Читаем без скачивания Соната незабудки - Монтефиоре Санта

Одри невероятно долго не играла на фортепиано. Но сейчас она подняла крышку, села, выпрямив спину, на потертый, обтянутый гобеленом стул. Слезы стекали сквозь ее длинные ресницы и дрожали на подбородке, прежде чем упасть на костяные клавиши, превращаясь в музыку душевной боли. Дав волю эмоциям, она вернулась к воспоминаниям о Луисе, извлекая их из самых потаенных уголков своего сознания, стряхнув с них пыль так, что его лицо стало настолько отчетливым, словно она видела его только вчера. Она вспоминала его рыжеватые волосы, всегда взъерошенные и не расчесанные, яркие голубые глаза, отсутствующий блуждающий взгляд, его легкую улыбку и полные губы, которые она сотни раз целовала, его длинные белые пальцы, нервно барабанящие по телу, словно перебирающие клавиши воображаемого фортепиано. Сердце плакало о нем с такой силой, что инструмент вздрагивал от ударов, в которых воплощалась боль ее израненной души. Она потеряла Айлу, потеряла Луиса, а теперь вот-вот потеряет своих детей… Одри чувствовала свое бессилие. Но музыка успокоила ее: она выпрямилась, решительно тряхнула головой, словно освобождаясь от тяжелых мыслей, потом глубоко вздохнула и… обрубила якорь, который удерживал ее сознание в реальности, позволив себе погрузиться в бесконечный мир мечтаний.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Одри предстояло пережить самое суровое испытание. На людях она одобряла планы мужа, в то время как обида разрасталась в душе, подобно опухоли. Она хваталась за своих дочерей с отчаянием утопающей, пытаясь прожить каждый миг каждой недели, каждого месяца и каждого года так, как если бы этот день был последним. Англия становилась все более осязаемой, большой и черной, подобно темным брызгам водопада, как будто невидимая сила времени несла ее и ее детей навстречу верной гибели. Тем не менее Одри знала, что единственный способ ослабить удар безжалостно надвигающегося будущего — говорить об Англии, воспевая ее красивые зеленые холмы и старомодные деревушки, о новеллах английской писательницы Анжелы Бразил, в которых она описывает школьниц, праздники и приключения. Она сплетала яркие красочные истории в полотно такой красоты, что даже Леонору переполнял восторг в предвкушении всех этих чудес, и она с нетерпением ждала своего десятого дня рождения.

— В следующем году мы едем учиться в Англию, — сказала Алисия Мерседес.

Та пальцем зачерпнула из горшочка сладкого крема, потом стала кормить попугая семечками подсолнуха сквозь прутья клетки. «Gracias»[7], — щебетал он после каждой порции угощения, потому что знал, что вежливость гарантирует добавку.

— Это далеко, niña[8],— сказала Мерседес медленным, протяжным голосом. Она считала эту затею нелепой. — Кроме того, нет ничего хорошего в том, чтобы быть слишком умной. — Мерседес всегда видела во всем негативную сторону.

— Папа говорит, что английское образование — самое лучшее в мире, — объяснила девочка.

— Посмотри на меня, — сказала Мерседес, открывая дверь клетки, чтобы выпустить Лоро полетать по кухне. — Моя мать научила меня готовить, а дедушка научил молиться. Умение стряпать дало мне возможность завоевать сердца многих мужчин, молитва дала прощение за эти прегрешения. Что еще нужно знать женщине? Ты выйдешь замуж и родишь детей независимо от того, будешь или не будешь знать, что Земля круглая, вертится она или нет. Она все равно не перестанет вращаться.

— На праздники мы будем жить с тетей Сисли. У нее прекрасный дом. Думаю, он похож на дворец. Может быть, там даже живут привидения. Тебе такое не нравится, да, Мерси? Ты не любишь привидений.

— Я ничего не имею против привидений, если они — сами по себе, а я — сама по себе. Мой покойный супруг — единственное привидение, которое я терпеть не могу, потому что он считает себя вправе делить со мной ложе даже спустя двадцать лет после своей смерти.

Лоро почесал свое поношенное зеленое перьевое пальтишко, затем при помощи коготков взобрался на табурет, где, облизывая пальцы, испачканные ирисками, сидела Алисия.

