Читаем без скачивания Литературная Газета 6281 ( № 26 2010) - Литературка Литературная Газета

Семён ВОРОНИН, Московская обл.

Лев АННИНСКИЙ

А Вам хотелось бы, уважаемый Семён Воронин, освободиться от тревоги? Нет ничего проще: включите развлекательную программу ТВ, послушайте остроты тамошних завсегдатаев и будьте счастливы.

Что же до романа Альберта Лиханова «Слётки», то вряд ли я помогу Вам освободиться от вызванной им тревоги. Потому что и сам, прочтя роман, почувствовал то же самое. И даже попробовал осмыслить, откуда она, эта тревога, разобрав роман в журнальной статье. И понял, заглянув в себя, что тревога – самое ценное, что я нашёл в романе, и что если бы я от неё освободился, то это был бы убийственный самообман. У Лиханова тревога – от того же источника, что и у нас с Вами: от ощущения, что Россия стоит перед очередным выбором (что делать? кто виноват? и т.д.), и чего будет стоить этот выбор и чем для нас обернётся, неизвестно. А расплачиваться – нам всем. И хватит ли сил расплатиться – тоже неизвестно.

Понятнее было бы, если б нам, как водится, кто-то исчужа угрожал. Ну, скажем, американский империализм… Но он сейчас сам под угрозой, а мы всё «ждём своих врагов». Нашествия, тысячу лет терзавшие Россию, оставили свой след. С юга ли, с востока, с запада обязательно являлся кто-нибудь нас цивилизовать, а то и истребить ради торжества цивилизации. И торчит такой цивилизатор в подсознании, а если его нет, то в родимом барине: должен же кто-то быть виноват!

Так вот: у Лиханова такого барина не найти. Хотя чужаки так и вьются вокруг посёлка, который зовётся… Горево.

Чувствуете ли тревогу в самом этом названии? Страдальческая цепочка сама выскакивает: Горелово, Неелово… А чтобы некрасовские слёзы не слишком застилали глаза, пускает Лиханов в это Горево славную речушку с загадочным именем – Сластёна.

Вот так, между горечью и сладостью, предложено нам распробовать русский мир. Между городом и селом. Между грохотом байкеров и пением соловьёв. И никакого тебе чужака-супостата.

Писатель Лиханов и хочет понять происходящее – от внутреннего нашего состояния. От душевного корня. От бытийного базиса. От чистой «русскости», которая сама себя воссоздаёт на берегах речки Сластёны, в стенах посёлка Горево.

Гуляют мальчики по родной улице. Навстречу такие ж мальчики. Гуляют просто так, от нечего делать. Дразнят друг дружку. Какая-то дылда обозвалась. Сцепились. Дали по морде. Запомнили. Подстерегли. Дали по морде обидчикам. Вражда нарастает как снежный ком. На пустом месте. С нуля.

Это – первый пункт лихановской психологической экспертизы. Человеческая вражда возникает из ничего, на пустом месте, сама собой. Она обыденна. Может, конечно, дойти и до баталий «стенка на стенку». Но может и не дойти. Если не разжигать специально. Русский человек – он отходчив. Подрался, отоспался, пожалел, что подрался, – и пошёл слушать соловья…

Соловья оставим на закусь.

Но чувствуете? Лиханов расходится с традицией нашей – искать разбойника на стороне. Если на стороне его нет и смута наша возникает из собственного нашего бытия – тогда разбойник со стороны непременно появится: навести у нас порядок. Из нас же и волонтёров навербует – из вечно несогласных.

Несогласие в нас – вечное. Наполеона прогнали, а счастья всё нет. Стали искать виноватых. Идея нужна – ненависть вместить. Идеи висят в воздухе, поют соловьями. Что сгодится? Можно занять капитал у немецкого экономиста, а можно соорудить идолище по былинам сего времени, а нет – так найдётся супостат и в замышлениях Баяна.

У Лиханова таковой находится… в ближайшем торговом ряду. Всё вроде бы как всегда. Идёт по улице компания. Навстречу другая. Кто-то кому-то что-то сказал. Кто-то кого-то обозвал. Должен начаться обычный подростковый мордобой, который, как водится, рассосётся всё по тому же природному закону самовосстановления жизни. Но закавыка в том, что на сей раз две сцепившиеся компании мечены разной этнической памятью. И даже разной внешностью. Эти – русоволосые, светлоглазые. А те (которых некий майор привёз с гор своей малой родины) – черноволосые, угольноглазые. На горячую почву падает реплика кого-то из приезжих:

– Это наша земля!

