Читаем без скачивания Череп епископа - Александр Прозоров

— Ценным сие стекло ты сочтешь, Илья Анисимович?

— Они его сами ценным не сочли, — усмехнулся в бороду купец. — Иначе бросать, ако мусор негодный, не стали бы. Испросить селян твоих потребно, не скрывают ли в загашниках товар более лепый да цветной.

Со стороны крепостицы уже слышались голоса. Купец и опричник увидели местного воеводу, волокущего свой котел к присыпанному снегом кострищу.

— Доброе утро, — кивнул им Росин и извиняющимся тоном добавил: — Вот, с кухни прогнали. Говорят и так места мало.

Костя поставил котел на вкопанные в землю валуны, из соседнего сарая принес несколько толстых поленьев, обложил их мелким хворостом, снизу подсунул бересту. Достал из кармана маленький предмет, похожий на кастет без зубьев, посмотрел на свет:

— Эх, газа совсем мало осталось, — потом склонился у костра. Послышалось тихое шуршание, и через минуту сухая береста стала изгибаться от жара расползающегося огня.

— Вот так, — выпрямился Росин, заглянул в котел. — Скоро оттает. Рыбного клея добавить надо, я тут из костей наварил пару дней назад. Нашел конский хвост: у соседей на часы выменял. Батарейки все равно сели, а им браслет понравился.

Гости переглянулись, и во взглядах их читалась одна и та же мысль: местный воевода тронулся умом.

Питались иноземцы скудно, мясом с грибами, да жаренной рыбой, вместо сыта или сбитеня пили заваренную с брусничными листьями воду — но нищеты своей не чувствовали, смеялись, громко переговаривались и радовались подаренным им овчинным тулупам и армякам. Хотя, в хороший мороз и каракуль соболем покажется.

Зализа подождал, пока воевода распределит своих людей на работы — в основном назначались работы по проверке силков и заготовке дров, после чего поинтересовался:

— Так что, Константин Алексеевич, стекло свое сварил? Я ужо и покупателя привел.

— Ну, не знаю, — прикусил губу Росин. — Что скажешь, Саш? Стекло твое можно уже показывать?

— Дрянь пока получается, — пожал плечами Качин. — Я все-таки инструментальщик, а не стеклодув. Но кое-что можно и показать.

Они все вместе вышли со двора и направились к сараям. Огонь под Костиным котлом уже еле тлел, и председатель клуба торопливо кинулся подбрасывать дрова, а все остальные свернули в жердяную хибару. Как оказалось, печь здесь уже растопили. Юра Симоненко старательно работал мехами, вдувая сквозь оставленное в стене отверстие свежий воздух, а молодой отрок, имени которого Зализа не знал, что-то шуровал внутри топки с помощью длинной железной палки.

— Глины шамотной не найти, — пожаловался гостям Качин. — Пробовал из местной тигели делать, так в огне трескаются. Как печь не рассыпается, не понимаю. Мы тут голыш плоский подобрали, выемку в нем вытерли, но это не работа, а сплошные слезы. Когда тигель изготовить удастся, так и работа проще пойдет. Вон он, смотрите…

На слое угля, окруженный вырастающими в такт работе мехов желтыми язычками, лежал белый от жара камень, на котором темнела какая-то непонятная масса.

— Ну, ты как? — заглянул в сарай Росин.

— Печь еще холодная, — пожаловался Саша. — Часа два еще греть придется, пока расплав потечет.

— Ладно, если что — я здесь, у котла. Попробую растереть еще немного.

Гости, поняв, что ничего интересного здесь они пока не увидят, потянулись вслед за воеводой, но и он занялся делом достаточно странным, усевшись возле котла с теплой светло-коричневой кашицей и начав старательно растирать ее длинным сосновым пестиком. Потом принес еще дров и кинул в огонь. Вскоре каша закипела, начав громко булькать. Костя разворошил костер, уменьшая пламя, пошел в сарай.

— Ну как?

— Сейчас, попробуем…

Качин взялся за длинную железную трубку, в которой без труда угадывалась стойка от палатки, засунул в топку, ткнул в лежащую на камне массу. Та поддалась.

— Ага, пошло, — высунув от старания язык, Саша принялся наматывать массу на конец трубы, потом поднял ее над уголями: — Юра, Юра давай, качай! Сейчас отдохнешь…

Масса становилась все более и более вязкой, стекая с трубки, и чтобы она не капала в огонь, ее приходилось все время вращать.

— Перекур! — Качин отступил назад, поглубже вдохнул и принялся, раскрасневшись от натуги, старательно дуть в трубку.

Масса, оказавшаяся на свету отнюдь не темной и не красной, а светло-желтой с зеленоватым отливом, начала разрастаться, свисая переливающейся радужными бликами каплей.

— Миша, чурбак!

Отрок подкатил высокий окоренный чурбачок, гладко оструганная верхняя часть которого блестела от сала. Качин аккуратно уложил кончик капли на середину чурбака:

— Давай!

Миша выхватил нож, решительным движением обрезал стекло немного ниже трубки и тут же принялся расправлять края опадающей массы так, чтобы она плотно легла на срез полена, спустив края по его сторонам.

— Теперь подрезаем… — когда стекло плотно облегло дерево, отрок ножом же срезал край на равном расстоянии от верха, опуская похожие на холодную смолу капли на кончик трубы. Потом, зачерпнув ковшиком воды, полил ее с той стороны, где держался стеклодув.

— Ножечки… — Качин извлек трубу из топки, позволил стекающей массе тягуче капнуть поверх остывающего на чурбаке стекла в трех местах.

Его помощник, несколько раз пройдя по кругу, стал прищипывать их между двумя деревянными пластинами, внутри которых была вырезана овальная форма. Поначалу, приняв форму яйца, горячие стеклянные капли начинали расползаться, но с каждым разом сохраняли приданную форму все более уверенно, пока, наконец, выправлять их более не потребовалось.

— Фу-у-ф, — отер лоб стеклодув. — Перекур.

Разумеется, вот уже несколько лет никакого табака никто из провалившихся в шестнадцатый век питерцев не видел, но слово для короткого отдыха применяли все то же.

— Костя, у тебя опять огонь погас, — указал на котел усевшийся перед порогом мастерской Саша.

— Ну и фиг с ним, надоело, — отмахнулся Росин. — Пусть остывает.

После небольшого отдыха из оставшейся на камне расплавленной массы мастера сотворили еще одно непонятное изделие, надев расплавленную массу на палку шириной в кулак, после чего тонкая стеклянная полоска была приклеена сбоку в виде петельки.

— Вот и все, — развел руками Качин. — Теперь остается ждать, пока остынет. А у тебя, Костя, котел наверняка уже холодный. Мороз ведь на улице.

— Остыл, — вздохнул крепостной воевода. — Ладно, попробуем. Ты тут доску ровную положи, и полог от моей палатки.

Росин сходил к селению и вскоре вернулся с деревянной рамкой в руках, низ которой закрывало плотное сито из конского волоса.