— Почему Лоро сбрасывает перья? — спросила она, наблюдая, как он передвигается, хватаясь за пуговицы ее платья.

— Потому что он одинок, — ответила Мерседес, потом поджала толстые губы и добавила: — Но нет смысла что-то менять. Я всю жизнь одинока, и прекрасно себя чувствую. Никогда не знаешь…

— Почему ты не выйдешь за Оскара?

Мерседес не удивилась вопросу ребенка. Он много раз возникал у нее в голове. Не потому, что ей нравился Оскар, а потому, что было бы неплохо иметь постоянные отношения с мужчиной. Она была уже слишком стара, чтобы иметь любовников, и, кроме того, секс не казался ей таким приятным, как тогда, когда у нее было достаточно энергии, чтобы получать от него удовольствие, а тело было стройным и упругим и она им гордилась. Сейчас ей очень хотелось, чтобы рядом был кто-то, кто смог бы ее понять.

— Потому что он недостаточно богат, чтобы содержать меня. К тому же у него выпадают зубы. — Она, не задумываясь, сказала то, что было у нее на уме.

— Может быть, он одинок, совсем как Лоро.

— Может быть, niña, или у него слабое здоровье. С Оскаром постоянно что-то случается. К тому же он уродлив, — заявила Мерседес, запуская длинные пальцы в свои вьющиеся волосы. Иногда Мерседес приходилось щипать себя, чтобы понять, что она бодрствует, — Алисия очень сильно напоминала ей Айлу.

— Быть слишком красивой — тоже плохо. Ты поймешь, что я имею в виду. Уродливую душу не спрячешь за красивым лицом, потому что в конце концов она проявится. Никогда нельзя судить о человеке, глядя на его милое личико. А вот внутренняя красота всегда будет освещать лицо, даже когда молодость уйдет.

Алисия почесала поредевший хохолок Лоро и вздохнула.

— Я с нетерпением жду отъезда в Англию.

— В чужом краю трава всегда зеленее… Я это знаю. Покойный Эстебан заводил любовниц, но всегда возвращался.

— Он по-прежнему здесь, — сказала Алисия, хихикнув.

— Да, — вздохнула Мерседес. — Возможно, если бы я снова вышла замуж, он бы освободил кровать для моего нового мужа.

— Или призраком бродил бы по твоему дому и путал твоего нового избранника!

Мерседес изучала ребенка прищуренными глазами мексиканского знахаря.

— Ты знаешь, в чем твоя проблема, малышка?

— Нет. А в чем, Мерси?

— Ты слишком умна для своего возраста, — сказала она, потрепав Алисию по щеке. — Это к добру не приведет, попомни мое слово.

— Ой-ой-ой! Я ненавижу, когда ты так говоришь. Я уже не малышка, мне уже почти десять.

— Как тебе не стыдно! Маленькой ты была такой славной… Годы испортили тебя.

Алисия засмеялась и прищелкнула языком.

— Ты будешь скучать по мне, когда я уеду? — спросила она.

— Нет, — ответила Мерседес. — Потому что ты вернешься.

— Я вернусь на Рождество.

— Уже с образованием, которым будешь хвастаться.

— Я научу тебя чему-нибудь полезному.

— Старую собаку не научишь новым трюкам.

— Ты не собака, Мерси.

— Может, и нет, но я старая! — Она запрокинула голову и хрипло расхохоталась.

Алисия соскочила с табурета, стряхнув Лоро на пол. Попугай взвизгнул и стал кусать ее за ноги.

— Знаешь, что нужно сделать для Лоро?

— Засунуть в кастрюлю и сварить на ужин?

— Поставь ему в клетку зеркало.

Мерседес замерла в восхищении, упершись руками в бока.

— Ты — гений, niña. Он будет думать, что у него появилась подружка, — сказала она. — А твой папа считает, что тебя нужно отправить в Англию учиться!

— Нет, Мерси! Увидев, какой он страшный и облезлый, он перестанет выдергивать перья.

— Не меряй его своим аршином, он не такой умный, как ты. Просто очень одинокий, — упрекнула девочку Мерседес, пригрозив ей пальцем. — Тебе не нужно учиться, малышка, тебя просто нужно отшлепать по попке.