Какая земля?! Да вот тот квартальчик в посёлке Горево, где что-то сгорело, что-то развалилось, хозяева спились или померли, приезжий майор скупил участки и выстроил для привезённой родни новенькое жильё; родня освоилась, торгует на местном базаре южной снедью, демонстрируя безукоризненную вежливость и непроницаемую уверенность.

А земля – чья? И что с ней, землёй, будет?

Естественный разворот событий на этой безграничной, русской, евразийской равнине: если есть где разгуляться, значит, и тусуются туда-сюда племена и ватаги; одни спускаются с гор, другие выходят из тайги, третьи плывут по рекам, четвёртые – вдоль морских берегов. И каждый, утаптывая под собой клочок земли, объявляет, что этот клочок – его! А поскольку в гигантском коловращении народов за обозримую тысячу лет никто не сидел здесь извечно, а когда-то «пришёл и сел», то конца коловращению не видно.

И конца света не будет. А будет очередное ветвление, фракционирование, сепарирование этносов, субэтносов и прочих пассионарных общностей, каковое и в прошлом случалось периодически в контексте русской истории, причём периоды именовались «раздробленностью», «междоусобием», «смутой», а в контексте ещё более давних эпох что-то подобное выбито скифскими, персидскими, гуннскими и прочими копытами в соответствующих древних летописях.

Но это в древних. А Лиханов рисует наше нынешнее. Вполне привычное. Приезжает в наше Горево тот самый майор… Что за майор такой? Как фамилия? Хаджанов. И никакой он не Михаил Гордеич, каким знают его в посёлке, а на самом деле он Махмут Гареевич.

Ну и что? – задаю я мысленный вопрос автору романа. С чего вдруг такое уточнение? Да в русской культуре чуть не четверть великих имён – от Кантемира до Карамзина и от Тургенева до Булгакова – с татарским отзвуком. И никто не выясняет, откуда! Да и слово «татарский» в этом смысле уже анахронизм. Татарами вплоть до 30-х годов называли у нас всех тюрок, и в частности тюрок Кавказа и Закавказья. Теперь же мусульманский отзвук означает в имени майора именно Кавказ. Именно на эту клавишу нажимает Лиханов. И я читательски на это реагирую. Раз имя расшифровано, значит, неспроста. Тут жди подвоха.

Майор демонстративно приветлив; в противовес угрюмым местным жителям, прячущим таинственные думы, он всем открыто улыбается.

Усыпляет бдительность, думаю я.

Майор твёрд, прям, прост, уверен в своих действиях. Да, чтоб не забыть: не пьёт. Не ругается. Вообще голоса не повышает.

Это чтобы нас, пьющих, ругающихся, орущих друг на друга, прямотой своей унизить, думаю я.

Майор по-отцовски привязан к местным ребятам, героям романа, а они, безотцовщина, против его обаяния бессильны.

И чего это он их привораживает? – думаю я. И что уж совсем подозрительно: стрелковому делу обучает. Одного аж в чемпионы вывел. Подарил винтовку с оптическим прицелом…

С оптическим прицелом?! – готов я взвыть. Включается цепочка ассоциаций от американских до отечественных. И кого же возьмёт на мушку наш парень, когда батька-майор укажет цель? Страшно подумать.

Теперь от этой точки самое время дать задний ход. Ожидание подвоха от майора, явно в посёлок засланного, висит в художественной ауре романа. Но оно… не подтверждается. Ничем! Оно только висит.

И кавказская родня, привезённая майором на пустующий участок посёлка Горево, – не «пятая колонна» для подрыва порядка, а действительно майорова родня, которую он спасает от кровной мести.

Но тогда почему такой тревогой веет от его фигуры, если, по экспертизе Лиханова, ни одно из подозрений реально не подтверждается?

Потому что дело вовсе не в майоре Хаджанове. Дело в наших соотечественниках, русских жителях русского посёлка Горево, и – по неизбежной художественной парадигме – в состоянии русского народа. Дело в нас. В умах людей, которые ждут удара в спину, потому что не надеются защититься. В душах людей, которые боятся предательства, потому что не уверены в себе.

А вот майор Хаджанов – уверен. И он объясняет, почему:   – У вас (у русских. – Л.А.) с народом что-то происходит. Забываете всё. А забывать нельзя. Ни мать, ни отца, ни брата, ни сестру. У нас, у горцев, это священный закон. Почему же русские его позабыли?

Почему? Вопрос на засыпку. То ли русские закон позабыли и от этого ждут распада, то ли предчувствие распада, висящее в воздухе, лишает их памяти… Что тут причина, а что следствие? Я судить не берусь. Хотя приближение глубинных перемен ощущаю. По-моему, судить не берётся и Альберт Лиханов, хотя «грозные предсказания», «тяжкие предчувствия», «нехорошие приметы» так и пестрят в его тексте.