальчик воспитывался у них в доме. Сесил хорошо помнит приезд юного Деверо: он залихватски спрыгнул с коня, не удостоив Сесила даже взглядом – тот был на два года старше, зато вдвое его ниже, к тому же кривобокий и хромой.

Отец предупредил, чтобы он не портил отношения с кукушонком, подброшенным в их гнездо. В жилах Эссекса течет королевская кровь: он не только обладает родословной, ведущей прямо к Эдуарду Третьему Плантагенету, но еще и в родстве с Тюдорами, – по слухам, прабабушка Эссекса, шлюха Мэри Болейн, родила Генриху Восьмому дочь, леди Ноллис, бабушку Эссекса. Отец Сесила узнал об этом от своего отца, королевского камергера, пользовавшегося доверием короля.

– Когда в человеке сочетается кровь двух династий, такая гремучая смесь может быть опасна, – напутствовал его отец. – Держись рядом с ним, не своди с него глаз.

И Сесил не сводил с Эссекса глаз. Он безмолвно наблюдал, как тот, словно плющ, увивался вокруг королевы, та приблизила его к себе и осыпала милостями, какими не жаловала никого после смерти Лестера. Сплетники судачат, будто бы Эссекс стал ее любовником, но Сесил знает – он не возлюбленный, а сын, которого у Елизаветы никогда не было; мать простит сына в тех случаях, когда любовнику не будет пощады.

Однако мысли Сесила занимает не Эссекс, а его сестра. Ему вспоминается, как он впервые увидел Пенелопу Деверо и был ошеломлен ее красотой. Много месяцев он не мог думать ни о ком другом, по ночам же неумело удовлетворял себя, представляя ее образ. В тот день она улыбнулась ему, хотя все прочие девушки смотрели на него с плохо скрываемым отвращением. Сесил ясно помнит, словно это было вчера, как смутился и покраснел, увидев улыбку Пенелопы, способную осветить самые темные уголки преисподней. Однако спустя годы он начал восхищаться не только великодушной улыбкой; оказалось, что за прославленной красотой скрывается чрезвычайная проницательность – опасное качество для женщины.

Часть первая

Икринка

Когда Природа очи создала

Прекрасной Стеллы в блеске вдохновенья,

Зачем она им черный цвет дала?

Быть может, свет подчеркивая тенью?..

Чтоб свет очей не ослепил чела,

Единственное мудрое решенье

Природа в черной трезвости нашла, —

Контрастами оттачивая зренье.

И чудо совершила простота,

И Красота отвергла суесловье,

И звездами сияла чернота,

Рожденная Искусством и Любовью,

Прикрыв от смерти траурной фатой

Всех тех, кто отдал кровь Любви святой.

Сэр Филип Сидни, «Астрофил и Стелла». Сонет 7[6]

Январь 1581,

Уайтхолл

В первые примерив платье, в котором ей предстояло предстать перед королевой, Пенелопа сочла его невыразимо прелестным, однако в длинном коридоре Уайтхолла оно показалось ей совсем неподходящим – слишком простым, слишком пуританским.

– Преклони колени и не поднимайся, пока она не разрешит, – наставляла ее графиня, – не таращись, не открывай рот, пока тебя не спросят.

Пенелопа замедлила шаг, чтобы послушать хоровое пение, доносящееся из часовни. Вчера, едва прибыв во дворец, они зашли туда, и музыка тут же захватила ее без остатка. Ей никогда не доводилось слышать ничего подобного. Сорок голосов – она специально сосчитала, – каждый со своей партией, сливались воедино: воистину райские звуки, ибо ничто на земле не способно так волновать сердце, наполняя его радостью. Граф и графиня Хантингдон не одобряли церковного пения: по их мнению, это отвлекает от размышлений и общения с Господом.

– Пенелопа, не отставай, – графиня крепко схватила девушку за руку.

Они шли мимо многочисленных портретов – слишком быстро, чтобы Пенелопа могла различить на них своих родственников. Ее опекунша резко окрикивала тех, кто двигался медленнее, чтобы им дали дорогу. Наряды придворных дам поразили Пенелопу до глубины души: корсажи с подчеркнуто узкой талией украшены богатой вышивкой с изображением цветов и птиц, а юбки такой ширины, что в коридоре не разойтись. Некоторые красавицы носили прозрачные воротники особой конструкции, напоминающие крылья стрекозы. Пенелопе хотелось рассмотреть поближе, понять, что их держит – проволока или волшебство. Леди Хантингдон предпочитала одеваться скромно, и темно-зеленое бархатное платье Пенелопы являлось тому свидетельством. Пусть и хорошо скроенное, оно не шло ни в какое сравнение с роскошью придворных туалетов, даже алые атласные рукава, всего несколько часов назад казавшиеся чудесными, не могли его оживить. «Господь не поощряет излишнюю роскошь», – утверждала графиня.

Пенелопа немедленно возжелала расшитую цветами юбку, стрекозиные крылья и веер, украшенный перьями и драгоценными камнями.

– Ни с кем не заговаривай, пока к тебе не обратятся. Там будут твои дяди и отчим, – леди Хантингдон произнесла последнее слово с плохо скрываемой неприязнью; Пенелопа давно заметила, что ее опекунша редко называет Лестера братом, но не могла понять почему, – твоя бабушка Ноллис и многочисленные кузены, однако ты не должна смотреть на них. Веди себя так, будто в зале присутствует одна только королева. – Графиня остановилась, оглядела Пенелопу с ног до головы, сняла с ее плеча невидимую ниточку, поправила головной убор. – И ни в коем случае не упоминай о своей матери.

Пенелопа скучала по маме. Та ни за что не нарядила бы ее в такое платье и обязательно задержалась послушать музыку. Знаменитая красавица Летиция Ноллис, графиня Лестер, украсила бы волосы любимой дочери драгоценными камнями и жемчугом, однако ее имя нельзя даже упоминать при дворе, будто той не существует.

В душе Пенелопы поднялся гнев. В ушах звучали слова Летиции, сказанные будто вчера, а не пять лет назад, когда им пришла весть о смерти отца: «Эта женщина его убила». Тогда она удивилась, ведь отец находился в Ирландии во главе английской армии и умер от кровавого поноса. Со временем, собрав кусочки мозаики