Читаем без скачивания Стрелецкая казна - Юрий Корчевский

Потому я и решил обратиться к ней. Вознес со стены горячую молитву к Костроме, пообещав в конце выставить богатую выпивку в качестве дара. Известно ведь — Кострома умерла от перепоя. Постоял, прислушиваясь. Нет, видимо, не дошла моя молитва до богини славянского пантеона. Не подала богиня знак, не откликнулась.

А через полчаса, стоя в дозоре на стене, я услышал вопли ужаса во вражеском стане. Татары метались, рубились с кем-то. Из недалекого леса в темноте к ним брели и брели толпы страшных упырей — с вытекшими глазами, с изъязвленной кожей, в немыслимых лохмотьях. Они хватали татар костлявыми руками и душили. Татары отбивались, как могли. Саблями срубали головы, отсекали руки и ноги. Но невозможно убить единожды уже убитого. Мертвецы снова вставали и упрямо шли на татар. Такого кошмара я не видел даже в голливудских фильмах ужасов. Ратники на стене замерли от увиденной картины. Даже у меня, вызвавшего весь этот ужас, стыла кровь в жилах. То-то сейчас хан жалеет, что в поход пошел!

Битва живых с мертвецами продолжалась недолго. Как только начало подниматься солнце и первые лучи его коснулись земли, заложные истаяли, обратившись в дымку. Потрясенные ратники не могли вымолвить ни слова, лишь осеняли себя крестным знамением. А в татарском стане царила паника — казалось, теперь ни один сотник не сможет организовать своих воинов на штурм.

К полудню случилось вовсе неожиданное — татары стали седлать лошадей, свернули шатер и, пустив впереди себя обоз с награбленным имуществом, направились по дороге на полдень, в сторону Казани. Чтобы увидеть чудо, горожане лезли на стены, кричали и свистели вослед уходящему врагу. Я же спустился со стены, стал искать постоялые дворы и в одном купил целое ведро твореного вина, практически — самогона. Дал слово, тем более — богине, надо исполнять. Не приведи Господи обратить на себя гнев даже древней богини — тем более что она услышала и помогла.

Ведро я вынес и поставил в укромном месте У стены, поклонился и молвил: — Спасибо, Кострома!

Ворота в крепости распахнулись, отряды ратников поскакали в близкие селения — известить о счастливом избавлении от врага и узнать о потерях. Я же, посчитав свой долг перед городом исполненным до конца, тихонько отошел от Устюга и пошел по дороге. Надо проследить за отступающим войском, тем более — татары идут к Волге, и нам пока по пути. Татары шли медленно — быстрее не давал полон.

Нагнав татар, я взял правее и пошел по лесу. Сюда не сносит пыль из-под копыт коней, воздух свежее.

Так мы и передвигались параллельным курсом до вечера. Кстати, войско татарское заметно уменьшилось — не меньше чем на треть. Славно! Еще бы трофеи отбить да всадников проредить.

Татары расположились на стоянку, разослав во все стороны дозоры. Хану разбили шатер. Видя, что татары остановились на ночевку, я решил пройти вперед и осмотреться.

Я, к своему удивлению, увидел вдали, километрах в десяти, отблески костров. На фоне темного леса огоньки были хорошо видны. Хлынов? Нет, он значительно дальше и левее. Если деревня, то почему костры? Крестьяне готовят в печах, а не на кострах. К тому же кому придет в голову готовить что-то ночью? Может, еще один отряд татарский? Надо прояснить обстановку.

Костры и в самом деле горели, а вокруг них — русские ратники. Довольно много, на прикидку — не меньше тысячи. Что их сюда занесло? Подойти бы да поговорить, предупредить о татарах… Только одно удержало меня — я увидел среди воинов хлыновского воеводу. Всколыхнулась обида на вятичей, и я направился назад.

Утром, едва встало солнце, татары сотворили намаз. Быстро перекусив, вскочили на коней. Они явно хотели поскорее убраться с негостеприимной земли.

Я, не торопясь, умылся, — есть, к сожалению, было нечего — и направился за ними, только по лесу, держа их на виду. Было безветренно. Над дорогой висел густой туман из пыли — татары нещадно гнали пленных, стегая их плетьми. А днем случилось то, что я и предчувствовал после вчерашней разведки ночных костров. С двух сторон из леса вначале полетели стрелы, затем выбежали русские ратники, принявшиеся споро рубить татар. Татары оказались зажаты на узкой лесной дороге с двух сторон, лишившись главного тактического маневра — скорости, помноженной на массу конской лавы. Они крутились на конях — даже если кто и решался прорваться сквозь строй русских, рисковал очутиться в непроходимом лесу. И было неизвестно, что их ждет там. То ли лошадь ноги сломает, то ли крестьянин на вилы поднимет.

