Читаем без скачивания День без Смерти (сборник) - Леонид Кудрявцев

— Отчего же, — говорю. — Прекрасно слышал.

— Почему же вы его не выполняете?

— Да вот, — говорю, — травма. Плечо вывихнул. ремней расстегнуть не могу.

— Не лгите, — говорит он. — Или вы забыли устав?

— Да, — говорю я ему. — У меня от этой трясучки всю память отшибло.

— Тогда я вам напомню, — говорит он мне слабым капитанским голосом. — На звездных трассах члены экипажа должны беспрекословно подчиняться приказам своего командира. Вам это понятно?

— А то как же, — говорю. — Чьим же еще?

— Следовательно, как член экипажа вы должны беспрекословно подчиняться приказам.

— Разве я прекословлю? Я и слова-то такого не знаю.

— Выполняйте приказ, штурман Буров! — говорит он мне уже немного окрепнувшим голосом. — Выключайте шкибер.

— Сейчас выключу, — говорю. — Вот только рой пусть сначала кончится.

— Немедленно выполняйте приказ!

— Хорошо, — говорю. — Сейчас я выключу шкибер. А кто поведет корабль?

— Вы.

— Прекрасно, — говорю я ему. — А кто будет стрелять по ним из лазеров? Тоже я?

— Разумеется.

— Тогда я увольняюсь по собственному желанию. Я не могу выполнять невыполнимых приказов.

Где-то в этот момент к нему возвращаются силы, и он начинает ползком пробираться к распределительному щиту.

— Я вам это припомню, штурман Буров, — говорит он мне. — Вы у меня узнаете, что такое неповиновение.

— Буду вам весьма благодарен.

Звездолет тем временем продолжает крутиться волчком, капитана Никитина оттаскивает назад, но он упорнее прежнего продвигается к распределительному щиту.

— Зря вы капризничаете, штурман, — говорит он потом, ухватившись наконец за его основание и делая попытку приподняться. — Пока я с вами, вам ничто не грозит.

— Охотно верю, — говорю я. — А вам?

Он изображает улыбку на своем разбитом лице.

— Ну, мне тем более! Я ведь не могу умереть. Здесь сквозь защитный лазерный заслон каким-то чудом продирается крупный метеорит, и шкибер реагирует на него наиболее естественным образом — задирает корабль носом кверху. В результате этого маневра капитана Никитина отрывает от распределительного щита и бросает назад, к нашим креслам, и его лицо оказывается в каких-нибудь несчастных тридцати сантиметрах от моего, и я вижу, что ОН В ЭТОМ УВЕРЕН.

— Я не умру, Буров, — говорит он потом, немного отдышавшись после падения на пол. — Я не могу погибнуть в рейсе. Да и с вами, пока вы со мной, ничего не случится.

— Почему? — говорю я, как последний на свете тупица.

— Не знаю, — говорит он. — Но, по-моему, я бессмертен. Я это сто раз проверял.

Я, естественно, молчу. Чего уж тут скажешь? А рой тем временем редеет, и толкает наш корабль не так уж часто, но капитана Никитина успело до того измочалить, что он лежит мешком возле своего кресла без всяких новых попыток выключить шкибер. Потом он собирается с силами, приподнимается, взгромождается на свое кресло рядом со мной и пристегивается ремнями. И вовремя, потому что корабль тут же снова бросает вбок.

— А кто будет шкибер выключать? — говорю я.

Он сидит злой и на меня не смотрит. Это длится довольно долго, потом он говорит официальным голосом:

— Штурман Буров, вы обратили внимание, что рой сейчас поредел?

Я даже и отвечать не стал. Зачем же отвечать на такие вопросы?

— Мы сейчас уходим от роя, — говорит он. — Вы обратили внимание, что работают только кормовые батареи, а носовые бездействуют?

— Да, — говорю я. — Естественно, раз мы уходим от роя.

— Так вот, — говорит мне капитан Никитин. — Идите за борт и переставьте одну носовую батарею на корму.

Я, по-моему, даже слов никаких не нашел.

— Вы что, не слышали приказ, штурман? — говорит он — Выполняйте. Не беспокойтесь, ничто вам не Грозит. Немедленно ступайте за борт и переставьте лазерные батареи.

— Это еще зачем? — говорю я. — Вы сами понимаете, что это убийство — посылать человека за борт при метеоритной атаке, пусть самой слабой. Дело, конечно, вовсе не в том, что вас может ударить метеоритом, хотя такая возможность тоже не исключена. Корабль во время метеоритной атаки все время маневрирует, уходит от метеоритов, и, если вы пойдете за борт, вы неизбежно отстанете при одном из маневров. Потому что даже сейчас, когда атака ослабла, корабль изредка дергает. Каждый такой рывок — включение двигателя, а уже если корабль уходит от вас на маршевых, когда вы снаружи, вам за ним не угнаться даже с ракетным пистолетом.

