Читаем без скачивания Маркиза де Ганж, или Несчастная судьба добродетели - Донасьен Альфонс Франсуа де Сад

С этими словами Теодор удалился; викарий последовал за ним.

Мужчины уходят, а. Роза, получившая надлежащие наставления, остается с матерью Эфразии.

— Еще парочка узников, — говорит аббат своему приятелю Перре, — и наш дом будет походить

на тюремный замок. Говорят, Мазарини отдал приказ начать строительство такого замка. Так, может, предложить ему купить нашу обветшалую крепость?

— Вы счастливый человек, господин аббат, — замечает Перре, — вы можете шутить во всех положениях, даже в самых щекотливых.

— Щекотливых? А где вы видите щекотливое положение?

— Мне показалось, что эта женщина не поверила предъявленным ей доказательствам: они не убедили ее.

— Ну и что? Она в нашей власти, а больше нам ничего и не надо. В Авиньоне считают, что она в Париже, а я отвечаю за то, что в Париже никто даже не заподозрит, что она может быть в Ганже.

— Однако, — сменил тему Перре, — вы никогда не говорили мне о записке, адресованной Вильфраншу. В какой адской кузнице было выковано сие оружие?

— В моей, — ответил Теодор. — О ней пока не знает даже маркиз. Я сам составил ее и нашел в Ниме человека, весьма искусно подделывающего почерки. Достаточно было показать ему всего лишь строчку, написанную рукой моей невестки, чтобы он тут же сумел подделать ее почерк.

— Полагаю, вы предъявили узнице копию?

— Оригинал покинет мой портфель только в случае крайней необходимости. Но сейчас речь не об этом. Сегодня самое главное — не дать узницам возможности общаться, так что не переставай напоминать об этом Розе. Тебе я поручаю пристально наблюдать за мамашей. Можешь почитать ей Писание. А я займусь Эфразией.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Сразу же по приезде г-жи де Шатоблан осторожный аббат почувствовал, что держать дочь в неведении о прибытии матери не удастся, ибо положиться на Розу в таком щепетильном вопросе было, разумеется, невозможно. Впрочем, невольные сообщники всегда представляют для злодеев наибольшую угрозу. Поведение Розы не раз свидетельствовало о ее добром сердце и привязанности к хозяйке. Наделив человека даже зачатками добродетели, природа властно требует от него реализовать дарованные ему качества, и преступникам, подыскивающим себе сообщников, следовало бы помнить об этом и не пытаться обмануть природу.

Аббат решил, что проще и выгоднее поссорить мать с дочерью, ибо, не имея возможности видеть друг друга, они могут рассчитывать только на добросовестность девушки, прислуживающей им обеим. И согласно новому замыслу Теодор через несколько дней отправился к Эфразии.

— Ваша матушка и сын в замке, — объявил он с порога.

— Матушка!.. Сын!.. О великий Боже! Известие, принесенное вами, для меня словно луч надежды, засиявший во тьме!

— Не спешите радоваться,— сдерживает ее порыв коварный аббат. — Луч этот вряд ли станет

для вас путеводной звездой. Г-жа де Шатоблан здесь; но она настроена против вас и не хочет вас видеть. Ваш муж прочел ей злосчастные записки, свидетельствующие о вашей виновности и подтверждающие ваши преступления, и ярость ее поистине безмерна.

— Вы по-прежнему продолжаете клеветать на меня?

— А вы по-прежнему все отрицаете?

— Сударь, давайте не будем смешивать все в одну кучу. В подземелье я написала записку с единственной целью — спасти себе жизнь и получить шанс выбраться из подневольного заточения. Письмо Вильфраншу полностью поддельное; я никогда его не писала.

— Простите, сударыня, но ваше упрямство скорее подтверждает обвинение, нежели оправдывает вас. Кротость, сдержанность и желание испросить прощения за свои проступки пристали вам во много раз больше. Покорность свидетельствовала бы о красоте души, а упорное отрицание очевидного доказывает лишь вашу приверженность пороку; вступив на его стезю, вы, видимо, решили, что, постоянно отрицая, вам не только удастся скрыть свой позор и избежать наказания, но и возложить на других ответственность за собственные злодеяния. Так знайте же: подобное притворство пользы не приносит, — наоборот, оно вредит обвиняемому и подрывает его репутацию. Только искреннее раскаяние виновного сможет растрогать судей и смягчить их приговор.

— Значит, по-вашему, чтобы заслужить уважение других, надо согласиться взять на себя преступления, которые никогда не совершал?

— Разумеется, нет. Однако когда преступление совершено, лучше признать его, нежели отрицанием усугублять свою вину. Однако оставим аргументы, рожденные сухой логикой, они слишком заумны и, очевидно, бесполезны. Ваша мать прочла записку к Вильфраншу, авторство которой вы дерзко отрицаете.

— Я не писала эту записку; и я намерена и дальше защищать себя от ложных обвинений, иначе молчание мое станет таким же непростительным преступлением, как и то, которое мне вменяют в вину.

— Вам придется защищать себя перед лицом правосудия!

— Я прошу немедленно передать меня в руки правосудия.

— Не торопитесь, ваш муж скоро это сделает. А пока удовлетворитесь известием о том, что мать отказывается вас видеть, так как нисколько не сомневается в вашей виновности.

— А тогда зачем она сюда приехала?

— Забрать бумаги, необходимые для поездки в Париж, дабы там по возможности уладить последствия злосчастной дуэли, причиною которой явились вы. Если дело примет дурной оборот, вашему супругу может грозить изгнание и ему придется уехать за границу.

— Но скажите, она расстроилась из-за того, что я не могу повидаться с ней?

— Нет, ведь отказ увидеться с вами исходит от нее.

— Увы, вся семья против меня! Даже если бы я была виновна, вряд ли меня ожидал бы более жестокий удел! О, откуда эта беспредельная жестокость, оставляющая на долю невинности всю

горечь и все муки, коих заслуживают только преступники? Но вы, кажется, были готовы предложить мне свое посредничество и свои услуги, дабы снять с меня воображаемую вину, если я соглашусь совершить подлинное преступление?

— Мое предложение по-прежнему в силе, равно как и цена его.

— Итак, вы хотите быть добродетельным только в том случае, если я стану преступницей?

— Не преувеличивайте. Действие, которое вас так пугает, заслуживает гораздо меньше порицания, чем проступки, уже вами совершенные. Лучше подумайте о том, что, отступив еще на шажок от ваших принципов, вы искупите тягчайшее преступление.

— Не вижу никакой разницы между злом, в котором вы меня упрекаете, и проступком, который хотите заставить меня совершить. А так как вы родной брат моего мужа, то преступление, которое вы предлагаете мне совершить, кажется мне еще ужаснее.