Читаем без скачивания Дилетант - Наталия Левитина

Вместо самого Бублика из комнаты донесся его жалобный вой. Кот не явился на запах жареной печенки — что-то тут было не так. Аркаша вновь заглянул в простенок и увидел, как барахтается застрявший Бублик, пытаясь вырваться из плена и бежать, бежать, бежать к плите.

— Ага! Доигрался! — позлорадствовал Аркаша. — Застрял!

Бублик нервно мяукал и как бы предлагал версию, что на спину редактору он прыгнул исключительно в приступе обуявшей его любви. Кот молил о помощи, ему надо было мчаться на кухню, а он не мог выбраться из-за шкафа. Его вопли разбудили бы мертвого. Руку Аркадия, вновь просунутую вглубь, он теперь не укусил, а быстро облизал. И опять вернулся к своему паническому крику.

Аркаша попытался вытянуть Бублика за лапу или хвост, но было ясно, что сделать это не удастся, не оторвав заодно какую-нибудь часть кошачьего организма. Кот плотно застрял в проеме.

— Да перестань же вопить! — крикнул Аркадий. — Из-за твоих воплей я ничего не соображаю.

Бублик притих, но только на секунду. Через секунду он опять принялся орать.

Аркаша понял, что нужно отодвигать шкаф. Но без посторонней помощи не обойтись.

— Ты что, сдурел? — покрутил пальцем у виска сосед Витя. Он был в семейных трусах с рисунком «ромашковое поле». — Какой шкаф? Ты знаешь, который час?

— Знаю, — уныло кивнул Аркаша, поглядывая на соседа снизу вверх. — У меня кот застрял.

— Кот? — изумился Витя и сладко зевнул. — А я думал, ты все благоустраиваешься. Никак не уймешься.

Витя прислушался.

— Это кот так орет? — удивился он.

— Да, — кивнул Аркаша. — Пойдем подвинем, а?

— Ну и глотка! — восхитился Витя. Он вытащил ключи из замка и закрыл дверь снаружи. — Пойдем.

Предчувствуя близость освобождения, Бублик замолчал. Шкаф нехотя сдвинулся с места. И вдруг… Что-то скрежетнуло наверху, покачнулось, поехало, дверца верхнего отделения распахнулась, и пишущая машинка в сером футляре плавно выкатилась и грохнулась вниз. По пути она задела Аркашину скулу, потом плечо и приземлилась на ногу. Аркаша взвыл не хуже Бублика.

— Ох ты бедный! — посочувствовал Витя, разглядывая ободранную скулу. Потом опустил взгляд ниже. — Хорошо, не оторвало хоть…

Если бы машинка зацепила и то, что имел в виду Витя, то Аркадию можно было бы сразу отправляться на кладбище. Жизнь утратила бы смысл.

Они поставили шкаф на место.

Когда, хромая и не смея пошевелить травмированным плечом, изуродованный Аркадий полз из туалета в спальню, с кухни донеслось аппетитное чавканье. На плите сидел Бублик и, отодвинув, как сумел, тяжелую крышку казанка, увлеченно жрал еще теплую печенку.

Глава 30

Голоса на лестничной площадке разбудили Олесю. Она с трудом поднялась со своего импровизированного ложа, измученная неудобствами прошедшей ночи твердым полом и отсутствием подушки, — и выглянула из-за угла. Кто-то громко ссорился.

— Проваливай! — неслось из открытой двери квартиры.

— Хорошо, я не вернусь! — кричал в ответ молодой мужчина, продвигаясь к лифту и затягивая на ходу узел галстука. Он взял под мышку свою черную папку и нашарил в кармане брюк носовой платок. Нервно промокнул лоб, сказал себе под нос «идиотка!» и скрылся в гостеприимно открывшемся лифте.

Олеся увидела на полу сложенную вдвое десятку — вывалилась из кармана, уцепившись за носовой платок. Олеся вызвала грузовой лифт, надеясь догнать мужчину и вручить ему утраченный дензнак, но, пока она ехала вниз, желание выступить в роли юной тимуровки постепенно угасло. К моменту приземления на первом этаже оно и вовсе испарилось.

«Что для него десятка! — подумала Олеся. — Не деньги. А для меня целое состояние!»

Услышал бы эти слова Игорь Шведов! Он несказанно удивился бы метаморфозе, произошедшей с его принцессой. Беспечная транжирка, Олеся не считала деньгами не только десятки, но и сотни рублей.

Случайно приобретенной суммой Олеся распорядилась рачительно. Чтобы не замечать выставленных в витринах коммерческих киосков бутылок с минеральной водой, понадобилось усилие воли. У хлебного магазина с грохотом разгружали грузовик, и аромат свежих батонов и саек заставил сердце Олеси затрепетать, желудок — болезненно съежиться, а ладонь с зажатой в ней десятирублевкой дрогнуть. «Нет, потом, — мужественно решила Олеся. — Вдруг не хватит».

За полтора рубля она доехала до почтамта — в ранний час здание было полупустым. Пришлось заказывать переговоры у телефонистки и платить за три минуты разговора восемь двадцать, так как попытка дозвониться на сотовый Игоря по автомату бесславно провалилась.

— Шлимовск, третья кабина! — объявил электронный голос из динамика, и Олеся, замирая от радостного предчувствия, метнулась к телефону.

— Игорь! — закричала она в трубку, придерживая за собой дверь с цифрой три на матовом стекле. — Игорь, это я!

— Привет, — ответил любимый муж, но как-то без особого энтузиазма.

«Не врубился еще», — поняла Олеся.

— Игорь, это я, Олеся!

— Олеся?

— Да! Не узнал?

Качество связи было вовсе не блестящим, голос мужа казался Олесе каким-то чужим и отстраненным.

— По правде говоря, нет. Не сказала бы, я сам и точно не узнал бы.

— Это же я! Ты что, за рулем? — Ну.

Не раз Олеся, позвонив на сотовый и пытаясь вкратце, минут за тридцать, описать какое-нибудь свое приключение или приобретение, нарывалась на чересчур сдержанную реакцию мужа. В этот момент он вел машину, а так как семьдесят процентов шлимовских автолюбителей отличались разухабистой манерой вождения, привычка небрежно говорить по телефону во время езды могла обернуться бесплатным абонементом в морг.

Но сейчас, по мнению Олеси, Игорь должен был остановить машину, впиться губами в трубку и вопить от восторга — что нашлась пропавшая жена. Но Игорь был холоден.

— Я в Южном Валомее, — сказала Олеся.

— Что ты там забыла?

— Ой, по телефону я тебе ведь не буду объяснять.

— Олесь, перезвони через пару часиков, а? У меня наклевывается важная встреча, некогда.

Олеся не поверила своим ушам.

— Ты что, с ума сошел! — крикнула она в трубку. — Как это перезвони?

— Ладно, не бесись!

— Я тебе говорю, я в Южном Валомее! Ты что, не понимаешь?!

Игорь явно потерял терпение.

— А ты не понимаешь, что я сейчас не могу говорить! Совсем сдурела! Вчера в два ночи наяривала битых десять минут, когда у меня жена в кровати под боком, сегодня в Валомей укатила! У меня твои выверты вот где!

— Какая жена? — упавшим голосом спросила Олеся. — Ведь я твоя жена, Игорь?

Ей показалось, что мир вокруг расплылся и наполнился пронзительным звоном. Все было нереально, словно она вошла в картину Сальвадора Дали и осталась там, по ту сторону рамы.

— Ты мне пока что только любовница, — отрезал Игорь. — И знай свое место.

И бросил трубку.

Придавленным дождевым червячком Олеся подползла к телефонистке.

— Вы не тот номер набрали, — сказала она в окошко.

— Как не тот? — возмутилась телефонная барышня. — Шлимовск? Вот, смотрите. Шлимовск, три минуты. Вы сами написали.

И она прочитала номер. Только там, где Олеся изобразила цифру три, по мнению телефонистки, была восьмерка.

— Это тройка, — убито шепнула Олеся.

— Тройка? — удивилась девушка. — Ой, ну писать надо разборчивее. Мне некогда ваши каракули расшифровывать!

— Что же теперь делать?

— Заказывайте снова.

— У меня больше нет денег, — со слезами прошептала Олеся.

Телефонистка не поверила:

— Что, даже десятки нет?

— Нет, — покачала головой Олеся.

— Ну, тогда я не знаю…

И барышня обратила взгляд на следующего клиента, дав Олесе понять, что ее время истекло.

Солнце припекало и грело сухой асфальт. Олеся опять оказалась на улице, и у нее в кармане было всего тридцать копеек. Наполеоновские планы в отношении подаренной судьбою десятирублевки бесславно рухнули. Наполеон вряд ли так рыдал после своего Ватерлоо, как Олеся после своего. Во-первых, он был мужчиной, а мужчины не плачут, во-вторых, на нервной почве наверняка лишился аппетита. А Олеся плакала навзрыд, всхлипывая и шмыгая носом, десятка была истрачена на редкость бездарно, и обидно было даже не из-за того, что не состоялся разговор с мужем, а из-за того, что она не купила на эти деньги банку лимонада и пиццу. Олеся умирала от голода и жажды. Кое-кто на нее посматривал, оборачивался, но все молча проходили мимо. Мало ли какое горе может обуревать заплаканную красотку.

Оказалось, все вокруг что-то жуют. Мальчик на роликах проехал мимо и уронил около Олеси обертку эскимо. Женщина с блестящей синей челкой (тушь для волос, поняла Олеся) ела булочку с маком и кофейной помадкой. Двухлетний малыш мучился с апельсином, липкий оранжевый сок уже неузнаваемо изменил его внешность — мама будет в шоке. Парень ел сосиску в тесте. Продавщица семечек грызла красное яблоко. Маленькая девочка прицеливалась к развернутой шоколадке.