— А как же иначе? — говорит он. — Кормовые батареи не справляются, а на носу вполне достаточно одной батареи. Идите за борт и переставьте.

— Нет, — говорю я. — За борт я не пойду. К тому же я не уверен, что кормовые батареи не справляются. Почему же они справлялись, когда атака еще не стихла?

— Нет, — говорит он. — В разгар атаки нас стукнуло десять раз.

— Уж и десять, — говорю я. — Да и атака давно ослабла. Рой сейчас значительно поредел, вы сами это признали.

— Мне надоело с вами пререкаться, — говорит мне капитан Никитин. — Я сам пойду за борт.

Произнеся эти слова, он встает и направляется к шлюзу и успевает туда проскочить, пока я прихожу в себя.

— Капитан, — говорю я. Он уже в шлюзе, натягивает скафандр за герметической переборкой, но я — то хорошо знаю, что он меня слышит — в шлюзе есть громкоговоритель.

— Капитан, — говорю я. — Не надо глупостей. Не рискуйте жизнью из-за пустяков.

— Ничем я не рискую, — говорит он, и я сразу вспоминаю его лицо в тот момент, когда он БЫЛ В ЭТОМ. УВЕРЕН. — Во всяком случае, мне так кажется, и л это проверю.

И после этих слов покидает шлюз. Некоторое время я слежу по телевизору, как он карабкается корпусу к носовым лазерным батареям, потом спохватываюсь, отстегиваюсь, встаю с кресла, иду к распределительному щиту и выключаю шкибер. Все-таки Никитин молодец — заставил меня его выключить А что мне оставалось делать? Пусть лучше ударит нас лишний раз.

Капитан Никитин тем временем уже снял правую носовую батарею и тащит ее на плечах к корме. Не успел я похвалить его мысленно за быстроту и сноровку, гляжу — на правом локаторе, против точки где только что была батарея, горит сигнал. Значит. еще один метеорит появился откуда-то и мчится теперь прямо на моего капитана, пользуясь тем, что тот только что снял охранявшую его противометеоритную лазерную батарею. В сектор обстрела других батарей метеорит не попадает, разворот сделать я не могу, потому что скинет тогда Никитина в тартарары, увернуться не могу по той же причине; сижу, словно выключенный манипулятор, не имея возможности пальцем пошевелить, и наблюдаю, как у меня на глазах расстреливают моего собственного капитана. Это, конечно, гипербола, попасть в Никитина метеорит не может, слишком такое маловероятно, но все равно впечатление достаточно жуткое.

Разумеется, капитан Никитин никакой угрозы не видит, индивидуального радара у него нет, и ползет себе по направлению к корме, чтобы установить там лишнюю лазерную батарею, последняя надобность в которой давно миновала, потому что атака кончилась и единственный метеорит, оставшийся от роя, приближается сейчас спереди, угрожая ударить по ничем не защищенной обшивке. А из показаний приборов следует, что как раз с ним соприкасаться нам вовсе не обязательно, потому что метеорит крупный и плохо нам придется после лобового с ним столкновения.

Ладно, думаю, все равно обшивку латать.

Тут мой капитан Никитин, проползая около шлюза, вдруг зачем-то как юркнет туда вместе со своей лазерной батареей!

Зачем он так поступил, непонятно, но у меня на душе полегчало. Все-таки неприятно, когда человек за бортом, в который нацелился метеорит, и, кроме того, от толчка в момент столкновения могло бы скинуть моего славного капитана куда подальше, ищи его тогда по всей Вселенной. К тому же теперь мне можно спокойно врубать двигатель, потому что Никитин, к счастью, догадался прикрыть за собой люк.

Подумал я это быстро, вернее, вообще не думал: просто руки и ноги сами потянулись куда нужно, но я Не успел ничего включить, потому что метеорит вдруг рвануло на миллион обломков — бывает такое от внутренних напряжений, и они огненным дождем обдали весь борт нашего доблестного корабля.

А после этого был жуткий, ужасный момент, когда с0 мной что-то происходило, не могу объяснить — что; я и сам этого не помню, помню только жуть и ужас, ужаснее и быть не может, помню, как что-то ускользало, уходило, и я становился другим, но потом это прошло, и только тогда я понял: если бы капитан Никитин не спрятался в шлюзе, он был бы уже мертв.

А капитан Никитин, вот он, вылезает из шлюза, лицо у него бледное-бледное, ни кровинки, и спрашивает: