Читаем без скачивания Мой муж Джон - Синтия Леннон

Затем последовал ряд оскорбительных телефонных звонков. Это была последняя капля. Я оказалась в осаде со всех сторон, я не могла выйти из дома, выглянуть в окно, а теперь и поднять телефонную трубку, чтобы не нарваться на фанатов, многие из которых были по — настоящему сумасшедшими. Джону доставалось не меньше: каждый раз, заходя домой, он был вынужден прорываться сквозь толпу девиц, разбивших лагерь прямо на наших ступеньках. Его водитель Билл Корбетт, сильный и крепкий мужчина, расталкивал их в стороны, прокладывая дорогу, но все равно это был полный кошмар. Фанаты размахивали кулаками, дрались, кусались и царапались, стараясь пробиться к Джону и урвать себе клок его одежды. Он перестал носить шарфы, потому что их с него просто срывали. Потом фанаты стали применять новую, еще более хитроумную тактику: чтобы не пустить нас в квартиру и заставить топтаться с ними на площадке, они заклеивали замочную скважину жвачкой. После того как это было проделано в пятый или шестой раз, Джон решил, что с него хватит, пора подыскивать более спокойное жилье.

Поговорив с нашим финансистом о возможности приобретения дома, мы обнаружили, что деньги теперь для нас не проблема. Оказалось, мы богаты настолько, что спокойно можем выбрать себе дом своей мечты. Финансовый директор «Битлз» жил в Уэйбридже, графство Суррей, и мы отправились к нему в гости. Место нам очень понравилось, совсем недалеко от Лондона, но очень красивое и спокойное. В конце концов мы подыскали идеальное жилье, шестнадцатикомнат — ный особняк Кенвуд в стиле псевдо — Тюдор, расположенный в эксклюзивном владении Сент — Джордж — Хилл, где свои дома уже были у Клиффа Ричарда и Тома Джонса. Коттеджи здесь не теснились друг к другу, стена к стене, как в других владениях, которые мы успели посмотреть. Их разделяли акры земли с лесами и полями; дома утопали и прятались в зелени, соседей было не видно и не слышно. Отделка особняка на первый взгляд показалась нам чудовищной, зато стоял он на вершине холма, откуда открывались чудесные бескрайние просторы, чего нам так не хватало в тесной городской квартире. Кенвуд обошелся нам в девятнадцать тысяч фунтов (огромная сумма по тем временам!). Мы приобрели его 15 июля и вскоре поселились в его тесной мансарде под самой крышей, пока в остальных помещениях шел капитальный ремонт. Все друзья советовали нам нанять дизайнера по интерьеру, и Брайан порекомендовал одного своего знакомого специалиста. Совершенно не разбираясь в подобных вещах, мы позволили ему делать все, что он считает нужным. Для дизайнера это райские условия, так что он принялся тратить наши деньги направо и налево, предлагая каждый раз все более странные, на наш вкус, проекты. Тем временем рабочие уже начали рыть во дворе котлован под бассейн: Джон ни в чем не желал отставать от остальных поп — звезд. И так мы провели несколько месяцев, ежедневно протискиваясь между бригадами рабочих и целой армией декораторов наверх в наши две маленькие комнаты на чердаке. Лишь иногда, когда внизу устраивали очередной перерыв на чай с бутербродами, мы скромненько заглядывали в какую — нибудь из комнат и интересовались, как идут дела.

Иногда предлагаемый помпезный дизайн интерьеров приходился нам по душе, однако сами мы остановили бы выбор на чем — нибудь другом. А однажды, когда Джон увидел окончательную отделку одной комнаты, его чуть не хватил апоплексический удар: то, что было задумано как яркое, наполненное солнечным светом помещение с большими окнами, превратилось в мрачный зал в темно — зеленых тонах, больше напоминавший какой — то восточный свадебный шатер. В бешенстве он стал сдирать со стен все, что только можно было содрать.

Мы все еще продолжали жить на чердаке нашего дома, когда «Битлз» отправились в свое первое полномасштабное турне по США, в августе 1964 года. Пока Джона не было, я, как могла, старалась занять себя различными делами, чтобы не закиснуть совсем в одиночестве, которое, увы, становилось неизменным атрибутом моей новой жизни. Я пригласила к себе погостить свою старую подругу Фил, и мы замечательно провели вместе пару недель, расхаживая по магазинам, делая новые прически и болтая обо всем на свете. Фил сочла ужасно забавным, что мы живем на чердаке, имея такой огромный дом.

За триумфальным шествием «Битлз» мы следили по телевизору. Их гастроли имели огромный успех, и толпы народа были еще более внушительными, чем в первый приезд. Мы ходили в местный кинотеатр на A Hard Day's Night, который Фил так еще и не видела, а я с удовольствием посмотрела на Джона, пусть и в кино: мне его так не хватало!

Пока шел ремонт, мы с Джоном провели на чердаке в общей сложности девять месяцев. Мы привыкли к небольшим пространствам, поэтому нас это вполне устраивало. Гораздо более странным для меня было переселиться в дом и иметь в своем распоряжении такое количество просторных комнат. Как только терроризировавший нас все это время дизайнер уехал, мы смогли спокойно заменить некоторые из ковров и занавесок, а также обменять массивные, обтянутые красной кожей диваны на меньшие по размерам и более уютные, с зеленой бархатной обивкой. Красные диваны, кстати, приглянулись Ринго, и он купил их у нас для своей лондонской квартиры. Гостиной и столовой мы пользовались, только когда принимали гостей. Вес остальное время эти комнаты пустовали.

Ни я, ни Джон не привыкли жить на широкую ногу, так что в конечном счете мы облюбовали себе небольшую скромную комнатку в задней части дома, где и проводили основную часть времени. Там были уютная софа, телевизор, стол, за которым мы обедали, и игрушки Джулиана. Когда Джон не работал, он обычно лежал на софе и делал вид, что смотрит телевизор: он любил, чтобы телевизор работал постоянно, что вовсе не означало, что он его смотрит. Часто он просто валялся, глядя в одну точку, а мысли его витали где — то далеко — далеко. Когда я к нему обращалась в такие минуты, он не слышал меня. В этом не было ничего нового. Джон всегда отличался способностью отключаться от происходящего, присутствовать и одновременно отсутствовать, и это случалось тем чаще, чем более загруженной становилась его жизнь. Я хорошо понимала его и нисколько не противилась: если это помогает ему справляться со стрессом, если такие «отключки» стимулируют его творчество, то ради бога! Самое интересное, что, проведя в таком состоянии час или два, он потом часто усаживался за пианино и начинал сочинять какую — нибудь песню.

Теперь, когда мы стали жить в таких хоромах, у нас появились помощники. Дороти Джарлетт, или просто Дот, добродушная и деятельная женщина лет сорока, гладила белье у прежних хозяев. Мы же наняли ее в качестве экономки. С нами она всегда была покладистой и преданной и очень поддерживала меня, пока Джон неделями пропадал в командировках.

Не раз мне приходилось читать или слышать где — нибудь в интервью, что Джон не разрешил мне приглашать няню для Джулиана, настаивая на том, чтобы я сама занималась воспитанием сына, якобы потому, что сам хорошо знал, что такое детство без матери. На самом деле Джон предоставил мне возможность самой решить, нужна нам няня или нет. Я пришла к выводу, что не нужна: Джулиан доставлял мне столько радости; я любила проводить с ним время, наблюдать за тем, как он узнает с каждым днем все новые и новые вещи. Мне хотелось завести второго ребенка, но, несмотря на то что мы никогда не предохранялись, я не беременела. Присматривать за Джулианом мне время от времени помогала Дот, а кроме того, моя мама, которая часто к нам приезжала. Еще у нас был садовник, мрачноватого вида пожилой мужчина. Он все время возился в саду и, казалось, почти не замечал нас, зато очень хорошо знал свое дело. И, наконец, у нас был личный шофер. Лес Энтони устроился к нам после того, как нам пришлось распрощаться с парой его предшественников, один из которых, как выяснилось, жил в той самой машине, в которой возил нас. Что касается Энтони — мы почему — то называли его по фамилии, — то он был, так же как и наша домоправительница Дот, очень надежным и преданным. Раньше он служил в охране. Ни Джон, ни я тогда еще не умели водить машину, поэтому Энтони, веселый и жизнерадостный валлиец, был для нас не просто водителем как некоей функцией и показателем статуса, а настоящим проводником по жизни.

Когда ремонт в доме был закончен, Джон настоял на том, чтобы мы завели кошку: он вырос с кошками и котами в доме и очень их любил. Первую он назвал Мими, в честь своей тети, большой кошатницы. За ней появились еще две, а потом еще и еще. В общей сложности по дому у нас бегало около десятка кошек. Кроме них, мы взяли собаку, дворнягу по кличке Бернард. Кличку дал Джулиан: так звали мужа Дот. К сожалению, эта собака прожила у нас всего год и умерла.

Вскоре после нашего переезда в Кенвуд Джордж и Патти тоже купили себе дом в Эшере, в нескольких минутах езды от нас, а за ними — Ринго с Морин. Они приобрели особняк Санни — Хейтс на соседнем участке. Морин и Ринго продолжали встречаться, хотя она все еще жила в Ливерпуле, а он в Лондоне. Мы все знали, что у Ринго время от времени случались мимолетные связи с другими девушками, однако сердце его принадлежало Морин. Летом 1964–го, не сказав ничего ее родителям, они вместе с Полом и Джейн отправились в отпуск. С чего она решила, что о ее отпуске с битлом никто не пронюхает, представить себе не могу. Конечно же, через пару дней ее фото красовалось почти во всех газетах. Когда репортеры постучались в дверь дома родителей Морин, ее отец великодушно заявил, что, знай он об этом заранее, он бы свою дочь отпустил.