Оборонялись татары с отчаянием обреченных, сеча стояла лютая, насмерть. Но к исходу второго часа схватка разбилась на отдельные очажки сопротивления, где татар просто добивали.

Я залез на дерево недалеко от побоища, наблюдая сверху. Наконец пал последний татарский воин. Закономерный исход для всех тех, кто с мечом к нам приходит… Наступила краткая пауза, затем неожиданно для меня ратники кинулись к обозу, прицениваясь к трофеям. Еще более меня удивило, когда, поснимав с татар оружие — все-таки железо — это деньги — и побросав на телеги, ратники погнали пленных вперед, даже не развязав их. Что-то здесь неладное. Трофеи — это понятно, что добыто мечом — твое. Но пленных всегда отпускали — свои же, русские. Очень интересно!

Вот и перекресток дорог. Налево — на Хлынов, вперед — к Волге и к Нижнему. Обоз и колонна повернули к Хлынову. Ах, вятские, решили отнять у татар награбленное — это ясно и не вызывало неприятия. Но пленные — почему не отпустили их? Неужто продать хотят? Тем же татарам или марийцам? Ни фига себе — поворот событий! Нет, ребята, не надо так шалить, чай — православные, под Богом ходите, милости у него в церкви просите — а сами?

И как теперь освободить невольников? Русских рубить? Невозможно! Увещевать их воеводу? Сильно сомневаюсь, что удастся. Напугать? Как и чем?

А вот как! Придумал! Ежели получится, конечно. Как говорится, кто не рискует, тот не пьет шампанского. Я встал на колени, вознес ко Господу горячую молитву, прося только об одном

— помочь мне подняться в воздух, хотя бы ненадолго, на один раз. Я приводил доводы, что индийские йоги левитируют, а тут ситуация чрезвычайная и… Нет, видно, не слышит меня Господь, слишком мелок я для него, да и просьба моя уж очень необычная. Однако же, поднявшись с колен, почувствовал в теле необычайную легкость и, взмахнув руками, поднялся в воздух. Пока рано. Опустив руки, опустился на землю и побежал к деревне, что виднелась вдали. За околицей увидел пасущихся гусей. Вот что мне надо! Срубил саблей голову гусю и бросился бежать назад. Неудобно, конечно, сроду домашнюю птицу не крал, не Паниковский все же, но вот пришлось поступиться принципами. Забежав в лес, я отрубил у гуся крылья, а тушку выбросил на радость деревенским псам.

Нашел в лесу иву, сломал две веточки. Чем ива хороша — ветки гибкие. Подвязал ветки к гусиным крыльям, предварительно их расправив. Дело оставалось за малым. Скинув куртку, я прорезал ножом сзади дырки и привязал остатками веревки крылья к куртке. Подергал — держатся хорошо. Надел куртку и засмеялся. Крылья топорщились, и со стороны я, видимо, выглядел нелепо — в потрепанной одежде и с крыльями за спиной. Но выбора не было — как говорится, на безрыбье и рак рыба.

Я расправил руки и поднялся в воздух, направился к вятичам. Теперь наступал ответственный момент. Примут меня за Божьего посланца, за ангела или еще за кого подобного — послушают, но могут и стрелу с перепугу пустить. Если опуститься низко — разглядят мои потрепанные одежды. Белое бы надеть, да его взять в лесу, а про простыни крестьяне еще не слышали. Высоко подняться

— не разглядят крыльев и не услышат гласа с небес. Вот ведь закавыка.

Я решил зависнуть метрах в тридцати. Воевода идет обычно в голове колонны, дабы не глотать пыль. С головы я и решил начать. Медленно, низко подплыл к колонне. Меня заметили, стали показывать пальцами, разинув рты от удивления. Конечно, не каждый день можно лицезреть ангела. А тут еще от встречного напора воздуха крылья слегка шевелились, создавая иллюзию движения.

— Опомнитесь, христиане! — закричал я. Все подмяли вверх головы.

— Богопротивное и богомерзкое дело свершаете! — продолжил возглашать я. — Почто вы, русские, земляков, немало претерпевших от татар, в неволе удерживаете? Я послан Всевышним предупредить и предостеречь вас! Освободите братьев ваших, или я прокляну вас!

Ратники стали оживленно переговариваться. Услышать голос с небес — диво невиданное. Где же воевода? Что он решит? Народ темен и богобоязнен, но у воеводы могут иметься свои планы, и мой замысел в них вовсе не вписывался. Я внимательно следил за головой колонны, и только это позволило вовремя увидеть лучника. Вот в мою сторону пущена стрела. Я уже был внутренне к этому готов и тут же пустил навстречу огонь с руки. Стрела вспыхнула в полете и упала.